Я лежал на ковре, укрыв наготу чем попало, кажется, это были её любимые белые гольфы. Сесиль пошла первая в душ, тут зазвонил телефон. Игнорироватьпервое, что пришло в голову, но он звонил так настойчиво и нудно, что я всё-таки решил поднять трубку, к тому же она пела под струями воды и ничего не слышала. После проклятого «Я слушаю вас», которое я по привычке всякий раз говорю, мне никто не ответил, слышалось только чьё-то удивление и потом сдавленное дыхание, я уже решил положить трубку, как голос Агаты спросил:
Это ты? Ты у неё? Позови её к телефону.
Она не может подойти сейчас.
Почему? Она в душе, наверное, подмывается?
Агата, ты вульгарна, и не вздумай мне сейчас закатывать скандал по телефону, в четверг встретимся и всё обсудим.
В ответ раздались короткие гудки. Одновременно открылась дверь в ванной, и вышла Сесилия в полосатом халате с чалмой на голове из розового полотенца.
Кто-то звонил?
Это была Агата!
С понедельника до четверга целых четыре дня, и как бы ни старался, ты проснёшься в одно прекрасное утро и поймёшь, что сегодня четвёртый день недели и вечером предстоит тяжёлый разговор с человеком, которого ты всё ещё любишь. Холодильник пустовал ещё со вторника, Сесиль как в воду канула, даже в магазин сходить не было настроения. И всё-таки кусок масла я нашёл, коврижка зачерствелого хлеба, крепкого, как картон, тоже нашлась, с вареньем неслыханно повезло, Агата как-то купила загадочную банку, на которой были изображены плоды баобаба. Осталось зарядить кофеваркуи завтрак готов. Я посмотрел на часыбыло восемь часов утра. Я вздохнул: до прихода Агаты осталось двенадцать часов. Сказать, что я был в смятении или сильно волновалсяэто значит ничего не сказать. Внезапно открылась входная дверь, и вошла Агата с двумя сумками, наполненными провиантом из супермаркета, я даже не успел удивиться, так быстро всё произошло. На ходу поздоровавшись, она пошла прямиком к холодильнику и стала перекладывать из пластиковой сумки пакеты в холодильник. Судя по тому, как быстро она это делала, было видно, что сильно волнуется. Одна из банок с клубничным вареньем упала на пол и вдребезги разбилась. Пока я вставал, глазами ища совок с веником, она успела схватить осколок стекла левой рукой и порезаться. Яркая кровь закапала на ломтики бурой клубнички, растекаясь маленькой лужицей на полу.
Агата, что ты делаешь! воскликнул я, беря её кисть за большой палец, порез оказался небольшой, но сильно кровоточил. Она посмотрела мне в глаза. Её взгляд был полным печали и страданья, нет, это не была боль от ранки, я видел её в детстве и с переломанной ногой, из которой торчал кусочек розовой кости, когда она, стиснув зубы, стоически терпела, это были мучения душевные, только сейчас я заметил, как она бледна. Я зажал ранку салфеткой, поцеловал её холодные губы и сказал:
Прости меня дорогая, усаживая её на стул.
Тебе нечего извиняться, это я во всём виновата.
Пластырь, йод, немного бинтавсего, что нашлось в домашней аптечке, оказалось достаточно, чтобы продезинфицировать и заклеить ранку. Сидя на корточках рядом с ней, перебинтовывая её бледную кисть с голубыми прожилками вен, я стал объяснять ей, стараясь немного успокоить.
Агата, почему ты так болезненно воспринимаешь мою связь с Сесилией? У тебя есть муж, я. Почему же мне нельзя иметь кого-то, кроме тебя, ты же не эгоистка, и это нечестно с твоей стороны, в конце-то концов.
Она понурила голову
У меня нет мужа, Максим, то есть как бы он есть и нету в то же время.
Я ничего не понимаю, дорогая, либо есть, либо нет, другого не бывает
Не торопи события, придёт время, и ты всё узнаёшь, а Сесиль ты забудь, так будет лучше для нас всех, она очень несчастная женщина. Нет для меня никого дороже тебя на этом свете, я потеряла всякий здравый смысл от любви к тебе, ты мой ангел, каждый миг, что проходит с тобой, это есть моё счастье, ты думаешь, я не мечтаю каждое утро просыпаться рядом с тобой?
Агата, для меня важно знать, ты скандалила с нею? Она как в воду канула, четвёртый день даже не звонит, я ходил к ней домой, и там никого нету.
