Я хочу научить вас конспектировать. Основное пособие курсанта училищаконспект. А конспект пишется не под диктовку.
Впрочем, ребята на него не обижались. Павел Ефимович в отношениях с ними был по-свойски грубоват и открыт и снискал себе своеобразное признание: он был единственным, кого спецы называли по имени-отчеству, избегая узаконенного обращения «товарищ преподаватель».
О войне он чаще всего рассказывал с улыбкой: подбирал такие случаи, где все кончалось благополучно, герои получали награды. О себе не говорил никогда. Тем не менее спецам откуда-то было известно, как он воевал, и за это его еще больше уважали. В школе о нем ходили легенды
Павел Ефимович был на войне летчиком, летал на штурмовиках Ил-2. Имел на своем счету больше ста боевых вылетов, сбивал фашистов и сам бывал сбит.
Последний бой провел как раз в годовщину войны, 22 июня 1942 года. В первой половине дня был в составе шестерки. Вернулись, пообедали, не успели отдохнутьпоступил приказ: вылететь эскадрильей на бомбежку воинских эшелонов. Отбомбились, вернулись потрепанные зенитным огнем и не все, а тут снова приказ: послать тройку бомбить склады горюче-смазочных материалов.
Поначалу все шло хорошо. Самолеты без особого труда пересекли линию фронта, вышли на цель и нанесли удар. Склады загорелись, наше звено развернулось на обратный курс. И почти сразу из-за облаков со стороны солнца на него ринулись восемь «фоккеров» и один «мессер».
Хотя силы были неравны, наши летчики не ушли в оборону, а наоборот, нападали, наскакивали, шли на таран, и фашисты вынуждены были уклоняться, маневрировать, и, значит, чаще, чем наши, открываться, нечаянно подставлять хвост. В результате было сбито семь фашистских самолетов. Личный счет Усенко в этом боюдва «фоккера». Ударил по третьему и сразу выключился.
Пришел в сознание в госпитале на операционном столе. Как стало потом известно, Павла Ефимовича подобрали партизаны и через шестеро суток переправили за линию фронта. Из него вынули несколько осколков, но один осталсяв голове. Парализовало всю левую часть тела. Кроме того, левая же нога была сломана при падении на землю, от удара о приборную доску разбито лицо, помята грудь и травмирован позвоночник.
Дела Усенко были плохи. Из госпиталя его эвакуировали в другой, подальше от фронта. В кузове «студебеккера» было тряско, а летчик, весь в бинтах и в гипсе, не мог защищаться от толчков машины; в результате сломался гипс на ноге, он потерял сознание. Санитары, посчитав его мертвым, сняли с машины и передали похоронной команде. Он был уложен в братскую могилу, но зарывать ее в тот вечер почему-то не стали, отложили до утра.
На заре похолодало, и холод вернул летчика из небытия. Он начал ворочаться и громко ругаться: что же это за порядки у медиковраненые должны лежать в таком холоде и тесноте?
Его выволокли из могилы и, выслушав брань, сказали:
Ну, парень, счастлив твой бог. Считай, с того света вернулся. Теперь долго жить будешь.
Начались странствия по госпиталям. Когда, наконец, выписали, отцу сказали: проживет год-полтора. В нейрохирургическом институте операцию делать не сталиопасно для жизни, а без операции, мол, может прожить два-три года. Но, добавил врач, работать ни физически, ни умственно нельзя.
Доктор, а дышать можно? с горькой усмешкой спросил Усенко.
Не склонный к юмору врач ответил серьезно:
Дышать можно, а работать нельзя.
Но как человеку без дела? Для чего же тогда жить?
Вопреки запрету он засел за учебники и через год поступил в педагогический институт. После второго курса перевелся на заочное отделение и стал работать в спецшколе. К этому времени он уже мог ходить
Все движения Павла Ефимовича были плавны и размеренны, как в слегка замедленной киносъемке, спину он держал неестественно прямо и напряженно, будто по команде «смирно». Иногда, резко оборвав речь, он умолкал и, сцепив зубы, страдальчески морщась, уйдя в себя взглядом, переживал внезапную атаку боли. А потом снова звучал его молодой сочный голос.
Обычно уроки химии начинались шутливой перепалкой с ехидными любезностями и любезными насмешками. Дело в том, что Усенко был командиром шестого взвода, соперника четвертого в соревновании.
