Тридцать девятого, уточнил, неожиданно ощутив волнение, Лысогор. С августа тридцать девятого.
Секретарь вывел машину на обочину, приглушил мотор. Стоя у дороги над глубоким кюветом, они некоторое время молча любовались мерцающе-искристым сиянием.
После войны, первым заговорил Рожко, возвели на Черной Бережанке сразу три электростанции. Одна Терногородская здесь, на Варваровской стороне, возле Красной скалы. Четыре тысячи пятьсот киловатт. Плотина высотой в девять метров А впрочем, и она, и две другие включены в единую Беловодскую энергосистему. А Черная Бережанка не узнаете, Андрей Семенович? тремя морями разлилась Не думаю, что вы здесь многое не узнаете, ко многому будете привыкать заново
Андрей слушал молча, сдерживая волнение. Слушал, хорошо понимая секретаря, но все понимая по-своему.
Да, там, впереди, в широкой котловине над Черной Бережанкой, в неожиданном для него сиянии электрических огней его родное, самое дорогое в мире село. Село, в котором он родился, вырос и из которого, едва оперившись, вылетел в широкий мир. Для кого-нибудь другого это большое село теперь поселок городского типа обычное по нынешним временам, такое же, как и все другие села. Ничего в нем особенного, удивительного. Обыкновенный райцентр Украинской Советской Социалистической Республики начала семидесятых годов двадцатого столетия. Но для него оно, это село, не просто одно из сел, не «как всякое другое». Там, в долине Черной Бережанки, раскинулась его Терногородка, райцентр, в котором первую электролампочку люди увидели лишь в начале тридцатых годов, и то именно лишь увидели, потому что светила она издалека, зажигаясь от маленького двигателя, который обслуживал райком партии, райисполком и склад бывшей крупорушки, превращенный в кинотеатр. И вот оно, его село, должно было явить ему сразу все перемены, происшедшие в нем за три долгих и сложных десятилетия, ему, покинувшему село сорок лет назад, за какие-нибудь один-два часа, то есть измениться на его, Андрея, глазах, совершить прыжок из середины тридцатых в середину семидесятых, как это бывает только в сказках или в кино, когда кадры наплывают один на другой.
Нет, ему действительно нужно будет ко многому привыкать, многому порадоваться, много нового и неожиданного увидеть и теперь уже навеки с радостью, а то и со скрытой горечью попрощаться, попрощаться со всем, что хранилось в сердце, в воспоминаниях
Да, он в самом деле многое здесь не узнает, а многого не увидит, не найдет. И будет ему, наверное, от этого нелегко
В Терногородку въехали уже совсем затемно. Сначала проскочили незнакомый мост через речку его детства Черную Бережанку, потом с двух сторон шоссе возникла незнакомая ему густая и высокая вербовая аллея. Вербы, наверное, были посажены уже без него и вымахали вот такие уже после войны. Так это или иначе кто же его знает. Он, Андрей, попытался было вспомнить, каким было это место и эта дорога тогда, в детстве, но как ни напрягал свою память, так и не вспомнил.
Оставляя справа улицу, которая когда-то была торговым центром местечка с десятками магазинов, рундуков и всяких мастерских, секретарь направил машину вверх, по известной и знакомой улице, которая круто и стремительно поднималась по высокому косогору к центру села. Старого «торгового центра» Андрей Семенович видеть сейчас не мог. Да и саму знакомую и хорошо известную когда-то улицу, по которой сейчас проезжал, видел скорее мысленно, чем наяву. Фонари на высоких столбах светили не так-то уж и ярко. Остановились на небольшой, чуточку лучше освещенной площади, перед белым городским на три этажа зданием. Напротив через дорогу раскинулся обсаженный рядом высоких тополей парк. Широкая аллея, живая изгородь из желтой акации, липы, береста, клена. Такого парка в свое время Андрей Семенович не помнил. И ни одного не только трех-, но даже и двухэтажного дома в Терногородке на его памяти тоже не было. Удивительного в этих переменах, конечно, мало. А все же Хотя, так сказать, и внешние, но все-таки перемены. И сколько их здесь ждет его еще впереди!..
В трехэтажном новом здании, как это сразу же выяснилось, размещалась гостиница. На втором этаже, в конце застланного зеленой ковровой дорожкой коридора, просторная, на два окна, с небольшой прихожей комната.
