Однажды во время одной из таких прогулок на опушке леса около ручья он случайно наткнулся на художника, который рисовал ручей, заросший камышом, и лежащую на траве обнажённую девушку, за которой подглядывал молодой мушкетёр из-за кустов сирени.
Нравится? не оборачиваясь, спросил художник.
Да, очень.
А что тебе нравится?
Речка как настоящая.
Да, протянул художник, а девушка тебе не нравится?
Нет, уверенно сказал Макс. Мушкетёр красивее, особенно шляпа на славу удалась, с видом знатока добавил он.
Сара, где ты там? Выходи, ты не нравишься молодому человеку! неожиданно закричал художник в направлении кустов цветущей бузины.
Кому это я не нравлюсь здесь! из раздвинувшихся веток вышла абсолютно обнажённая молодая женщина, очевидно натурщица, только вышедшая из воды. Её длинные волосы, разбросанные по плечам, трепыхались от лёгкого ветерка, на белом роскошном теле с застывшими капельками воды красиво выделялись округлые груди со стекающим ручейками влаги между ними вплоть до лобка, на котором еле виднелся светлый пушок курчавых волос. Его робкий взгляд непроизвольно скользнул к соцветию её ног, заметив, она продолжила.
Так кому я тут не нравлюсь? сердито повторила она. Тебе, что ли? с ухмылкой.
Макс застыл в оцепенении, его даже затошнило немного от волнения. Натурщица сделала шаг вперёд, взяла его за руку и положила кисть его руки себе на грудь, высунув при этом кончик розового язычка.
А так нравится? страстно спросила она, переходя на полушёпот.
Он отдёрнул руку, словно прикоснулся к чему-то горячему. Первый раз перед ним стояла обнажённая женщина, и он не мог отвести от неё глазнастолько это было красиво, и в то же время им овладел непонятный страх, смущение, беспокойство, паника от незнания, что делать, что сказать, он повернулся, отдёрнул руку и бросился наутёк, ничего не соображая, настолько это всё было для него неожиданным. Ему вдогонку нёсся свист и смех, а он бежал сломя голову наперегонки со своим стыдом.
Дома он забился на чердак среди пыльных книг и журналов, ему стало вдруг стыдно, потом смешно, от руки шёл еле заметный аромат духов, напоминающих фиалку. Он не мыл три дня свою правую руку, даже засыпал, держа её как можно ближе к носу. Именно с тех пор в своих ночных грёзах он стал мечтать о профессии художника, чтобы быть окружённым красотой, женской красотой.
Потом запах прошёл, и он стал постепенно забывать про это забавное приключение, но что-то изменилось в нём с тех пор, он стал по-другому смотреть на женщин.
Каждое лето в деревню прилежала семья богатых парижан, у которых была большая дача недалеко от них, через дорогу напротив, за которой его мать находила время присматривать в течение года. За небольшую мзду она стригла газон, обрезала ветки деревьев, поливала цветы. Люди они были приветливые, никогда социально не дистанцировались с деревенскими, но и особой близости не проявляли. У них была молодая дочь со смазливым лицом и довольно-таки раскрепощёнными манерами. С первого же раза, как она увидела Максима, ещё в детстве, подошла к нему первой, протянула руку с половинкой шоколадки и сказала
На, бери, ешь, теперь мы будем друзьями, и ты должен делиться со мной всем, что у тебя есть, ты мой друг.
Родители были совсем не против общения их дочери с деревенскими детьми, лишь бы их не беспокоили разными шалостями лишний раз, оставили в покое. Так между ними и завязалась настоящая дружба, они бегали вместе по холмам, поросшим сочной травой для выпаса скота, спускались в овраги, где текла горная речка, смотреть, как из воды выпрыгивает форель в погоне за мальками, кормили любопытных коров цветами с руки, ловили бабочек, быстрых ящериц, пожиравших жужжащих мух с окна. Как-то они спустились вниз по ущелью, к самой речке, которая пересыхала летом, превращаясь в болотце, поросшее камышом и осокой, местами растекаясь посередине небольшим, еле заметным ручейком. Рядом с небольшой насыпью гальки и песка, где рабочие когда-то пытались строить плотину, очевидно ещё до войны, они нашли небольшую пещеру с заброшенными инструментами и разбитыми бутылками. Пару гильз от патронов, память от макизаров, полусгнившую ветошь, ботинок с оторванной подошвой. Она подняла зелёный осколок бутылочного стекла, стёртый от времени, и посмотрела на небо через него. Макс с любопытством за ней наблюдал.
