Нет, милорд, прямо сейчас. Я гордо подняла подбородок еще чуть выше. Будьте любезны.
До последней секунды я думала, что Генрих мне откажет, даже теперь. Думала, что он прикажет мне уйти. Но вместо этого мой муж лишь коротко кивнул Хамфри и епископу, и те оставили нас одних.
Итак? Вы говорили о каких-то новостях.
Да. То, как глубоко мои ногти впились в сжатые в кулак руки, сигнализировало мне о том, что моя смелость имеет границы. Я ношу вашего ребенка.
Ощущение было такое, будто я на публике разделась до нижней сорочки. От повисшей в комнате тишины у меня по коже побежали мурашки. Генрих выронил лист пергамента, который держал в руках, и тот упорхнул на пол; впервые с моего появления в этой комнате король посмотрел на меня по-настоящему внимательно.
Я ношу вашего ребенка, повторила я. Думаю, он родится накануне Рождества, и молю Господа, чтобы это был сын.
Эти произнесенные вслух слова вызывали во мне несравненное чувство радостного возбуждениянаконец-то я сделала нечто такое, что вызовет у Генриха подлинное одобрение. Безусловно, это должно изменить ситуацию. Это заставит его вновь обратить на меня если не любовь, то, по крайней мере, внимание. Я ношу его сына, и он будет благодарен мне, будет внимателен и не станет относиться к своим супружеским обязанностям пренебрежительно, напоминая в постели ленивую служанку, которая, убирая комнату, сметает пыль под ковер. Я знала, что это было лучшее, что я могла совершить для Англии.
Поскольку открытие это я сделала лишь за несколько дней до возвращения короля, мой секрет пока что знала только Гилье, каждое утро державшая передо мной тазик, когда у меня начинались приступы рвоты. Я рожу Генриху ребенка, завоюю его благодарность и докажу, что заслуживаю уважительного отношения к себе не только потому, что согласно подписанному в Труа договору, который вот-вот должен быть ратифицирован парламентом, принесла ему французскую корону, но также благодаря наследнику, которого я ему подарю. И наш с ним сын станет королем Англии и Франции одновременно.
Я приказала себе стоять неподвижно, пока Генрих смотрит на меня из-под сдвинутых в одну линию бровей. Я даже не показывала ему своего удовольствия. Пока что не показывала. Но почему он ничего не говорит? Почему не испытывает такого же восторга, как и я?
Генрих, сказала я, так и не дождавшись ответа. Если у меня родится сын, вы достигнете всего, к чему так стремились. И объедините короны Англии и Франции.
О чем он сейчас думает? Его взгляд был непроницаем, тело напряжено, вышитые на груди леопарды хранили неподвижность.
Наш ребенокнаш сынстанет королем Англии и Франции, продолжила я, занервничав и лишившись присутствия духа. Разве вы не рады?
Это наконец сработало. Лицо моего мужа вдруг озарилось яркой улыбкой, как это было в день нашего знакомстватогда у меня едва не подкосились колени. Так же улыбка Генриха подействовала на меня и сейчас. Точно так же. «Господи, помоги мне!» подумала я. Генрих в три торопливых шага подошел ко мне и принялся целовать мой лоб и губы с таким пылом, какого я за ним прежде не замечала.
Екатерина Моя славная девочка Это самая лучшая новость, на какую я мог надеяться! Мы закажем мессу. Будем горячо молиться о сыне. О сыне, именем Господа нашего! Идите же переоденьтесь. Мы поедем в аббатство, чтобы отметить этот знаменательный день!
Быстрое прикосновение к моей щеке, и Генрих, еще раз поцеловав мне напоследок пальцы, оставил меня; от горького разочарования я готова была расплакаться. О, как бы мне хотелось, чтобы муж заключил меня сейчас в объятия, осыпал нежными поцелуями, доверительно признался мне, что счастлив, что думал обо мне, что скучали даже что благодарен мне за выполненный королевский и супружеский долг.
Но вместо этого он лишь бросил:
Мне необходимо поскорее закончить дела.
Его лицо продолжало светиться радостными эмоциями, но руки уже держали какие-то важные документы, и глаза были устремлены на них.
А потом мы вместе со всей страной отпразднуем величайший подарок, который вы мне сделаете.
