Не ори на меня, огрызаюсь, такое чувство, будто я намеренно это сделал.
А разве нет?!
Я сказал, не ори на меня! Раз оступился и вы теперь вечно будете меня попрекать?! К твоему сведенью, я выпил то, что мне не предназначалось и тем самым спас девчонку.
Что ты мелешь? Джейсон хватает меня за больничную пижаму. Не хватает смелости сказать правду?
Я понимаю, что чтобы я сейчас ни сказал мне не поверят. И меня это выбешивает. Разжимаю пальцы брата и отталкиваю его в сторону.
Можешь проваливать отсюда туда, откуда приехал. Гневно смотрю на него. Небось, как всегда притворялся ох**нным парнем и клеил очередную девицу у себя в кафешке.
А что, если и так? он прищуривается. Завидно?
Да тут не завидовать, а сочувствовать нужно. Причем не тебе, а той лохушке, которая повелась на тебя. Ты ж как хамелеон, который приспосабливается под обстоятельства.
А ты обозленный на все и вся инвалид, но живешь же с этим.
Ооо, качаю головой, видимо, свидание оборвалось на самом интересном, раз ты такой нервный. Так надо было забить на мой звонок и продолжить то, чем ты там занимался. Ты же прекрасно слышал, что я был в неадеквате. Так чего ты приперся? Показать свою псевдо заботу? Нахер она мне сдалась, вот что я тебе скажу. Или лишний раз поиграть в героя перед родителями? Тебе мало почестей, которыми они тебя теперь осыпают?
Ты. Ни хрена. Не понимаешь. Цедит Джейсон и, развернувшись на пятках, покидает палату.
Все как всегда. У нас вечно остается какая-то недосказанность в предложениях.
Но хуже того, что я в полуобморочном состоянии вызвал Джейсона, оказался последующий разговор с врачом. Доктор Айзенберг заглянул ко мне после обеда, когда я вяло ковырялся в остатках клубничного желе.
Ну, здравствуй, Аарон. Давно не виделись.
Угу. Сую ложку в рот.
Сам расскажешь, как эта адская смесь попала в твой организм?
А что там было?
А ты не в курсе?
Поверьте, док, приехать в больницу в бессознательном состоянии и со стоякомне моя прихоть. И я был вам очень признателен, если бы вы мне подробно рассказали о том, что вам удалось выяснить из моих анализов. Это для того, чтобы я потом мог как следует разобраться с теми шутниками, которые это сделали.
Что ж, я не впервые сталкиваюсь с подростками в похожем состоянии. И обычно, это девушки. У которых, помимо всего прочего наблюдаются совершенные действия сексуального характера. То есть, их накачивают и
Я понял, к чему вы клоните. Мрачнею.
То, что ты выпил, доктор Айзенберг оказывается рядом с кроватью, было сделано для тебя?
Нет, качаю головой, для другого человека.
Что ж, пропорции препаратов были явно не соблюдены и завышены. Мужчина откашливается. Ты понимаешь, что это может вылиться в подсудное дело? Убить вас не убили бы, но нанесен непоправимый вред для здоровья. И сделано это было явно не с добрыми намерениями. А значит, это можно расценивать
Никак это не нужно расценивать, прерываю его речь.
Аарон, если бы эту смесь выпила бы девушка, а я прекрасно понимаю, что ее сделали не для парня, врач хмурится, последствия были бы печальнее. Если бы у нее оказался слабее организм, ее бы попросту отправили в отключку на несколько дней. И это не шутки. Такие действия наказуемы.
Я все понял и разберусь со всем самостоятельно. И, как совершеннолетний житель этого города, я имею право отказаться от предъявлений каких-либо претензий.
Ты уверен, что хочешь покрыть виновных? Не пожалеешь о своем решении?
Нет. Уверенно киваю в ответ.
Хорошо, дело твое. Но я обязан поговорить с твоими родителями.
Не стоит.
Аарон, дело даже не в случившемся. Врач машет перед моим носом папкой с моими анализами. Это даже хорошо, что ты попал к нам в больницу. Есть кое-какая динамика в твоем состоянии. И она не очень хорошая.
