Владимир Иванович снова взял ее за локоть, крепко сжал и горячо зашептал:
Шура, поверьте мне, как другу, как коммунисту Я не себя спасаю. Но положение очень серьезное. Три дня назад наши оставили Минск Немцы под Жлобином
Сдали Минск?! чуть не крикнула Саша.
Тише. Не надо паники.
А Мурманск?
При чем тут Мурманск? удивился учитель.
Там мой муж.
А-а
Неужто правда сдали Минск? Не могу поверить!
Я знаю точно. Потому и пришел к вам Из Речицы эвакуируют семьи
Теперь Саша поверила ему, поверила, что он пришел с самыми чистыми намерениями, как добрый друг, и почувствовала к нему благодарность. Не зная, как выразить ее, доверчиво спросила:
Что же мне делать?
Поезжайте завтра в Речицу. Я позабочусь, чтоб вас посадили в эшелон для эвакуируемых.
Спасибо, просто, от души сказала она и настороженно прислушалась. В хате заплакал ребенок. А где-то вдалеке послышался гул самолетов. Забыв попрощаться, она бросилась в хату, к дочке.
II
В Речицу Саша не поехала. Она рассудила иначе, недалеко отсюда, за Днепром и Сожем, ее родная деревня, отцовский дом, так зачем же ехать невесть куда? Дома она будет в полной безопасности: если врагу даже удастся дойти до Днепра, то уж туда, через две большие реки, ему ни за что не прорваться. Она продолжала спокойно работать. И только когда у самой деревни появились военные и начали строить укрепления, она решила ехать. Трудно ей было расставаться с местами, где началась ее самостоятельная жизнь, где каждая мелочь напоминала о Пете, об их счастье, коротком, но ярком. Что ждет ее?
Аня взяла в колхозе лошадь и сама решила отвезти ее. Когда стали грузиться, Саша удивилась, что набралось так много вещей.
Обжилась я тут у вас, сказала она Ане.
Я мешок жита положу, Шура, предложила Аня.
Что вы, Аня! Зачем оно мне?
Ой, все пригодится. Ты теперь не одна. Жить надо, дочку кормить. Бери. А я твою полоску сожну.
Два дня назад по указанию райкома колхозные посевы разделили между колхозниками и сельской интеллигенциейпо количеству едоков. Саша тоже получила двадцать соток. Это ее встревожило: дурной признак. По правде говоря, не появление войск, а раздел посевов заставил ее подумать о предупреждении Владимира Ивановича и пуститься в путь за две большие реки.
Вот и мешок с житом уложен. В хате осталось самое дорогоедочка. Саша отправилась за ней. Комната, где жила Саша, теперь показалась большой, какой-то пустой и от этого неуютной. Саша закутала малышку, перецеловала детей хозяйки. Взяла дочку на руки и еще раз поглядела вокруг. Хозяйка помолилась на образа.
Сашу почему-то это очень взволновало. Захотелось плакать.
Аня, если письмо от Пети придет, вы обязательно перешлите мне. Уж как-нибудь, еще раз попросила она, хотя об этом уже было не раз говорено.
Передам, Шурочка, сама принесу. Здесь же недалеко. Добегу.
«Аня тоже не верит, что они могут сюда дойти», с облегчением подумала Саша.
Несколько соседок вышли на улицу проводить ее. Окружили повозку.
Вот и вы, Шура, нас покидаете, сказала одна из женщин, тяжело вздохнув. Вчера учительницы уехали. Одни мы остаемся Пусто, как после чумы.
У Саши больно сжалось сердце. Она не знала, что ответить, как утешить этих добрых горемычных женщин, чувствовала себя виноватой перед ними. В чем же ее вина? Разве ее собственная судьба легче? Разве она не такая же солдатка? Но она бежит от войны за две широкие реки, а они остаются здесь. Имеет ли она право так поступать?
Дитя захворает, некому будет и полечить, укором звучат слова молодухи с ребенком на руках.
Саша опускает глаза, крепче прижимает к груди свою дочку. Нет, это не укор, это боль души.
Счастливого пути вам, Шурочка, говорит женщина с ребенком ласково и сердечно. Коли все обойдется, не забывайте нас, возвращайтесь.
Саша радостно встрепенулась, с благодарностью посмотрела на женщин полными слез глазами.
Я вернусь. Я непременно к вам вернусь. Родные мои, добрые!..
Ну, хватит вам! Целуйтесьи едем. Путь не близкий, грубовато сказала Аня, по-мужски вскакивая на передок и разбирая вожжи.
