За что ты не любишь Сафарова?
Тебе надо это обязательно знать?
Да.
Зачем?
Затем, что я хочу тебе помочь.
А ты мне уже помогаешь, сказал Гумер.
Чем? удивилась Ямиля.
Тем, что ты есть. И вообще, и в цехе.
Ямиля опустила голову, чтобы скрыть мгновенно зардевшееся лицо.
Знаешь, ты хорошая девушка, добавил Гумер и незаметно посмотрел на часы: девять часов. Если сейчас они уйдут, через полчаса он будет у Зифы.
Ты торопишься? спросила Ямиля.
Да.
Но ты не ответил на мой вопрос.
О Сафарове?
Конечно.
Я его не не люблю. Это не то слово. Такой человек, если ему дать большую власть, может принести много зла Подобное у нас уже было.
Сафаров?
Да, Сафаров. О таких людях мой отец говорил: у них нет в душе бога. Отец мой неверующий, не думай. Он имел в виду другое. Эти люди могут переступить через все. И через человека тоже. Ради сиюминутной выгоды. Ради карьеры. Ради себя. Понимаешь?
Я думаю, ты преувеличиваешь, мягко возразила Ямиля. Я ведь тоже знаю Сафарова.
Ты смотришь на него как женщина.
Нет, я не смотрю так! Он инженер. Он умнее многих из тех, кого я знаю. И он умеет работать. Ирек мне кажется куда опаснее
Нет, он глупее и примитивнее. И потому не опаснее. Но именно такие нужны Сафаровым. Ты правильно объединила их вместе: иреков производят сафаровы, а те расчищают им дорогу. Они так научились врать, что им почти всегда верят. Сафарову будут верить даже тогда, когда он развалит завод.
Господи! воскликнула Ямиля. Он такой маленький, такой рыженький, такой смешной, а ты рассказываешь о нем, как о каком-то ужасном злодее. Чего он может, твой Сафаров? Какая у него власть, даже смешно!
Маленькие становятся большими. И тогда их уже не остановишь.
Ты хочешь его остановить?
Конечно.
Один?
Почему один? Если бы я был один, они бы меня давно убрали.
Как убрали?
Ну, уволили бы. Я им мешаю. И ты тоже.
Я? Как я могу им мешать? Я просто работаю.
А тем, что не с ними. И просто работаешь.
Ты меня совсем запутал, Гумер!
Ничего, разберешься, успокоил он. Ты же умная.
Нам пора?
Да.
Они дождались официанта, и Гумер рассчитался с ним. Официант, брезгливо оттопырив нижнюю губу, сунул деньги в карман.
А сдачу? спросил Гумер.
Какую сдачу?
Пересчитайте еще раз.
Официант, усмехаясь, вынул смятую рублевку и положил на стол.
Бедный, да?
Ага, бедный! сказал Гумер, глядя ему прямо в лицо. А ты хам.
Но-но! протянул официант угрожающе и чуть отодвинулся назад.
Гумер пропустил вперед Ямилю и пошел следом.
А если бы он полез драться? спросила она на улице.
Зачем? пожал плечами Гумер. Ему надо было меня унизить. И больше ничего.
И ты ответил тем же?
Хаму надо говорить, что он хам.
Всегда?
Всегда! Иначе они сядут нам на шею.
Они дошли до угла и остановились.
Дальше меня не надо провожать, сказала Ямиля. Тут светло, и я добегу. Спасибо за вечер.
Не за что, Ямиля, Гумер взял ее руку и пожал пальцы. Это тебе спасибо. Извини, что мы не потанцевали.
Ну, что ты! Мне было и так хорошо Она заглянула ему в глаза и, поколебавшись, спросила: А почему ты меня пригласил сегодня в ресторан?
Отпраздновать мой день рождения.
Правда?
Да. Двадцать шесть лет. Уже.
Теперь я понимаю, почему тебе так трудно живется! медленно проговорила Ямиля, пряча подбородок в шарф. Ты никому не веришь. Кроме самого себя. И поэтому ты никогда не победишь Сафарова. Никогда!
Она осторожно высвободила свои пальцы из его руки, грустно взглянула на него, повернулась и быстро пошла через улицу.
Это неправда! крикнул Гумер. Ничего ты не поняла.
На углу она обернулась, но Гумера уже не было.
