Что, думаешь, преувеличиваю? воскликнул он, Ничуть. Скорее преуменьшаю. И очень скоро все вы сами убедитесь в этом. Если бы понадобилось сравнить его, поставить с кем-нибудь в один ряд, я бы не побоялся, назвал, пожалуй
Не надо, Гриша, мягко остановила она его. Зачем? Я охотно допускаю, что ты прав.
Но ведь ты улыбалась, усмехалась, я же видел! В запальчивости он даже голос повысил.
Тут другое, не сердись, сказала она. Ты так расписывал его добродетели словно сватать подрядился!
Сказала и тут же спохватилась: уж этого-то ей никак не следовало говорить! Глупая промашка. Грише того ведь только и нужно.
А что, неплохая мысль! засмеялся он. Чем не пара? Соня не откликнулась, свела недовольно брови, Гриша и отстал, умолк наконец-то. Не совсем, значит, без соображения Они работали теперь в совершенном молчании, как-то чудно даже было. Но Гриша, видела она, не просто молчитдумает о чем-то; не часто бывает у него в лице такая сосредоточенность. Вот бы подглядеть, озорно подумала она вдруг, какие мысли у него в голове! Гриша перехватил ее взгляд. Застигнутая врасплох, она не отвела глаз, все смотрела на него исподлобья. Она чувствовалаон о чем-то спросить ее хочет; о серьезном, похоже; хочет, да не решается. Решился
Не пойму тебя, Сонюшка, загадочно и почему-то с участием сказал он, опустив глаза.
Она угадала, кажется. Все о том же, поди, о ней, о Желябове; ох, уж эта мне назойливость сверх меры! Решила: если догадка ее вернаответит резко, чтобы навсегда отбить эту забредать в этот огород. Невольно напряглась внутри.
Вот ты сейчас с нами, заговорил он после паузы глухо, да в таком еще деле. Опять помолчал. А ведь в партию нашу, в «Народную волю», так и не вступила. Почему, а?
Соня прикусила губу. Ах, Гриша, Гриша, несуразный ты парень, да можно ль так? Подобных вопросов никто еще не смел задавать ей. Нет, она понималаон вовсе не хотел ее поддеть, такого и в уме у него не было; его действительно кровно, должно быть, занимало, отчего так странно, так непоследовательно ведет она себя. В самом деле, не загадка ли? Смешной человек, но что я могу сказать тебе в ответ? Разве объяснишь все это в двух словах? Да и есть ли смысл? Все равно ведь мое никто за меня, сам господь бог даже, не решит
Это долгий разговор, Гриша, сказала она. Очень долгий. Подумав, прибавила:Пожалуй, и ненужный.
Гриша топтался рядом, сам не свой. Потом выдавил из себя:
Ты прости, Соня. Я не хотел обидеть. Это было лишнее.
Что ты, Гриша, сказала она. Я понимаю. Повернулась к нему:
Видишь ли, Гриша, я сама ведь толком не знаю ответа на твой вопрос
Он сполоснул руки и, ни слова не говоря, стал надевать на себя полотнянуюдля работы внизурубаху. Соня посмотрела на ходики: странно, до смены с добрый час еще, куда он торопится? Но ничего не сказала. Спустя минуту он сам счел нужным объяснить:
Сегодня ведь не льет, глядишь, Саша поскорей управится.
Как она могла забытьснег же! И в самом ведь деле, работа должна нынче спориться лучше!
Гриша тем временем обулся в яловые крепкие сапоги и сидел теперь на стуле расслабясь, словно копил силы, ни капли не хотел растрачивать без нужды.
Соня сходила за дровами в сарай (Гриша все равно здесь не помощник, нельзя ему во дворе появляться, незаконный жилец он тут), принялась за топку. А у самой в голове одна забота: как же она на базар-то поспеет? Решила так: печи вот затопит, поставит мясо вариться, а уж остальное Михайлов, когда сменится, досмотрит; жалко его, конечно, пусть бы отдыхал, да что сделаешь? Но все получилось лучше, чем загадала.
Услышав условный стук в дверь, побежала в сени, глянула в щелку: Галя Чернявская, вот кстати! Галя вместе с Айзиком Арончиком держала конспиративную квартиру, но когда могла, приходила сюда, помогала Соне в хозяйственных делах. Сегодня Соня не ждала ее, да еще так рано (помнится, какое-то, говорила, дело у нее сегодня неотложное); кольнуло сердце: ничего не случилось? Нет, все в порядке, просто владелец дома собирался устроить натирку пола у всех жильцов, а работники не пришли.
Соня наскоро объяснила ей, что нужно сделать, сама же быстренько оделась по-уличному, ушла, прихватив с собою корзину и вместительную кошелку.
