Прекрасно, сказал Генрих, оборачиваясь на стук моих туфель по камням мостовой. Вы вовремя доберетесь на место.
Я улыбнулась ему безупречной, отрепетированной улыбкой.
Мне бы не хотелось опаздывать, милорд.
Ваши апартаменты готовы и уже ждут вас в Стэмфорде и Хантингдоне. Вам обещан прекрасный прием
Надеюсь на это.
Я протянула ему руку. Генрих поцеловал мои пальцы и помог усесться в паланкин, жестом велев принести для моего удобства еще ковров и подушек.
Я прибуду в Лондон в начале мая, когда парламент соберется на заседание.
Буду ждать встречи с вами, милорд.
От неимоверно затянувшейся напряженной улыбки у меня уже болели мышцы лица, и при этом я просто не могла заставить себя назвать мужа по имениГенрих.
По его сигналу мы тронулись в путь. Я не оборачиваласьне хотела знать, остался ли Генрих стоять, глядя мне вслед, или же решил уйти еще до того, как мой кортеж покинет внутренний двор. Мое путешествие в сопровождении целой кавалькады вооруженных всадников, слуг, пажей и придворных дам прошло великолепно. Народ Англии собирался толпами по пути нашего следования, чтобы увидеть свою новую королеву, даже несмотря на то, что короля рядом с ней не было.
И в Стэмфорде, и в Хантингдоне, и в Кембридже меня ожидал радушный прием; я пировала и развлекалась с поистине королевским размахом, и мое французское происхождение не вызвало каких-либо кривотолков. Эта поездка должна была стать для меня чередой триумфальных выходов к народу, однако во время всего этого впечатляющего действа я очень остро, каждым сантиметром тела чувствовала боль неприятия собственным мужем. Я была для Генриха не более чем сосудом, предназначенным для того, чтобы передать свою драгоценную голубую кровь нашему сыну, в жилах которого она смешается с кровью его отца, что даст ему право претендовать на короны Англии и Франции одновременно. Я должна была сразу же с этим смириться. С моей стороны было невероятной глупостью так долго жить ложными надеждами. Но теперь иллюзиям пришел конец.
Моя наивность, заключавшаяся в том, что я беспрестанно искала любви Генрихалюбви, которой на самом деле не существовало, осталась в прошлом. Его сердце было мне чужим, его душа застыла в панцире изо льда.
Почему я не послушалась Мишель? Это уберегло бы меня от горького разочарования, разбивающего сердце. И хотя я по собственному опыту знала, что слезами горю не поможешь, я все же долго плакала. Окончательное осознание того, какое место я на самом деле занимаю в жизни Генриха, пробирало меня жгучим холодом до костей.
Глава пятая
Итак, он вернулся. Генрих был в Лондоне. Я узнала о его приближении задолго до того, как облако пыли, поднятое его кортежем, заметили с городских ворот стражники, поскольку всю прошлую неделю прибывали гонцы, доставлявшие ультимативные требования к парламенту от имени королянемедленно ратифицировать договор с французами, заключенный в Труа. Я догадалась о приезде Генриха в Вестминстер (где я в то время обосновалась), услышав, как заносят свои вещи и устраиваются во дворце его приближенные и как он сам заходит в свои личные покои. А то, чего я не могла услышать или увидеть из окна, я поручила выяснить своему пажу Томасу. Итак, король снова появился в своей столичной резиденции.
Мне необходимо было с ним поговорить.
Как он выглядел? спросила я, надеясь, что мой настрой побеседовать с мужем как можно скорее поможет мне уловить в словах пажа какую-то важную деталь.
Он был в доспехах, поверх которых надето сюрко с леопардами, доложил Томас, все внимание которого было сосредоточено на колоритном снаряжении его героя и господина. На шлеме был венец с драгоценными камнями, а на боку висел меч
Его Величество в добром здравии? терпеливо поинтересовалась я.
Паж на мгновение задумался.
Да, миледи. И его конь тоже чувствует себя хорошо.
Так почему же я не встречала Генриха во внутреннем дворе, как королева, явившаяся, чтобы поздравить своего короля с возвращением? А все потому, что теперь я уже достаточно хорошо знала мужа и решила дать ему возможность расположиться в своих покоях без спешки, чтобы ничто не отвлекало его, пока он будет разбирать послания и документы, накопившиеся в его отсутствие.
