Нет, это хорошо, что будет теперь все-таки семья Мельниковых. Горько, что Домановых нет. Ее, Манюшкин, долгсо временем создать новую семью, хоть и не хочется замуж Да и нечего пока забивать голову всякими глупостями, это еще успеется
Отсюда мысль скользнула к Николаю Вербаку, их редким встречам и странным отношениям. Не поймешь, за кого он ее считает. Когда Манюшка приезжает, радвидно по глазам. И ей с ним радостно и хорошо. А потом вдруг сворачивает на протоптанную дорожку: начинает докапываться, любит ли она его, а когда Манюшка говорит, что они друзья, в глазах его появляется ревнивый блеск, и он начинает уже окольными путями выяснять, кого же она в таком случае любит.
Любовь, любовь Что они все носятся с нею, как кошка с куском мяса? Есть же вещи и поважнее! Да Манюшка с радостью отдала бы эту самую любовь со всеми пресловутыми объятьями и страстными лобзаньями за одно только красиво сделанное упражнение на турнике «подъем махом вперед»: ну никак оно не дается!
В караульном помещении стояли три узких топчана, длинный, в чернильных пятнах стол и несколько тяжелых табуреток. На топчанах только что прошла пересменкадвое, встав, ушли на посты, а двое бодрствующих заняли их места. Третий топчан занимал помощник караульного начальника. Он будет похрапывать полночи, а потом его место займет начальник караула, спец из первой роты, который сейчас читал за столом толстенную книгу. Манюшка и Игорь Козин, только что сменившиеся с постов, должны были два часа бодрствовать, прежде чем завалиться на топчаны, а потом, через два часаснова на посты.
Игорь патрулировал во дворе, промок и продрог на холодном ветру под полуснегом-полудождем. Войдя в караулку, сразу занял место у батареи парового отопления и начал пылко ее обнимать. Манюшка с табуреткой тоже подтянулась тудапотрепаться после двухчасового молчания.
О румяноликий брат мой Мáрий! преувеличенно громко стуча зубами, воскликнул Игорь. Клянусь полустоптанным каблуком моего левого ботинка, такой мерзопакостной погоды я еще не переживал!
Погодка еще та, поддакнула Манюшка. Если хочешь, давай поменяемся постами.
Благодарю вас, сэр! Предложите это своей невесте.
Манюшка пожала плечами.
Не хочешькак хочешь.
Послушай-ка, зеленоглазый брат мой, переменил разговор Козин, а почему это ты никуда не поехала? Неужели торчать в вестибюле с раскуроченным противогазом и нестреляющей винтовкой предпочтительнее, чем полеживать кверху пузом на печи и жевать домашние калачи?
Да видишь ли, отец у меня женился, так я решила не мешать им.
Ну если родной отец считает, что родная дочь помешает его супружескому счастью, тогда конечно Клянусь блеском латуни на моих погонах, я и сам не поехал бы к такому отцу.
Нет, он так не считает, хотя и неродной. Это я так считаю. А вдруг, думаю, и он так считает. Тьфу! Иди ты к чертям собачьимзапутал!
Так у тебя, значит, тоже родных никого, понизив голос, протянул Игорь. Видимо, только это и выделил он из всего, что она сказала. Слова его и голос отозвались в сердце девочки пронзительной печалью. Война?
Что же еще, тоже тихо ответила Манюшка. Была у нас большая семьявсе полегли. Троих убили, а мать с сестричкой сами от войны померли. Меня бы тоже не было, если бы не паренек один, твоих, наверно, лет. Он меня дважды от смерти спас. Первый раз от голодной, а второйот пули. Поехали мы с нимну, и еще двое наших деревенскихна Украину за хлебом. Это уже после победы, месяца через два, оголодали совсем Попали в руки к бандеровцам. И повели нас расстреливать. Когда скомандовали нам бежать, Велик мне и говорит: «Беги впереди меняи никуда вбок». Я так и сделала. Ну, а он и взял в себя мои пули. Вернулась я в деревню, а там Великов отец с фронта пришел, сына дожидается Вот он меня и удочерил.
Они некоторое время сидели молча, облокотившись на батарею, словно загородившись друг от друга.