Возьми другой осколок и сделай как я.
Ну и что ты там видишь? почти прикладывая к глазу.
Зелёное небо.
Ну и что дальше, оно и голубое неплохо смотрится.
А то, что когда я уеду и буду скучать по тебе, стану смотреть на зелёное небо и вспоминать тебя, и ты тоже делай, как я.
А что это даст? с недоверием.
Глупый, ты не понимаешь ничего, если мы заскучаем одновременно и будем вместе смотреть на небо, ты здесь, а я даже на краю света, то превратимся в синих птиц и полетим друг другу навстречу. И больше никогда не расстанемся.
Хорошо, сказал Максим, пряча осколок в карман. Пусть будет по-твоему, синяя птица.
Потом целый год с нетерпением он ждал её, смотря время от времени на небо через осколок стекла, так прошло несколько лет.
Но как-то она приехала, с коротко подстриженными русыми волосами, с уже почти сформировавшейся грудью, от неё пахло дорогими духами, и он тогда в первый раз заметил, что у неё большой, выразительный рот. Она не была уже той бойкой, весёлой девчонкой, что бегала по холмам и оврагам вместе с ним. Днём они вместе лежали в поле на траве и смотрели в небо, как плывут над головой кучевые облака, он чувствовал, как край её ситцевой юбки лежит на голой коленке из-под шорт. Вечером вместе сидели у опушки леса на поваленном бревне с облезлой местами корой и смотрели закат, ночью искали созвездия Большой Медведицы и Водолея. Потом поцеловались, и она разрешила ему потрогать свою небольшую грудь. На следующий день он пришёл к ней домой, и они уединились на чердаке в маленькой комнатушке. Пока внизу шумели гости у родителей, она успела стянуть на кухне бутылку Cahors, шоколад и яблоко, дальше все произошло случайно, то ли от выпитого вина, то ли пришло время любви, а может, и то, и другое вместе. Потом были клятвы верности, слёзы и расставание. Звали её Агата.
Порой бывает так, что жизнь нам дарит человека, без которого ты даже себя представить не можешь. Нет, это не только любовь, это ещё что-то другое, похожее на болезненную привязанность. Каждый жест, слово, движениеэто мазок краски на полотне, на котором ты пытаешься изобразить на свой лад то, что в реальности может иметь абсолютно противоположные очертания. Что этосамообман, иллюзия, бредовая фантазия слабового человека. Нет, это нечто большее, чем палитра чувств, где каждая мысль, переживания, ощущения есть не что иное, как частичка твоей души. Некоторые называют это любовью, другиеиндивидуализированным половым инстинктом.
Макс сидел на диване в мастерской, со стаканом виски на донышке, глубоко затягиваясь только что свёрнутой самокруткой и с тревогой думал о заказе, который надо было закончить в срок, заплатить за просроченную аренду помещения, за воду, газ, холодильник был полупустой уже третий день. Ему давалось всего лишь три дня на портрет корсара в пиратском костюме с тростью в руке, на фоне пиратского корабля в море. Заказчик абсолютно не торговался, лишь только передал фотографию человека, который должен был быть изображён. Картина ему никак не давалась. Сказывалась усталость от напряжения и неудач, преследующих его в эти последние дни. Всё началось со звонка хозяина мастерской, который надменным тоном довольно-таки недвусмысленно намекал, что выставит его на улицу, если он не внесёт квартплату в ближайшие дни. Макс нагрубил ему в ответ, на что тот, не попрощавшись, бросил трубку. Можно было бы, конечно, попросить взаймы у Агаты, но он дал себе слово никогда не опуститься до этого, в тот день, когда он не сможет обеспечить сам себя, просто сядет на поезд и возвратится домой.
Пылающий жаром огненный пепел свалился с конца косяка ему прямо на брюки и, прожигая насквозь ткань, дошёл до ноги. Он вскочил как ужаленный, стал стряхивать пепел с брюк. В этот самый неподходящий момент зазвонил телефон.
Макс ты пошёл на рандеву? спрашивали в трубке.
Почему ты не пришла, Агата, я ждал тебя в баре?