Хабиров прав, проговорил он скороговоркой. Ничего у нас комсомол не делает. Видимость одна. Вот я плачу взносы, и все. И пьют у нас в общежитии. Нечем заняться.
А сам-то пьешь? спросил из зала ехидный голос.
И я пью Когда деньги есть! добавил он под сочувствующий смех. Вот тут Фахрутдинов наговорил разного, а я слушаю и не узнаю: вроде бы и не о нас это все Значит, врет? А если врет, зачем он нам нужен? У нас вот слесарей не хватает пусть приходит к нам. Все делом займется. И врать тут отучим. Значит, и будет воспитание
Зал с восторгом принял путаную, обрывистую речь слесаря ему долго аплодировали.
А я считаю неправильный тон задал Хабиров, сказал инженер из отдела снабжения. Ему надо было сначала сказать, что он сам как комсомолец сделал, а потом уж критиковать комитет комсомола и лично Ирека Фахрутдинова. Мне, например, доклад понравился. Если есть там неточности, их надо поправить. А компрометировать комитет комсомола мы не позволим. Так что предлагаю работу комитета комсомола признать удовлетворительной. И Фахрутдинова надо поддержать. Он парень неплохой, а то, что комсомолом не занимается, это дело поправимое. Надо только сказать ему, что делать
В одной стороне зала раздался топот, в другой аплодисменты. Аудитория раскололась. Председательствующий стучал карандашом по графину, но стука этого никто не слышал
* * *
Ну, и что теперь будем делать, Хабиров?
Секретарь парткома смотрит на Гумера тяжелым взглядом, потом переводит его на представителя горкома комсомола. У того вид побитой дворняжки, но глаза злые.
Просто поразительно! говорит он, косо взглянув на Гумера. Такого у нас еще не было Я так считаю, Иван Павлович: Хабиров проявил вопиющий факт безответственности. Он поджигатель
Чего-чего? недовольно спрашивает секретарь парткома. Давай-ка без ярлыков Ты почему не посоветовался, Хабиров? Взял и вылез на трибуну. И перебаламутил собрание.
Он его просто сорвал, вставляет представитель горкома. Повел за собой отсталые элементы.
Какие отсталые элементы? вскидывается Гумер.
Крикуны и бездельники, люди, сводящие личные счеты. Вот чьим рупором вы, товарищ Хабиров, стали!
Я высказал свое мнение. Оно было поддержано и дополнено другими комсомольцами. Так что выбирайте, пожалуйста, выражения.
Он считает, что он прав! возмущается представитель горкома, обращаясь к секретарю парткома. И вы его слушаете!
Ладно, говорит секретарь парткома морщась. Ему не нравится разговор, но он не знает, как его продолжать дальше: с одной стороны, с другой стороны Раньше бы знал, сейчас время изменилось, и надо думать, прежде чем решать. Как ни крути, а наломал Хабиров дров, конечно. Теперь объясняйся, как да почему Виданное ли дело прокатили секретаря комитета!
Когда бюллетени подсчитали, даже глазам своим не поверил: всего десять за, остальные против. Спросят куда смотрел, что ответишь?..
Ну и что будем делать? повторяет он свой вопрос. Надо же секретаря избирать!
Согласовать с горкомом кандидатуру надо, говорит представитель, обиженный на то, что секретарь парткома уводит разговор в сторону.
Какую? Кого?
Вопрос его повисает в воздухе, потому что ни к кому не обращен персонально. Представитель горкома пожимает молча плечами дескать, не при Хабирове же обсуждать, он свое дело сделал. Хабиров молчит, поскольку все, что хотел сказать, уже сказал.
Я могу идти? спрашивает он.
Иди, машет рукой секретарь парткома. Но ты себя победителем не чувствуй, Хабиров. Мы еще вернемся к этому разговору.
* * *
А на фабрике тем временем шла подготовка к проверке идеи Сафарова. Несмотря на отрицательное мнение инженеров, участвовавших в первом обсуждении у генерального директора, на письменное заявление главного механика, в котором принципиальные возражения сопровождались весьма резкими оценками деятельности главного инженера фабрики, несмотря на все это Сафарову удалось настоять на проведении эксперимента. Выбор свой он остановил на первом агрегате. Из-за него Гумер накануне едва не поссорился с Ямилей.
