Можно водки? угрюмо спросил Маматай.
Хоп! буфетчик всем своим, видом изобразил вежливость и радушие и приложил правую руку к сердцу. Милости просим за столик.
Что было потом, смешалось в памяти Маматая. Очнулся он ранним утром от, казалось ему, разламывающего виски стука. Удивленно оглядевшись, он обнаружил, что лежит навзничь на широкой мягкой кровати в незнакомой комнате. Рядом с кроватью на стуле, на уровне его головы, стоял зеленый будильник, булькающий гулкими звуками, Маматай попытался было повернуться, но тотчас боль обручем охватила голову, и в глазах помутнело. И тут он увидел рядом с собой полнотелую женщину, в которой к своему ужасу узнал немолодую сотрудницу отдела кадров Шайыр. «О господи! пронеслось в мозгу у Маматая. Да я же с нею еле знаком!»
Шайыр не спала. Прищурив и без того узкие, косо разрезанные, как у японки, глаза, она насмешливо улыбалась уголками рта.
Маматай смущенно приподнялся и глухо, от испуга не в силах овладеть голосом, пробурчал:
Где я? Как сюда попал?..
Ха-ха-ха, не видишь, что ли, где находишься? Или меня не узнаешь?
Маматай судорожно пытался что-либо вспомнить, но хмельной туман начисто заслонил от него вчерашнее.
Шайыр продолжала смеяться и в конце концов, снисходительно похлопав его по плечу, рассказала о вчерашнем.
Захожу в буфет купить конфет, смотрю ты сидишь, пьяный до невозможности. К кому-то пристал, схватил за грудки, стал требовать водки у буфетчика. Тот сердится, грозится милицию вызвать. Ну я пожалела тебя, подошла, говорю: «Ну-ка пошли!» А ты как заорешь на меня: «Кто ты такая?!» Я не долго думая и сказала тебе: «Жене я твоя, Маматай, жене!».Тут ты чуть-чуть утихомирился, но потребовал, чтобы я выпила с тобой. Пришлось выпить иначе не удалось бы вытащить тебя оттуда
Сгорая от стыда и обхватив голову руками, чтобы хоть немножко утихомирить невыносимую боль, Маматай извинительно пробормотал:
Шайыр, спасибо тебе, но понимаешь
Ничего ничего А уж как умолял меня потом Рабом до конца дней обещал быть Сердце мое не каменное, как видишь Узкие глазки Шайыр сочно блестели от нескрываемого довольства. Нисколько не стесняясь. Маматая, она встала, размашисто налила полстакана водки и, сунув его в руки парня, пожалела: На, опохмелись, легче станет!
С отвращением выпив водку и кое-как ополоснув лицо холодной водой, Маматай засобирался домой. А Шайыр на прощание по-хозяйски предупредила:
Маке, меня сегодня вечером не будет дома. Ключ возьмешь вот здесь, под ковриком. Располагайся без меня как дома: поужинай, пей чай Вот так.
* * *
В общежитии Маматай оказался в одной комнате с Хакимбаем Пулатовым. Он был благодарен инженеру за то, что тот первый подошел к нему и запросто предложил:
Слушай, поселяйся ко мне. Оба мы холостяки. Будет веселее, согласен?
Хакимбай был простым, открытым и веселым человеком. С ним, как ни с кем другим, Маматаю было легко и интересно. Полки, шкаф и подоконники в их комнате были сплошь завалены книгами, что несказанно обрадовало Маматая.
По вечерам Хакимбай, как правило, или читал запоем, или старательно чертил, или же, засунув руки в карманы и ссутулившись, часами ходил по комнате из угла в угол. Маматай же старался сидеть тихо и не мешать своему товарищу. А потом и сам стал невольно, подражать ему.
Часто к ним, вернее, к Хакимбаю наведывался Алтынбек Саяков. Между ним и Маматаем после той сцены в ткацком, что называется, кошка пробежала. Да и о чем им было говорить? Но Маматай как губка впитывал в себя все, что слышал от них. А они часами могли спорить и решать, как улучшить тот или иной узел станка. Иногда они даже ссорились, но как только кто-то из них нападал на новый и оригинальный ход, все, довольные, искренне и заразительно смеялись. Если же вечер проходил в бесплодных спорах, расставались хмуро и подавленно. И у Маматая вошло в привычку радоваться или огорчаться вместе с ними.
