Он рассмеялся:
Это естественное любопытство.
Все мои коллеги говорили мне, что с тобой легко общаться.
Его брови поползли наверх.
Правда? А что еще они сказали?
Я замялась. Ответ на этот вопрос может прозвучать некрасиво.
Леонард говорит, что тебя легко поймать.
Ах, легко поймать? Мне это даже нравится. Я всегда считал, что за спиной обо мне так и говорят «легкая добыча».
Да, вроде того. Но в хорошем смысле.
А есть что-то хорошее в легкодоступности?
Я поправила ремень безопасности. Он явно ждал ответа, и я постаралась говорить как можно мягче.
Энди говорит, ты очень сообразительный, ведь ты настолько открыт, что любое твое слово теряет ценность для какого-то одного медиаресурса. И все же репортеры явно тобой интересуются.
Он на мгновение задумался.
Скажи мне вот что. Почему ты решила стать папарацци?
О, ну Я не ожидала, что подвергнусь допросу в духе испанской инквизиции.
То есть я не берусь судить, но ты здесь не так долго, поэтому я задумался: ты приехала сюда ради именно этой работы?
Я откашлялась.
Я действительно пыталась найти другую работу, но на рынке не так много вакансий для журналистов. Я опустила глаза и смахнула с рубашки невидимую ворсинку. Но там работает один мой друг из колледжа, и он организовал мне собеседование.
А, по протекции, поддразнил меня он, однако без снисхождения. Ты просто хотела работать в Нью-Йорке, да?
Я кивнула.
Мне нужна работа. Я же должна оплачивать счета. И покупать на что-то бургеры. Слова повисли в воздухе, и я подумала, что Мика не мог забыть, каково это сидеть без денег и едва сводить концы с концами. Можно задать тебе один вопрос?
Он ухмыльнулся.
Я думал, ты закончила работу.
Да, но мне любопытно. Что произошло между Иден и Энди? Должно быть, это случилось до того, как я оказалась здесь, и никто никогда не рассказывал мне об этом.
Что ж, да, уверен, что Энди этого не помнит, а вот Иден Давай я просто скажу, что они с Адамом до сих пор вместе, несмотря на статьи, которые он о ней писал.
О, все настолько плохо?
Иден считает именно так. Она, пожалуй, забывает, что Энди не мог бы писать всякую грязь, если бы она ничего не скрывала. И эта схема отлично работает, правда же?
У тебя в этом плане другой подход, не так ли? То есть, раз я сейчас рядом с тобой, ты явно не боишься представителей средств массовой информации.
Он пожал плечами.
Иден затаила злобу, а я считаю, что мы живем в такое время. Желтая пресса не оставляет нас в покое, так почему не вести себя открыто и дружелюбно?
Я никогда не могла устоять перед соблазном сыграть роль адвоката дьявола, и поскольку он разделял мою точку зрения, я попыталась взглянуть на ситуацию с точки зрения Идена.
Это работает лишь до тех пор, пока тебе нечего скрывать. Быть может, у тебя никогда не было секретов? А что бы ты сделал, если бы были?
В том-то и дело. Я живу по принципу того, что секретов не существует. Правда раскроется рано или поздно. Лучше уж я сам обо всем расскажу?
И это дало мне возможность услышать ту самую историю, которую я не смогла выудить у него в начале недели.
Так что случилось с твоей бывшей девушкой?
На долю секунды улыбка исчезла с его лица, и я поняла, что застала его врасплох. Но он быстро оправился.
Видимо, бесполезно просить тебя выключить рабочий режим, да?
Конец. Любой стоящий репортер дошел бы до сути и получил бы хоть какие-то сведения для утреннего выпуска. Я оценила разочарованное выражение его лица и простодушие в голубых глазах и, зная, что могу воспользоваться его открытостью, продолжила копать.
Что? Нет, извини. Я спрашивала неформально. Прости меня. Считай, что это профессиональная деформация. Я умолкаю.
Он вздохнул.
Во-первых, она не была моей девушкой.
Нет? Но о вас писали как о паре целый месяц. Я провела свое собственное расследование. В каждой статье ее называли девушкой Мики Синклера по имени Изабель Монтрель.
Ну ведь желтая пресса дает самую точную информацию. Он закатил глаза и рассмеялся. И уже не в первый раз я задалась вопросом, каково это быть по ту сторону объектива, когда твои слова и поступки постоянно истолковывают превратно, чтобы разрушить репутацию, и каково воевать из-за статей, выпущенных ради чьей-то выгоды.