Сунув руки глубоко в карманы куртки, он шел по мокрой мостовой к автобусной остановке
* * *
А потом было комсомольское собрание. Никто не думал, что оно получится таким бурным, да и ничего, казалось, не предвещало бури.
Ирек быстро отбарабанил доклад и сел на свое место в президиуме. Представитель горкома с сонным лицом что-то записывал в блокнот, изредка посматривая в зал, который тоже жил своей привычной и в общем-то независимой от президиума жизнью: кто украдкой читал, кто лениво переговаривался с соседом, двое рядом с Гумером играли в «Морской бой»
Выступающие сменяли друг друга: председательствующий через каждые пять семь минут, держа перед собой листок, называл следующего оратора. Читал он плохо, коверкал фамилии, и от этого было еще тошнее. Гумер не выдержал.
Дайте мне слово! крикнул он, вставая.
Зал всколыхнулся: дремавшие проснулись, читавшие подняли головы Представитель горкома нагнулся к Иреку, и тот, смотря на Гумера, что-то начал ему быстро объяснять.
Тебя же нет в списке выступающих! растерялся председательствующий.
Мне никто не говорил, что надо записываться! так же громко сказал Гумер и зашагал к трибуне.
Постой! вскочил Ирек. Тебе же еще не дали слова.
Не дали, так дайте!
Гумер уже стоял на трибуне и поправлял микрофон. В зале вспыхнуло веселое оживление.
Пусть говорит! крикнул кто-то, и его поддержали аплодисментами.
Вот я сидел и думал, начал Гумер. А думал я о том, для чего созывают наши комсомольские вожаки в рабочее время столько рабочих, техников, инженеров? Видимо, для того, чтобы или сообщить нам нечто важное, или послушать нас о таком же важном. О чем же говорил комсорг? О том, что мы хорошо работаем. Правда, он забыл сказать, что лично он к этой стороне нашей жизни не имеет никакого отношения. Далее. В отчете в числе комсомольско-молодежных бригад названы три, якобы созданные в нашем сушильном цехе. Ответственно заявляю, что они не только никогда не были созданы, но и не могли быть созданы, поскольку нет в том нужды. Он говорил, что экономический эффект от внедрения рацпредложений по сушильному цеху составил пятьдесят тысяч рублей. Ответственно заявляю, что за последний год у нас не внедрено ни одного предложения, а следовательно, эффект равен нулю. Далее. Комитет комсомола якобы добился важных результатов в борьбе с пьянством. Я не знаю, откуда он брал данные по нашему цеху. Но вот то, что пятеро из моих слесарей-комсомольцев в этом году побывало в вытрезвителе, знаю точно. Примерно такие же уточнения я мог бы сделать и по другой работе комитета комсомола в отчетный период. Спрашивается, зачем Иреку Фахрутдинову понадобилось вводить в заблуждение собрание? Только для того, чтобы мы с вами признали его работу удовлетворительной и снова избрали его комсоргом. Весь этот спектакль, участниками, а не просто зрителями которого мы все с вами являемся, и рассчитан на то, чтобы дать возможность Иреку Фахрутдинову еще два года посидеть в руководящем кресле. И теперь я спрошу вас: зачем вам нужно такое собрание? Книги лучше читать дома или в библиотеке, разговаривать удобнее лицом к лицу Может, мы быстренько поднимем руки «за» да и разойдемся по своим рабочим местам? Чего же обсуждать то, чего не было? И намечать то, чего никогда не будет сделано? Приписок у нас и без того хватает, чтобы приписывать еще себе и бурную комсомольскую деятельность
Зал несколько мгновений оглушенно молчал, потом загудел: кто-то засмеялся, несколько человек захлопали в ладоши. Представитель горкома наклонился теперь к секретарю парткома, который, побурев лицом, смотрел отсутствующе в зал. Ирек дергал за руку совсем растерявшегося председательствующего и что-то ему подсказывал. Наконец тот встал:
Товарищи! Продолжаем собрание Слово предоставляется
Пусть выступает, кто хочет! крикнули из зала.
Товарищи! представитель горкома постучал карандашом по графину и строго сказал: Есть определенный порядок, его надо соблюдать
Не нужен список! потребовал чей-то голос.
Ставь на голосование! поддержал его другой.
Собрание почти единогласно приняло решение отменить список. Первым к трибуне вышел молодой слесарь.