Нет, я с ней, конечно, поговорила, но ничего удручающего между нами не произошло, что бы могло тебя насторожить, поверь мне.
И видно было по ней, что она досконально искренна, о чём говорила сейчас, как выплеснула наружу всё, что накопилось у неё за эти годы в потайных глубинах, самых темных колодцах души.
Нет, Агата, теперь ты выслушай меня, мне надоели всякие недоговорки, загадки, тайны. Хотим ли мы этого или нет, но каждый из нас живёт своей жизнью, и, как я понял за эти несколько лет, нарушать фактически сложившийся порядок вещей не в силах ни ты, ни я. Поэтому ты по-прежнему дорога мне, я люблю тебя, но у тебя семья, дети, у меня появилась Сесилия, которая также стала мне дорога. Оставим всё как есть, поверь, так будет лучше, ведь это ты, в конце-то концов, затеяла эту историю, секс втроём, за что я тебе, конечно, благодарен.
Это невозможно Максим! воскликнула она взволнованно.
Мне надоело это всё, Агата, я ухожу, даже, может быть, навсегда, прости меня. Наверное, всё же возвращусь к себе, мне надо немного отдохнуть от этого города.
Площадь Тертр после дождя, он прошёл здесь минут пять назад, необыкновенно освежил её смрадный воздух, временно убрав запахи кухонь, ресторанов и кофеен, расположенных по периметру улицы. Николя и Жаклин увлечённо что-то рисовали на своих полотнах, пахло пастелью и маслом, муза витала в облаках.
Опаздываешь, заметила Жаклин.
У него, кажется, неприятности, подметил Николя, прищуривая один глаз.
Как ты узнал?
Ха! Я профессиональный художник, не то что некоторые, замечать, что происходит вокруг, моё ремесло.
Нико, ты договоришься у меня сегодня! Рассказывай, что произошло?
С сегодняшнего дня я бездомный, раскрывая переносной мольберт.
У меня жена, дети, прости, друг.
Ты можешь остаться на пару дней у меня, пока не подыщем тебе что-нибудь подходящее.
Сегодня вечером будь с ней ласков, мой друг, тогда задержишься больше чем на неделю.
Я всё слышала, Николя!
Вечером вместе с Жаклин мы заехали ко мне, она осталась ждать меня на улице в машине, весьма плохо припарковавшись, заехав левой стороной на бордюр. Тем временем, спеша, я собрал что могкраски, одежду, любимую кофеварку, написал короткую записку Агате и вышел на улицу с одним потрёпанным чемоданом.
Да, небогато ты живёшь, заметила она, открывая багажник маленького «Рено-5».
Талант надо голодным держать, почему-то ответил я.
Садись, талант, окинув меня с ног до головы пустым взглядом с ухмылкой.
Я много слышал о парижских комнатушках под самой крышей домов, в которых когда-то жила прислуга, а ныне переоборудованных под квартиры. Теперь я видел её воочию. Довольно-таки непросто поместить на восьми квадратных метрах кровать, плиту, раковину, письменный стол и небольшую перегородку с душем, турецкий туалет, конечно, в коридоре. Жилищный кризис, бушующий в Париже, заставляет уже не одно поколение людей идти на подобного рода ухищрения, такие комнатёнкипросто находка для студента. Однако Жаклин очень нравилось жить в такой каморке, она даже гордилась ею, называя её «моя маленькая конура». Краски, холсты хранились под кроватью, воздух был спёртым, поэтому она быстро открыла окно, показала, куда поставить чемодан, и пошла сразу в душ, не задёрнув почему-то занавеску, не забыв при этом предупредить меня, чтобы я не подглядывал за ней. Через пару минут она вышла, распаренная, в роскошном пеньюаре на китайский мотив, который довольно-таки плотно облегал её пышные формы.
Максим, душ свободен, постарайся не брызгать водой по сторонам, как бы невзначай оборонила она, плавно передвигаясь в полной гармонии с соблазнительным бюстом, я кивнул головой в знак согласия и пошёл освежиться. После душа на столе меня ждала бутылка вина, фрукты и сыр.
Это для натюрморта? спросил я, прикидываясь дурачком.
Нет, это для нас, пока мы не сдохли, подобно фазанам, что ты малюешь по утрам, у неё всегда был неотразимый юмор и аппетитные бледно-розовые губы бантиком.
Отыскав в кармане сигареты, я закурил, пуская дым кольцами, она же начала рассказывать мне, как сложно писать контрастные натюрморты.