4
Солнце светило как-то застенчиво, неуверенно, точно боялосько двору ли пришлось, но и этой толики света, чуть придымленной облачной кисеей, было достаточно, чтобы сверкал и искрился, как дорогое стекло на гранях, спеленавший всю округу снег.
Соня шла веселым шагом к переезду, с радостным изумлением оглядывая знакомые места и не узнавая их, смотрела не вперед, а больше по сторонами поплатилась за это. Только свернула к пакгаузу по уже протоптанной кем-то в снегу тропкене повезло, нос к носу с бабкой Трофимовой столкнулась. Пришлось задержаться: с нею, с бабкой этой, надо постоять, про жизнь потолковать. Трофимова не просто соседкой была, она посредничала при покупке дома у Василия Кононова (он свояком ей приходится). По этой причине многое знала: и что дом куплен был у Кононова за две с половиной тысячи, и что новым хозяевам тут же пришлось заложить этот дом за тысячу рублей, и что деньги, полученные под заклад, пошли на ремонт и перестройку дома (а как иначе можно было объяснить, куда девается столько досок?), и, наконец, что после ремонта сюда приедут жить родители Сухорукова. Последнее обстоятельство вызывало у нее особенный интерес, при каждой встрече обязательно спрашивалачто, не приехали еще старики?.. Закончим вот ремонт, сказала Соня, тогда уж.
Да, да, покивала головой, посочувствовала Трофимова, куда в такой развал стариков везти? Тут же полюбопытствовала: а что так долго ремонт тянется? Зимой совсем худо будет Так-то оно так, соглашалась Соня, да что поделаешь! Кабы работников стоящих нанять, а то все ведь своими руками. Спасибо хоть родственники пособляют.
Насчет «родственников» она нарочно ввернула: а ну как бабка замечала посторонних? И точнозамечала. То-то, говорит, гляжу я, чужие вроде шастают; а один, смотрю, и вовсе черный, не русских кровей, чудной такой
Вот так бабкавсе углядела! Ноского она имеет в виду: Гольденберга, Арончика? А может, Сашу Михайлова? Тоже борода чернущая. Нет, его Трофимова хорошо знает, он-то, Михайлов, как раз и набрел на нее в поисках подходящего дома Медлить с ответом больше нельзя было, бабка и так уж с подозрением сверлит ее глазками. Соня рассмеялась: а, это Митюня, мужнин племяш! И вернона цыгана смахивает!
Приличия ради полагалось теперь выказать интерес к старушечьему житью-бытью. Соня хотела было пренебречь этим (ввяжешься в такой разговорввек не отцепишься!), но вовремя одумалась. Лучше уж самой порасспрашивать, чем на бабкины каверзные вопросы отвечать А вы-то как, Анна Степановна? Неужто спину все ломит?.. Ой, ломит, девонька, сил нет как ломит Думала, заснежит-запуржитотойду, ан нет, все едино ломит! Видать, не жилец снежок этот, нет, не жилец, того гляди, опять мокрядь затеется, чтоб ее
Посудачилиразошлись. Уф!.. Соня ускорила шаг, чуть не бежала: как бы не окликнула старуха, с нее станется! За полчаса добралась до города. На площади у Курского вокзала села в конку, прошла вперед, тут еще были свободные места. Раздался звонок, тронулись. А Соня как села у окошка, так всю дорогупока ехала, экая даль, до Леснорядского рынка (можно бы, конечно, поближе, на Таганку, там тоже базарчик имеется, но на Леснорядском много дешевле все), Пока конка кружила ее по Черногрязской, по Земляному валу, по Елоховской, мимо церкви, по Красносельской, всю дорогу обдумывала свой разговор с Гольденбергом.
Вряд ли сознавая это, он, Гриша, в самую точку попал. Именно это ведь и не дает ей спать по ночам, саднит и мучит непрестанно: ее двойственное положение, а главноечто не видит она пока возможности покончить с этой постыдной неопределенностью. Ничего другого, только это, а вовсе не опасения, как старалась себя уверить ночью, не помешает ли что довести до конца подкоп! Тем обиднее было, что то, в чем она даже самой себе не хотела признаваться, никакая, выходит, ни для кого не тайна.
Что и говорить, странновато, должно быть, выглядит она со стороны! Никто ведь ее не неволил: сама вызвалась стать хозяйкой московского этого дома, участвовать не просто В подкопев убийстве царя. Вызвалась, хотя вполне могла и в стороне остаться, и никто, ни единый человек, не бросил бы в нее камень. Она вольна была в тот момент поступать, как ей будет угодно, сообразуясь лишь со своею совестью, с убеждениями своими. Другое дело, что Исполнительный комитет вправе был отказаться от ее услуг, что ж, она приняла бы это как должное