В местечке они заехали в больницупопрощаться с Марией Сергеевной. Саша взглянула на доктора и ужаснулась: она постарела, осунулась, поседела.
Что с вами, Мария Сергеевна?
Со мной ничего, Саша, спокойно, но грустно ответила она, проводя ладонью по лбу. Что у народа, то и у меня. Горе. От горя не молодеют. Вон и у тебя тоже тени под глазами Не дает спать? кивнула она на малышку.
Нет, она спокойная. Самой не до сна. Вы от Сени письма не получали после того, как началось?
Я?
Этим коротким вопросом Мария Сергеевна выдала себя. Саша поняла, что письмо есть, и рванулась к ней, схватила за руку, сжала.
Мария Сергеевна, не скрывайте от меня ничего. Я все хочу знать.
Успокойся. Я ничего не скрываю. Сеня написал коротенькую открытку на второй день Да вот она при мне.
Она достала пачку бумажек из нагрудного кармана халата.
Саша почти вырвала у нее из рук измятую открытку, прочитала вслух:
«Моя милая, славная мама!
Я жив и здоров. У нас покуда тихо. Настроение хорошее, очень хорошее. Будем бить врага. Милая мама, я хочу, чтоб ничто тебя не страшило, чтоб ты была мужественной. Но если тебе, случится, скажут что-нибудь дурное о твоем сыне, я прошу тебя: никому не верь, мамочка. Я был и всегда останусь честным и правдивым, каким воспитали меня ты и папа. Я люблю свою Родину так же, как тебя, родная моя мама. А еще я люблю истину и правду и ненавижу невежество, ты это знаешь. Обнимаю тебя и целую.
Саша не вникла в смысл прочитанного, в странные слова сына Марии Сергеевны, не догадалась, сколько боли и душевных мук принесли эти слова женщине. Немного успокоенная тем, что у них «покуда тихо», с обидой подумала: ведь вот сын написал матери, а Петя ей, своей жене, не пишет.
Вы давно получили?
Дня четыре
Почему же не пишет Петя? Подумал бы он, как это тяжелоничего не знать!
Им не легче, друг мой, вздохнула Мария Сергеевна. Они тоже, наверно, ничего не знают. И они, конечно, пишут. И Петро и Сеня И другие Но все сейчас нарушено. Одни письма прорвались, а другие, может быть, под бомбы где-нибудь попали.
Если я уеду, ничего мне больше не узнать Как я там буду жить? Не надо мне ехать. Надо ждать Верно?
Мария Сергеевна, не отвечая, взяла на руки ребенка, откинула марлю. Девочка спала. Лицо врача прояснилось. Саша склонилась над дочкой и улыбнулась:
Она тихая Спит и спит.
Нет, вам надо ехать, решительно сказала Мария Сергеевна, поднимаясь и протягивая Саше ребенка. Вам нельзя больше задерживаться ни на один день. Сегодня ночью кто-то сжег наром
Как же мы теперь переправимся?
Надо ехать на Лоев. Может быть, там цел.
А вы, Мария Сергеевна?
Я одна. Уйду с последним красноармейцем.
Саша вдруг почувствовала страх: если и Мария Сергеевна думает, что ей придется куда-то уходить, значит, опасность близка. Несколько минут назад она тихо и мирно сидела на знакомом больничном дворе, любовалась с крутого берега Днепром, и ей никуда не хотелось ехать. А теперь заторопилась: ей не терпелось поскорей очутиться на том берегу реки, луговом и лесистом. Она заплакала, когда Мария Сергеевна на прощание обняла ее.
Выехали за местечко, Саша то и дело просила:
Скорей, Аня, скорей!
Аня, не жалея, стегала лошадь кнутом. Дорога песчаная, тяжелая, лошадь мотала головой и не хотела бежать. Вскоре их остановили военные, сказали, что дальше ехать нельзя, и посоветовали поехать другой дорогой. Они назвали деревни в стороне от реки, показали на далекие сады, видневшиеся за морем ржи. Дорога вдали от Днепра показалась Саше страшной. Она попросила Аню повернуть назад.
Куда же мы теперь? спросила Аня.
Не знаю, беспомощно ответила Саша. Я ничего не знаю. Может, посоветуемся с Марией Сергеевной
А чего советоваться! Надо ехать на Речицу. Там мост.
Мосты бомбят, Аня. Есть ли он еще там, мост? Может, его давно нету.