Так было и на этот раз.
Ну, как дела у шестого? невинно осведомился Славичевский, когда преподаватель сел за стол. Головокружения от успехов по русскому не наблюдается?
Это был намек на позавчерашнее сочинение, за которое шестой взвод собрал богатый урожай двоек и троек.
Дела неплохие, с наигранным смирением ответил Усенко. Головокружения не наблюдается ни от успехов, ни от неудач. И в этом залог того, что к концу четверти шестой станет лучшим в школе.
Если не будет больше сочинений, съехидничал Захаров.
Сочинения будут. Но у нас народ не гордыйупорно грызет гранит науки, быстро исправляет двойки и пишет все грамотнее. У вас же, гляжу, кое-кто неделями в бэу ходитгордые, черти!.. Ну, довольно болтать! Иди к доске, Бутузов.
После опросаконспект. Тихо. Только слышен ровный голос преподавателя, скрип перьев и пошмыгивание носами. И вдруг в этой напряженной тишине раздался высокий вибрирующий дискант:
Чтоб был народ, как тот матрос убитый
Один за всех и все за одного!
Наступило полное беззвучие, через несколько секунд взорвавшееся хохотом.
Над чем там трудишься, Архимед? отсмеявшись, крикнул Павел Ефимович. Стихи, что ли, сочиняешь?
Темнокожее лицо Васи Матвиенко еще больше потемнело от густого румянца. Во взгляде, что случайно перехватила Манюшка, была растерянность только что разбуженного человека: мол, простите, случайно вырвалось, ей-богу, не хотел.
«Какой-то он»неопределенно подумала Манюшка.
Тихий, незаметный, приходил Матвиенко в класс, садился за свою вторую в первом ряду от двери парту и молча погружался в чтение, никого не задевая и досадливо отмахиваясь от тех, кто пытался задеть его. Отвечал преподавателям обычно сосредоточенно морща квадратный выпуклый лоб и охватив его растопыренной пятерней. Иногда вступал в общий разговор, высказывал свое мнение, спорил, но сразу уходил в себя, когда, исчерпав аргументы, начинали укрываться за шуточками или общими местами типа «сам дурак». Когда за что-нибудь хвалили его, отмахивался с выражением досады и страдания на лице. В последнее время он частенько оказывался рядом с Манюшкой у доски на самоподготовке или в коридоре у окна. Но она как-то не обращала на это внимания, тем более, что разговор обычно клеился из каких-то текущих пустяков.
После урока она подошла к нему. Сосед его по партеОчеретянподначивал Васю:
Архимед, ты по каким числам причесываешься?
Праздный народ на соседних партах посмеивался.
Ну вот какое твое дело? отбивался Вася. Мои волосы, хочу причесываюсь, хочунет.
Что значит «мои»! Видал в строевом уставе на картинках каким солдат должен быть? Чистенький, подтянутый и, между прочим, причесанный. А ты? Как с ведьминого помела сорвался.
Матвиенко уныло шевелил бровями. Видно было, что он хоть и уткнулся в книгу, но не читаетподначки Очеретяна допекли его.
Слушай, чего ты прилип к человеку, как банный лист? вмешалась Манюшка. И эти зубы скалят. Совсем затравили хлопца. Пошли отсюда, Архимед, поможешь решить задачку.
Она потянула его за рукав, и Вася послушно и с радостью за нею последовал. Манюшка начертила на доске многоугольник, записала условие задачи. Он следил за ее рукой, запустив пальцы в шевелюру и бормоча:
Найдем площадь Сторона АС плюс высота Пополам Ага, вот Он схватил мел и начал быстро писатьмелкие крошки полетели в разные стороны. Искрошив один кусок, взял другой и продолжал покрывать доску цифрами и буквами. Манюшка с трудом успевала следить за его рукой и осмысливать написанное.
Вот и все, сказал Матвиенко и обвел ответ жирной рамкой. Некоторое время он смотрел на свои записи, а потом смущенно произнес:Задача трудная, не сразу и решишь. Он явно пытался ободрить Манюшку.
А вот ты же сразу решил.
Теперь Вася начал оправдываться.
Да тут, видишь ли, раз на раз не приходится. Бывает, сидишь, сидишь
Ты, наверно, сильно любишь математику?