Не так уж давно приобретенный цинизм подсказывал мне, что в лучшем случае Генрих удостоил бы меня беглого поклона или торопливого поцелуя в щеку, а в худшем попросил бы прийти попозже. К тому же я хотела, чтобы наша первая после разлуки встреча произошла наедине, а не в присутствии любопытствующих зрителей: придворных и военного эскорта.
Я час прождала Генриха у себя в комнате. За это время он, конечно, мог бы ко мне и заглянуть, чтобы, по крайней мере, узнать, как у меня дела. Глупая надежда в моей груди напоминала клубок мягкой шерсти, который постепенно разматывался, неумолимо уменьшаясь в размерах. Миновал еще один час. Больше ждать я не могла. Возбуждение, бередившее мне кровь вот уже несколько последних недель, пока что их еще можно было пересчитать по пальцам одной руки, начинало закипать во мне. И состояние это, как я с удивлением отметила, было чрезвычайно близко к ощущению счастья.
В общем, я подобрала юбки и побежала.
Я мчалась по коридорам, как в первый день после свадьбы, когда мое сердце мучительно болело из-за того, что Генрих уезжает, и я в панике неслась к нему во двор. Теперь же я, испытывая сладостное волнение, летела в личные покои короля, минуя многочисленные вестибюли и кабинеты. Слуга, открывший мне дверь, сумел сохранить невозмутимое выражение лица, скрыв изумление: королевам не положено бегать по дворцу.
Где король? требовательным тоном спросила я.
Он в гобеленовой комнате, миледи.
Я продолжила путьтеперь уже шагом, восстанавливая дыхание и моля Бога, чтобы Генрих был там один. Но подойдя поближе, я услышала из-за приоткрытых дверей голоса и расстроилась. Чувствуя раздражение и разочарование, я замедлила шаг. Может быть, подождать? Я задумалась в нерешительности, будет ли разумно с моей стороны и дальше откладывать встречу с мужем, а потом поняла, что это выше моих сил. Я желала поговорить с Генрихом прямо сейчас. Поэтому я толкнула двери и, не дожидаясь приглашения, вошла.
Мой муж разговаривал со своим братом Хамфри Глостером и епископом Генрихом. Услышав неуместный шум, мешавший их беседе, представлявшей собойв этом можно было не сомневатьсявоенный совет, король нахмурился, но потом увидел меня и его насупленные брови разгладились.
Екатерина Одну минутку.
У меня для вас новости, сразу же заявила я, не слишком заботясь о правилах приличия.
Из Франции? резко обернулся Генрих. От короля? Надеюсь, он в добром здравии?
Да, насколько мне известно. Умственное состояние моего отца, безусловно, являлось вопросом государственной важности. Нет, Генрих. Эти новости не из Франции.
А раз не из Франции Муж взглянул на меня так, как будто понятия не имел, что бы я могла поведать ему такого важного, чтобы прерывать его, отвлекая от дел. Он вновь обратился к Хамфри, стоявшему с угрюмым видом.
Есть еще одна проблема: шотландцы поставляют оружие дофинистам. Это нужно пресечь.
Я направилась к супругу, пока не приблизилась настолько, что при желании могла бы коснуться его рукой.
Я желаю поговорить с вами, Генрих, прямо сейчас. Я не видела вас несколько недель. Его брови удивленно поползли вверх, но я настаивала на своем. С улыбкой. Мне бы очень хотелось, чтобы вы уделили своей супруге пять минут.
Разумеется. Его губы растянулись в быстрой улыбке. Если вы наведаетесь ко мне через час после полудня.
Я не была ни удивлена, ни шокирована. Все это уже не могло довести меня до слез. С тех пор как я, наивный ребенок, стояла рядом с Генрихом перед алтарем церкви в Труа, мной был проделан огромный путь. По сравнению с той испуганной девчушкой, которая тряслась от страха, когда одна сидела на коронационном банкете, у меня теперь было несоизмеримо больше уверенности в себе. Недели, которые я провела в одиночестве после своей наскоро сокращенной поездки по стране, добавили мне наконец-то лоска невозмутимости, пусть пока что и довольно хрупкой.