Живя в общежитии, Маматай вскоре узнал всех, вместе со всеми спешил на смену, а в свободное от работы время, когда подбиралась компания, шли в кино или всей гурьбой на танцы.
Но его не тянуло в клуб он стеснялся и своей скромной одежды, и робкой неуклюжести в обращении с девушками. Потоптавшись для приличия среди таких же, как он, неловких парней, Маматай обычно без сожаления спешил обратно в общежитие, к книгам, к Хакимбаю.
Но ничто в жизни не проходит даром, и настал момент, когда характер Маматая проявился во всей полноте, что стало для многих неожиданностью.
Отчетно-выборное собрание ткацкого цеха шло обычным порядком. Комсомольский секретарь Чинара Темирбаева, не скупясь на похвалу, перечисляла фамилии передовиков. Все это было давным-давно известно, и все спокойно слушали быструю, несбивчивую речь Чинары. Но, перейдя к вопросу трудовой дисциплины, она в числе прогульщиков и бракоделов назвала и Маматая.
Его словно окатили ведром холодной воды. «Как, опять? Да за что она меня позорит?» чуть было не закричал прямо с места Маматай.
В комнате стоял равномерный приглушенный гул голосов, как всегда, пока не раскачались, выступать никто не спешил. И вдруг неведомая сила подняла Маматая с места, и он, удивляясь своей отваге, услышал немного хриплый собственный голос:
Можно мне сказать?
Все разом обернулись к нему, и, хотя для него все лица слились в одно, он успел заметить насмешливо улыбавшуюся Бабюшай. От этого к нему вернулась пропавшая было злость и на эту толстую глупую девчонку, и на остальных, спокойно и равнодушно выслушавших, как его, Маматая, ни за что ни про что унизили, и он выпрямился и начал уверенно говорить:
Мы вот сейчас прослушали обширный доклад о проделанной нами работе. Пусть на меня не обижается Чинара, но, по-моему, это не доклад, а красивая песня о том, какие мы хорошие, кроме отдельных личностей, конечно Я вот и хочу спросить, будем ли мы и дальше умиляться друг другом или все-таки пора поговорить серьезно и начистоту.
Гудение в зале усилилось, отовсюду посыпались реплики:
Ишь выискался
Перестаньте, парень дело говорит.
И еще сильней несколько подбадривающих голосов:
Давай, Маматай, давай не дрейфь
Но громче всех, не выдержав, закричала Чинара:
Так, по-твоему, не надо было говорить о самом важном?
Нет, и об этом нужно было сказать, но все же дело администрации цифры, графики Есть начальники цехов, старшие мастера фабричных звеньев
Опять забурлили, зашикали, загудели на разные голоса в зале.
Значит, комсомольцы должны остаться в стороне?
Комсомольцы не должны быть в стороне, все убежденнее звучал голос Маматая, но, товарищ Темирбаева, работа комсомола это прежде всего работа с молодежью Вот скажите мне, раз вам все ясно и от этого, видимо, всегда весело, не удержался он от колкости, обращаясь к Бабюшай, почему молодежь, пришедшая из деревни, не остается на комбинате?
Такие, как ты, и убегают, вдруг взорвалась Чинара, во все лопатки убегают, соскучившись по атале!
Вот среди таких, как я, еле сдержал себя, чтобы не повысить голоса, Маматай, и нужно вести по-настоящему разъяснительную работу, по-комсомольски
По-моему, Маматай говорит нужные вещи, поддержала его председатель собрания Халида Хусаинова.
Чинара не унималась, щеки у нее раздулись от гнева, тонкие брови застыли в изломе.
Здесь не детский садик: у каждого есть право поступать, как он считает нужным.
Право, конечно, есть, но Маматай запнулся и, обращаясь уже ко всем, продолжал. Может быть, кто-нибудь скажет мне, где сейчас те молодые ребята, что вместе со мной поступили на комбинат? Ушли куда глаза глядят. А вот у меня в отличие от вас, Чинара, душа за них болит, потому что я знаю, каково быть на перепутье А еще я хочу спросить лично вас, секретарь, почему вы назвали меня среди прогульщиков?
Ах вот чем дело? с язвительным, все понимающим смешком обвела всех присутствующих взглядом Чинара. Могу уточнить: за хулиганство.
Даже в этом, секретарь, вы не сочли нужным разобраться. Так вот я хочу хотя бы сейчас внести ясность: на меня напали, когда я вступился за наших же комбинатских девчат, голос у Маматая был сухой и серьезный, подчеркивающий всю официальность заявления.