Не уходит она из памяти, сволочь такая, еле слышно заговорил Игорь. Не уходит, хоть молчи, хоть плачь Я один был у отца. Дразнили: папенькин сынок. Когда отец ушел на фронт, остался с теткой. Тетка была связана с подпольем. Приходили какие-то люди, оставляли свертки, сумки. Потом появлялись другие, все забирали. Или тетка сама уносила. Однажды она не вернулась. Ждал я ее допоздна, помню, прислушивался, не раздадутся ли условные стуки, не дождался, уснул. А ночью пришли немец и полицай. Долго рылись в квартире. Что искалине нашли, зато набили карманы разными мелкими вещичками, наволочкивещами покрупнее. Меня же еще и тащить заставили Собрали нас, ребят, от одиннадцати до пятнадцати, человек тридцать и отправили в поместье немецкого баронапоявился уже гад на нашей земле. Поселили в амбаре, поставили надсмотрщикаместного полицая. Краснорожий такой, вечно «под мухой» ходил. А еще толстая ракитовая палка у него была, а на ней вырезан орнамент и пауки-свастики. Когда охаживал этой нарядной палкой наши спины, любил приговаривать: «Хай живе вильна Украина». И вообще дисциплину он установил палочнуюв прямом смысле. Не вскочил по команде «подъем»пять палок пониже спины. Сорвал тайком огурец, морковку выдернулпять палок по спине. Косо глянул на «господина воспитателя»палка по голове. Ишачили от утренней зари до вечерней. Едажидкий кулеш на воде, летомсвекольник, хлебные огрызки с баронского стола И знаешь, все забылосьтяжелая, до обмороков, работа, голод, даже побои. Не забывается только Игорь потрогал свой перебитый нос. Ну, как бы это сказать Унижение? Да, и унижение Но хуже всегочувствуешь, что ты все больше и больше становишься рабом. С каждым окриком, с каждым ударом палки из тебя уходит человеческое и заменяется рабским. Понимаешь? Умирает гордость, самолюбие, достоинство. Заместо них остаются покорность, страх. Я потом, когда нас уже освободили, долго еще не мог стать нормальным человеком. Кто-нибудь косо глянетя вздрагиваю. Война закончилась, отец пришел с фронта Правда, через два года умер от ран Бывало, в шутку замахнется, а у меня все внутри сжимается и какая-то сила давит, сгибает спину и колени.
Кто бы мог подумать! удивленно сказала Манюшка. Ты такой веселый
Козин убрал локти с батареи, сел прямо и уставил на Манюшку свой повседневный насмешливый взгляд.
О легковерный брат мой Марий! Не всему верь, что тебе вешают на уши. Потрепались, скоротали время и обо всем забыли. Идет?
Успокойся, у меня язык не длиннее твоего.
Ну, смотри. У летчика словоне олово.
Разговор этот долго еще тревожил Манюшку, она так и не уснула в ту смену. А когда вернулась с поста через два часа и встретилась с Игорем, поняла, что и он не смог избавиться от разбуженных воспоминаниями мыслей и тревог. Едва увидев ее, Козин сказал:
Знаешь, Марий, у меня душа дрожит, как подумаю, а что, если опять Ведь все время грозятся. То из-за океана лай, то из ближней подворотни гавкают. Вот вчера генерал Риджуэй выступал
Мы с тобой люди военные, перебила Манюшка. У нее тоже «дрожала душа» от этих мыслей, но она гнала их прочьчто изводить себя понапрасну? Полезутбудем драться.
А может, не полезут? Может, не осмелятся, сволочи? Потому что победа им не светит, смотри. У нас тоже теперь атомная бомбараз. Он начал загибать пальцы. Братья-китайцы, считай, победилидва. А это, дружище, ни много ни маловосемьсот с лишним миллиончиков к нашему социалистическому шалашу. Немцы провозгласили ГДРтри. Ну, и в других странах Греки бьют своих фашистов, вьетнамцы вот-вот вытурят французов из своего дома, индонезийцыГолландию. На Филиппинахпартизанское движение Короче, расстановка такая, что и дураку ясно: мы непобедимы. Согласна?
Манюшка пожала плечами.
В общем и целом. Но знаешь, на расстановку надейся, а сам не плошай. Двойки по военному делу нам с тобой хватать еще рано.
Однако какой ты зануда, о зеленоглазый брат мой, засмеялся Игорь. Совсем как наш обожаемый взводный.
ГЛАВА ВОСЬМАЯЧеловек из братской могилы. Архимед
У преподавателя химии Павла Ефимовича Усенко была своя метода преподавания: он требовал, чтобы его объяснения записывали. Говорил Павел Ефимович быстро, увлеченно, и лишь разъясняя особо сложные понятия, чуть-чуть замедлял темп. Когда кто-нибудь начинал роптать: мол, ямщик, не гони лошадей, отвечал: