А вы против Кафки?осторожно осведомился Гатеев.
Я против малограмотности!отрезала Муся.
Далматова ни при чем,заступилась Сильвия.Вполне грамотна. А Кафку, пожалуй, она одна и читает на этом курсе. Ну, еще два-три человека...
Шизофреники!брякнула Муся.Я, голубчики, за здравый смысл!.. А вы, кажется, со мной не согласны?в упор обратилась она к Гатееву, поймав его улыбку.
Да ведь что понимать под здравым смыслом?так же осторожно возразил он.Термин этот не очень точный, и можно ли с ним подойти, скажем, к прозе Апдайка, или к пьесам Беккета, или хотя бы к фильмам Феллини...
Он оборвал вдруг, точно спохватившись, и было что-то неясное в наступившем молчании: он как бы зачеркнул Мусю, а заодно и других...
Потом все заторопились. Нина Васильевна, жалобно похлопав длинными, непросохшими от слез ресницами, немножко подмазала губы и ушла первой, Гатеева забрал с собой заведующий, Эльвира Петровна ускользнула вслед за ними.
Все, как всегда? Нет, подумала Сильвия, все сдвинулось с привычных мест, и странно, что нигде не отмечен этот час... Заглянув в свое расписание, она с удивлением обнаружила, что ей никуда не надо идти. Все путается сегодня, даже расписание... Хорошо бы остаться одной, но у Давида Марковича, видимо, тоже нет лекциисидит, поигрывая портсигаром, хотя Муся, уходя, звала его куда-то к заочникам...
Вот и прошло благополучно. Только неудобно перекладывать тетради левой рукой, а правой заслоняться от Давида Марковича. Впрочем, он не смотрит сюда...
Сильвия придвинула красные чернила и развернула тетрадку поэта Роланда Баха.
Ошибка на ошибке. Но мешает ли это ему понимать Кафку? Вероятно, не мешает. Возможно, что и у Кафки были нелады с орфографией... Феллини, пьесы БеккетаГатеев прекратил разговор о них, что ж тут говорить с безнадежными провинциалами, у которых нет ничего, кроме здравого смысла. Сильвия вспомнила пьесу, которую недавно видела по телевизору, и здравый смысл при этом сильно протестовал. Старик слушает свой магнитофонный дневник за много лет. Он алкоголик, ежеминутно прикладывается к бутылке и закусывает бананами. Почему стал пьяницей, неизвестно. Была когда-то возлюбленная, но пил он и до встречи с ней. Что ж еще? Да ровно ничего: пьет, любит бананы... Сильвия даже подосадовала, что артист Ярвет тратит свой чудесный талант на изображение противного, пустого старикашки. Неужели там было скрыто нечто, непонятное для нее и открытое Гатееву? Любопытно было бы спросить у него...
Оказывается, Гатеев ваш старый знакомый?поинтересовался вдруг Давид Маркович.
Сильвия опять заслонилась ладонью и ответила:
Вы наблюдательны почти так же, как Эльвира Петровна.Выжидательное молчание, однако, заставило ее добавить:Мы встречались очень давно.
На это Давид Маркович с охотой откликнулся:
Всего лишь за один рубль вы можете получить двенадцать полезных предметов: полный бритвенный прибор, часы на рубинах, фаянсовый чайник с крышкой, а также художественную олеографию «Наяда»...
Сильвия, пряча улыбку, перебила его:
Давид Маркович! Ваши фокусы совсем ни к чему, вы очень далеки от истины.
Какая вы мнительная! Это объявление напечатали еще в прошлом веке. Зачем все принимать на свой счет?..
6
Войдя в читальный зал, Фаина сразу заметила незнакомого посетителя. Он стоял слева, у среднего шкафа, рассматривая корешки книг. Не новый ли доцент?.. Сухой, горбоносый... Долго глазеть было неловко, Фаина отыскала словарь, села к своему столу. В этой маленькой учебной библиотеке она занималась каждый день, облюбовав себе уютное место за переборкой, где стояло только два стола, разделенных низким деревянным барьерчиком.
Она вынула тетрадь и раскрыла этимологический словарь, поборов искушение посмотреть на незнакомца ещеведь это же, вероятно, Гатеев, ее будущий руководитель, третьекурсники говорили, что он уже читает лекции... И через минуту она увидела его вблизи, он сел за соседний стол. Библиотекарша принесла ему толстую книгу с красным обрезом, он положил на край стола крошечный блокнот и начал листать книгу так быстро, что вокруг него поднялся ветер. Фаину это соседство немножко стесняло, но не уходить же отсюда. Тем временем сквозняк за смежным столом прекратился, сосед, по-видимому, взялся переписывать огромную страницу в свой смехотворный блокнотик. На Фаину он не обращал ни малейшего внимания, ему она не мешала.