Перед вами, Андрей Семенович, наш «люкс», сказал Николай Тарасович, вкладывая на всякий случай в слово «люкс» тонкую двусмысленность, которую можно истолковывать как угодно: можно принять за шутку, а можно при желании и всерьез. Мы ведь теперь не просто село, Андрей Семенович, а ПГТ! То есть поселок городского типа!
Люкс не люкс, понял его настороженность Андрей Семенович, но если бы у меня было время, я забрался бы вот сюда, за этот стол, под этот фикус, месяц бы на люди не показывался! Представляю себе, как бы здорово работалось здесь!
Так за чем же дело стало! словно бы даже обрадовался секретарь, напряжение и настороженность с его лица сразу исчезли. Приезжайте! Мы для вас еще и не такое место найдем.
Спасибо! серьезно поблагодарил Андрей Семенович. Вот только Рада бы душа в рай А впрочем, на всякий случай о вашем приглашении буду помнить
Будем ждать, совсем уже пришел в себя секретарь.
В освещенной комнате, без пальто и шляпы, он выглядел невысоким, в меру полным, энергичным человеком с острым и вместе с тем каким-то насмешливо-веселым выражением умных карих глаз, с рыжеватым редеющим чубом. Чем-то неуловимым, возможно прежде всего какой-то искренней открытостью, светившейся в глазах, секретарь сразу же понравился Лысогору, он почувствовал, что с этим человеком ему, наверное, было бы хорошо, легко, свободно всюду и при любых обстоятельствах. И теперь ему самому вдруг стало как-то легко, удобно от сознания того, что первым в родном селе встретился ему именно он, этот, а не другой человек. И, наверное, все остальное будет складываться для него просто и легко
С дороги, конечно, следовало бы малость прийти в себя да отдохнуть. Однако, если вы, Андрей Семенович, не будете возражать, предложил секретарь теперь уже совсем непринужденно, будто давно знакомому человеку, то после того, как вы устроитесь в «люксе», я осмелюсь пригласить вас вниз, в наш Карнеги-холл, так это, кажется, называлось у вас в Нью-Йорке, чтобы совместить там отдых с ужином
На какой-то неуловимый миг Андрей Семенович заколебался и даже насторожился. «Раз уж речь зашла об ужине, подумал он, наверняка будут и еще какие-то незнакомые люди» А ему хотелось бы в эти первые вечерние часы побыть наедине, разобраться в своих чувствах, хотелось даже одному незаметно выйти на улицу и побродить вот так в родных сумерках Однако было это всего лишь миг. Такой короткий миг колебания, что секретарь даже не заподозрил этого. Потому что о каких-то там уединениях да еще здесь, в родном селе, не приходилось и думать. И, безжалостно приглушив в себе невольные колебания, Андрей Семенович улыбнулся.
Что ж, в таких случаях лучше всего придерживаться восточной пословицы: гость что верблюд, за какое ухо потянут, туда и пойдет.
Внизу, то есть на первом этаже, был ресторан. Вполне приличный, вполне «городской» на вид и по оборудованию. Исключая разве лишь фикус. Такой или же чуточку более высокий и развесистый, как и у него в номере. И была еще, как оказалось, при этом ресторане небольшая, но уютная комната «банкетный зал», по выражению Николая Тарасовича, «чтоб уже и вовсе как у людей». И в этой комнате ожидало своего земляка несколько человек женщин и мужчин. Были это преимущественно люди молодые, некоторые из них годились бы Андрею Семеновичу в сыновья или дочери. Одеты хотя и не подчеркнуто празднично, но все-таки, как говорится, «по случаю высокого гостя». Мужчины все как один в новеньких туфлях, темных костюмах, при галстуках. В сапогах был лишь один. Женщины в хорошо сшитых платьях и выходных, на высоких каблуках, туфлях. Большинство с модными, сделанными в парикмахерской прическами.
До его появления все они, наверное, сидели группками на зеленых, с мягкими спинками стульях вдоль стены, на почтительном расстоянии от щедро накрытого, густо заставленного блюдами большого стола. Когда же Андрей Семенович вошел, все как один вежливо, но неторопливо, с достоинством, встали и молча стояли в ожидании, пока Николай Тарасович отрекомендует их. «Ну совсем как на званом дипломатическом обеде, подумал Андрей Семенович и улыбнулся. А впрочем Почему бы и нет!»