Величайший подарок. Это тем не менее не помешало Генриху торопливо закрыть за мной дверьон выпроводил меня искать, что бы такого праздничного надеть сообразно столь чудесному поводу. Возвращаясь в свои покои, я уже не бежала. Я шла медленно, раздумывая над тем, что мое место в жизни Генриха всегда будет второстепенным по сравнению с его ролью венценосца.
Может быть, все изменится после рождения ребенка?
Нет, недели, проведенные врозь, ничего не изменили. Я, точно обделенное вниманием дитя, видела любовь там, где ее не было, а имела место лишь терпимость и умеренное расположение. От надежды на нечто большее я отказалась еще в Беверли, после того как Генрих не рассказал мне о своем горе. Теперь я оставила пустые ожидания, даже когда, облаченная в роскошное синеекак одежды Девы Мариис золотым шитьем платье и накинутый мне на плечи королевский плащ из меха горностая, праздновала это знаменательное событие в аббатстве, где хор пел мне хвалебные песни, провозглашая королевой, которая вскоре станет матерью наследника английского престола.
В этот миг мне улыбались даже мои придворные дамы.
Вы останетесь здесь, в Вестминстере, сообщил мне Генрих, провожая в мои покои после очередного бесконечного пира, устроенного по этому случаю для иностранных послов; сказано это было тем же тоном, каким он последний час раздавал многочисленные приказы. Как только родится сын, вы обязаны немедленно известить меня об этом.
Мой муж готовился к неумолимо надвигающемуся событиюотъезду с армией в Кале. Я не стала тратить время на то, чтобы поинтересоваться, буду ли я его сопровождать. Если Генрих не хотел этого, когда объезжал территории мирной Англии, то явно будет против во время военной кампании, сопряженной с непредсказуемыми сложностями. Светлые дни нашего медового месяца, когда супруг ублажал мой слух пением лучших менестрелей, каких только можно было отыскать в зоне военных действий, казались мне уже далеким-далеким прошлым.
Сейчас я, словно сосуд, предназначенный для того, чтобы произвести на свет вожделенного наследника, представляла собой слишком большую ценность и мной нельзя было рисковать. Это дитя должно было воплотить в жизнь мечты Генриха об Английской империи, раскинувшейся с севера до берегов Средиземного моря. А я становилась важной частью его приготовлений.
Да, конечно, ответила я.
Генрих ни на миг не усомнился, что ребенок наш будет мужского пола. Я взяла мужа под руку, стараясь поднять ему настроение. У него на лбу отчетливо виднелась глубокая вертикальная складка, а озабоченный взгляд был устремлен куда-то вдаль.
Вы сможете отметить его появление на свет одновременно с празднованием Рождества Христова.
Да. Перед отъездом я закажу мессу.
А вы сами к тому времени не вернетесь?
До Рождества оставалось еще добрых пять месяцев. И Генрих, конечно же, мог бы поспеть в срок.
Если представится такая возможность Приеду, если смогу.
Но, по правде говоря, я так не думала. Готовилась затяжная военная кампания, а с наступлением зимы пересечь Ла-Манш можно будет только в случае самой острой необходимости. Когда мы проходили мимо одного из застекленных окон, я мельком взглянула на Темзу, серую и угрюмую в этот пасмурный день, и у меня возникли мысли о зиме. Должно быть, в это время года Вестминстер представляет собой холодное и неприветливое место.
Думаю, мне лучше переехать в Виндзор, если погода ухудшится, произнесла я.
Нет.
Я быстро глянула на Генриха. Как это ни удивительно, в данный момент все его внимание было направлено на меня.
Но почему же?
Потому что я этого не хочу.
Я почувствовала, как в моей груди просыпается бунтарский дух. Раз уж Генриха не будет в Англии, почему бы мне самой не выбрать место для резиденции? Возможно, мой супруг обдумал все недостаточно тщательно; если он и вправду заботится о том, чтобы мне было удобно, ему следует быть открытым к обсуждению этого вопроса.
Мои личные покои в Виндзоре удобнее и не такие Я запнулась, подбирая слова. Не такие пугающе огромные. Здесь же мне кажется, будто я не дома, а внутри какого-то исторического монумента. К тому же в Виндзоре лучше работает канализация. Да и вид из окон мне нравится больше