Сафаров появился в цехе вместе с главным энергетиком и главным технологом. Ямиля, предупрежденная им по телефону, тоже была здесь. Она в разговоре не участвовала, но на лице ее читалось настороженное внимание и озабоченность.
Чертежи и расчетные листы были разложены прямо на кожухах дымососов, новый двигатель для барабана стоял тут же, и рабочие начали уже снимать упаковочные доски, откладывая их аккуратно в сторону.
А где Хабиров? спросил главный энергетик у начальника цеха Казаргулова. Тот явился с опозданием и, смущенный, скромно держался в тени. Черт бы побрал этого вахтера: знает ведь в лицо, а проявил принципиальность не пустил без пропуска, пришлось звонить в бюро, объяснять, как да что. За двадцать лет работы первый раз забыл переложить удостоверение в новый пиджак недаром не хотел надевать на работу, нет, жена настояла покажись в обновке, вот и показался! Позор на седую голову, глаза теперь ни на кого не поднимешь. Он так ушел в свои переживания, что не понял вопроса главного энергетика и дождался, пока тот раздраженно не повторил: Где Хабиров, спрашиваю?
Тут должен быть, растерянно ответил он, ища глазами Хабирова, словно он и вправду где-то рядом прятался.
Хабиров у генерального директора, сказала Ямиля нарочито громко.
Чего он там потерял? удивился главный энергетик и укорил начальника: Порядка у тебя не вижу: и сам опаздываешь, и подчиненные не торопятся Вызвал, что ли?
Казаргулов пожал плечами, посмотрел на Ямилю, но та не стала пояснять. Она знала, что Гумер сам напросился на прием к генеральному директору объединения и велел ей как можно дальше тянуть переоснастку агрегата, надеясь, что ему удастся остановить эксперимент. Только как тут затянешь, если у нее никто и не собирался спрашивать разрешения. Сафаров не только главных специалистов сюда привел, но и молодых инженеров с другой смены во главе со сменным механиком Абдрашитовым: он его опекал с давних пор и прочил на замену Гумера. И это была, конечно, более реальная кандидатура, чем Ирек, который после комсомольского собрания оказался вообще не удел.
Абдрашитов, почти одногодок Гумера, отличался завидным оптимизмом, балагур и весельчак, был незаменим в любой компании, с Сафаровым находился на короткой ноге и уже в силу этого относился к механику цеха иронически. Может быть, потому Гумер не очень ему доверял и старался в его смену быть в цехе.
Почему Сафаров решил начинать эксперимент во время ее дежурства, Ямиля, честно говоря, не понимала, хотя, зная главного инженера, отнести на счет случайности это никак не могла. Чувствовала есть тут какой-то подвох, только вот для кого?
Она оглянулась на Абдрашитова, стоящего с инженерами в сторонке, тот широко улыбнулся и двинулся к ней, поняв ее взгляд как приглашение к разговору.
А ты все красивее и красивее день ото дня, шепнул он ей на ухо, талантливо склоняя ухоженную голову к ее плечу. Жаль, никак мы с тобой не состыкуемся: я сплю, ты работаешь, и наоборот. Кошмар какой-то! Так и завянешь во цвете лет без женской ласки.
Фу, Асхат! поморщилась Ямиля. Нельзя без пошлостей, да?
С ним рядом она всегда чувствовала себя свободно и уверенно, не придавая ровно никакого значения его дежурным комплиментам: он со всеми девушками так разговаривал вроде бы намекая на какие-то особые отношения, но все знали, что был он железно предан и верен своей красавице жене, которую привез из далекого Ташкента. Ямиля видела однажды ее мельком и в самом деле, не зря люди говорили. Ничего, конечно, в ее отношении к Абдрашитову не изменилось, но тем не менее общаться с ним она стала без прежней настороженности.
Можно, но зачем? отвечая на ее колкий вопрос, сказал Абдрашитов. То, что ты называешь пошлостью извлек из самой глубины своей души
Лучше скажи, зачем ты здесь?
Я? А кто лучше меня знает эту старушку, которую сегодня решили выдать замуж? он кивнул на агрегат.
Ну, положим, я ее не хуже тебя знаю Не темни, выкладывай что и зачем?