Повернувшись боком к барьеру, Фаина на целый час погрузилась в словарь, надо было сделать много выписок. Затем, уже равнодушная к помехам, посмотрела, чем занят сосед, и ее вдруг бросило в жар: Гатеевнесомненно это Гатеев!читал ее дипломную работу. Она мгновенно узнала эти сшитые листы линованной бумаги...
Читает. Похоже, не очень-то внимательно. Нет, остановился, заглядывает в предыдущий лист... Губы сложены презрительно, и весь он горький, как полынь... Зачем же Астаров отдал ему этот жалкий черновик, такой далекий от того замысла, которым она живет уже столько месяцев! Ведь она ходила на кафедру, говорила, что хочет изменить, переделать, что это только наброски, что ей нужно было только спросить, какие материалы подходят больше. А он, конечно, все спутал, забыл и попросту передал рукопись этому... Ой, улыбается! Что там ему попалось на глаза? Сморозила какую-нибудь глупость! Ну, кто бы поверил, что это такое мученьесмотреть, как читают твою дипломную работу. Где же она была у него спрятана? Ага, за спиной рыжий портфель, он ее оттуда вытащил... Нет, невыносимо! Опять улыбается ичестное слово!презрительно...
Фаина, кое-как собрав вещи, обратилась в бегство.
Домабеспорядок. Какой-то удивительный, сверх нормы. Кто-то, видимо, рылся в ее тумбочкедверца полуоткрыта, на полу размотанная катушка. Вероятно, Ксении спешно понадобилось что-нибудь вроде заколки для кудрей. Но зачем она вынула конверт с фотографиями? Возмутительно!.. А это еще что? Старые фольклорные записи, лежавшие в чемодане, ворохом навалены на столвот сказка о золотом весле, песни....
Фаина, сердясь, разложила все по местам. С этой Ксенией чем дальше, тем хуже...
Ну вот, слышен ее голосок за дверьюпоет, красавица, как ни в чем не бывало. И дал же бог человеку еще и такой слухни единой верной ноты!
Ксения вошла, села, и над нею тотчас же заклубился дым. Фаина открыла окно, молча. Но разве ее проймешь молчанием!
Ты, Фаинка, табаку не любишь, потому что ты из староверов,закинула она словечко, продолжая дымить.Кстати... мне нужны были твои карточки. Ты заметила?
Мудрено было бы не заметить... Только ума не приложу, зачем. И послушай, Ксения, что это за гадостьдля чего ты выворотила из чемодана мои рукописи? К своим, небось, не даешь пальцем притронуться! Могла бы сказать, что тебе нужно.
Ну, виновата, виновата... Сейчас я тебе все объясню. Дело в том, что... приходил Вадим. Погоди, сейчас я объясню. Ну, чего ты остолбенела? Пришел, разговаривали, и я кое-что рассказала о тебе. Он очень заинтересовался, и тогда пришлось вытащить твою карточку Между прочим, ты веришь в любовь с первого взгляда?
Фаина в сердцах хватила ладонью по столу так, что стало больно.
Я запрещаю!крикнула она.Болтай со мной о чем угодно, а втягивать посторонних я запрещаю! Слышишь? Чтоб это было в последний раз!
Глядя в угол и сильно сбавив тон, Ксения проговорила:
Не кипятись, Фаинка. Уверяю тебя, все шло на самых возвышенных регистрах. Он очень умный, Вадим, он все понимает так же тонко, как я...
Я не желаю участвовать в экспериментах!
Ксения вздохнула.
Напрасно я тебя предупредила, что это эксперимент, но не предупредить было бы нечестно... Только поверь мне, Фаина, опыт совсем безобидный, и Вадим о нем даже не подозревает. Просто я для самой себя хотела бы установить, возможна ли любовь без всякой примеси... телесности.Ксения повертела рукой в воздухе.Возможна ли заочная любовь!
Глупости какие!
Что же тут глупого? Желтков в «Гранатовом браслете» полюбил Веру, видя ее только издали. Кстати, это типично мужской подход к любви: ведь он влюбился в наружность этой княгини, о ее внутренней жизни он мог только догадываться. Правда? А Вадим заинтересовался именно твоей внутренней жизнью, я хотела построить это иначе...