Я тогда даже ничему не удивился. В последнее время у меня в жизни почти ничего не происходит хорошего. Поэтому когда приехала мама с отцом, я отказался присутствовать на разговоре. Бесцельно блуждал по коридорам и рассматривал пациентов и их родных. Я ненавидел больницы не за то, что был здесь частым гостем. А за те эмоции, которыми были пропитаны эти стены. Сколько бы слоев красок на них не было, сколько бы жизнерадостных плакатов и фото не наклеено, все равно от них разило болью. Я повидал здесь многое: и счастливые лица на выписках из родильного отделения, и отчаяние у хирургического блока, когда от тебя ничего не зависит и ты ничем не можешь помочь, кроме как понадеется на опыт хирургов. И даже скорбь. Последнее можно прочувствовать на последнем этаже, где расположено онкологическое отделение. Именно туда меня притащил Джейсон после неудачной попытки суицида. Притащил на руках, без кресла и усадил на стул посреди коридора, чтобы я не мог никуда деться.
-Смотри, шипел он мне в лицо, смотри, как люди из последних сил цепляются за то, что ты готов был просрасть из-за своей слабости.
И я смотрел. Я видел стариков, людей средних лет, своих ровесников и даже детей, которые стоически терпели ад. И тогда, я, человек никогда не считавший себя сентиментальным, расплакался. Потому что мои беды оказались пустышкой по сравнению с тем, что переживали эти люди. И больше мыслей сделать с собой что либо не появлялось. Вот такая у меня вышла перезагрузка.
Да, по мнению остальных, я стал более жестоким и озлобленным. Но они не понимали, что за всем этим я скрываю самое обычное чувство страха. Как и сейчас, когда доктор Айзенберг что-то говорил моим родителям за закрытыми дверями своего кабинета, я попросту трусливо свалил. Боясь, что услышав что-то плохое, сорвусь и покажу свою слабость. А они не должны этого видеть. Вот поэтому я и дожидался лифта, чтобы поскорее скрыться со своего этажа. И совсем не ожидал увидеть там Аллегру в домашнем костюме и такой же биркой на руке, которая свидетельствовала о том, что она явно здесь не временный посетитель.
Ну, привет, въезжаю в лифт и делаю разворот.
Привет. Девушка засовывает руки в карманы кофты. Тебе куда?
В кафетерий. А тебе?
Тоже.
Почему ты выбрала именно грузовой лифт?
Здесь народу всегда мало. Отстраненно отвечает она. А ты?
По той же причине, отшучиваюсь, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Не люблю большое скопление людей, они вечно пытаются усесться мне на коленки.
И это действует. Потому что она хлопает себя ладонью по лбу и хихикает, но тут же пытается стать серьезней.
Прости, не подумала и ляпнула ерунду.
Да ладно, я не в обиде.
Лифт останавливаются и я, как истинный джентльмен, пропускаю девушку вперед. А затем выкатываюсь следом и следуем к стойкам, где расположены сэндвичи и десерты. Не сговариваясь, берем одинаковые пирожные и стаканы с лимонадом.
Можно мне с тобой? удивляет ее вопрос.
Конечно, какие проблемы. Останавливаюсь у столика, где с одного края есть мягкий диванчик, а с другого пустота и я могу с легкостью ее заполнить своей коляской.
Как ты себя чувствуешь? Аллегра делает глоток из стакана.
Уже нормально.
Это хорошо. Она поджимает губы. Слушай я хотела бы извиниться и сказать тебе спасибо. Если бы не ты
Все в порядке. Опускаю глаза на свои руки, которые сжимали металлические дуги колес.
Нет, она качает головой, ты просто многого не знаешь. И если бы я тогда выпила тот напиток, были бы плачевные последствия. Так что ты меня спас. Спасибо тебе за это.
Эмм хорошо, если тебе это так важно, я принимаю твою благодарность. Говорю эти слова вслух, а сам про себя делаю пометки, что Майку это просто так не сойдет с рук. Но, тогда и ты прими мою. Ты тоже меня спасла. И от поцелуя с Рут и потом, когда вызвала скорую.
Ты помнишь? Ты же был в отключке, удивленно смотрит она на меня своими серебряными омутами и я впервые понимаю, что с Аллегрой что-то не так.
У нее уставший вид. Из-за сильной бледности кожи, выделяются синяки под глазами. И вообще, она выглядела так, будто последние сутки рыдала.
Почему ты здесь? пропускаю ее вопрос мимо ушей.
Временные проблемы со здоровьем. Она отстраняет взгляд в сторону и нервно теребит полоску на запястье.