И что потом? Разве ты с ней не порвал?
А ты не читаешь желтую прессу? Тут он хихикнул, а я с облегчением выдохнула, радуясь, что не обидела его.
Я и читала. Разумеется, да. Видя, как легко репортеры из других газет добывают информацию, я чувствовала, как будто мне насыпают соль на рану. Ту самую информацию, которую могла бы получить и я, если бы Мика не сбил меня с толку.
Ты сказал, что вам было весело, но ничего серьезного так и не вышло.
Неудивительно, что у него репутация ловеласа.
Честно говоря, правильнее будет сформулировать это так: она повеселилась и пошла своей дорогой. Обычно так и случается. Я знакомлюсь с девушкой, она какое-то время проводит со мной, а потом знакомится с кем-то еще, с кем-то более известным и взлетает по социальной лестнице. На этот раз в его смехе послышались нотки фальши. Уголки его губ поднялись, и мне на мгновение показалось, что я заглянула за неизменно очаровательный фасад. Это даже напоминает сделку.
Грустно это все как-то. Я повернулась и посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, не лжет ли он. Почему ты всегда говоришь, что ты во всем виноват? У тебя уже сложилась определенная репутация, знаешь ли.
Я никогда не говорил, что виноват. Я говорил, что решение было обоюдным, но по какой-то причине это всегда толкуется как признание вины. Он пожал плечами, словно хотел сказать «что поделаешь?». Но это ведь не сильно портит мой имидж. Меня и так уже причислили к плохим мальчикам, которые вечно веселятся.
Что ж, складывается впечатление, что ты и встречаешься лишь с теми девушками, которые ходят на вечеринки.
Нет. Я встречался с хорошими девушками.
Правда? Поверить не могу, что не читала ни об одной из них в желтой прессе.
Хорошие девушки не любят папарацци, подмигнул он.
Можно подумать, папарацци это остановит. Уж я точно знаю.
Я знаю. Он посмотрел в окно. Поэтому такие отношения не переходят в долгие и серьезные.
И что? Ты просто сдаешься?
Его плечи поникли, и он повернулся ко мне с самым серьезным выражением, которое я когда-либо наблюдала на его лице.
Я не сдался. Возможно, я пошел по пути наименьшего сопротивления. Он наклонился ко мне. Возможно, я еще не встретил подходящую девушку.
Он флиртует? Я простонала:
Эта фраза еще на кого-то действует?
На его лице заиграла шаловливая улыбка.
А это ты мне сама расскажешь.
Вот ты пройдоха.
Не-а, я просто прямолинеен.
Я рассмеялась.
Это вряд ли! Брать у тебя интервью все равно что пытаться поймать намазанную жиром свинью. Он фыркнул, услышав это. Я принялась его разглядывать с надменной ухмылкой. И зачем ты мне все это рассказываешь?
Не знаю. Наверное, не стоило. Я так и вижу, как это все всплывет завтра в прессе. Однако ты произнесла мои любимые слова «я не на работе».
Если честно, я понятия не имею, какой материал можно из этого состряпать.
Он придвинулся ближе и прижался ко мне. Ремень он так и не пристегнул.
Зафиксируй это. Я пытался тебя раскусить весь вечер.
Меня?
Проигнорировав мой риторический вопрос, он потянулся и выдернул прядь моих волос, скользнул по ней пальцами, а потом отпустил локон, и он упал на плечо, а потом вновь принял былую форму.
У тебя и правда красивые волосы.
Я отмахнулась от возбуждения, которое принесло это прикосновение. Я не хотела поддаваться на его лесть.
Ты не ответил на мой вопрос. Почему ты так добр со мной?
Журналистка до мозга костей. Он взял меня за руку так осторожно, словно боялся, что она взорвется в любую секунду. И все же должен отметить, что пока в твоем любопытстве нет ни грамма циничности.
Я ощутила мозоли на кончиках его пальцев, когда он сжал мою руку чуть сильнее. Его пульс и мой попеременно стучали, и теперь уже я чувствовала это кончиками пальцев. Я сосредоточилась на том, чтобы сохранять спокойствие, опасаясь, что он придвинется еще ближе, и в то же время боясь, что он отстранится.