Хурам тоже присел на корточки звук замолкал и возобновлялся очень ритмично.
Что за напасть? испуганно прошелестел дехканин.
Сиди здесь, я пойду узнаю, шепнул Хурам и осторожно, крадучись, двинулся вдоль неизвестно кем прорытой канавки. Дошел до опушки рощи, снова прислушался. Явственно услышал: кто-то ритмически сыпал землю.
Двинулся дальше. Не разглядев под ногами яму, оступился и с размаху упал на груду сухого валежника. Валежник затрещал, Хурам вскочил на ноги. Впереди метнулись два темных пятна. Хурам выхватил револьвер и отрывисто крикнул:
Стой, кто там? Стрелять буду!
В темноте зашуршали ветви, и все затихло. Раздвигая кусты джиды, Хурам осторожно двинулся дальше. Прошел шагов сорок, наткнулся на какое-то сооружение. Ощупал его руками, пальцы натолкнулись на деревянную планку, на проволочные прутья и скользнули по мокрой шерсти.
Что за чертовщина!.. Эй, Бобо-Шо, рафикон! Идите сюда с фонарем!
Идем, рафик Хурам, сейчас! откликнулись издалека дехкане, светлые точки забегали по полю, соединились и двинулись, приближаясь.
Идем, идем! кричали дехкане, словно ободряя друг друга. Старик Бобо-Шо подошел первый, высоко подняв над головой фонарь.
Свет упал на странное сооружение, и Хурам сразу узнал его. Приставленная нижним краем к борту канавки, подпертая двумя корявыми палками, под углом в сорок пять градусов к земле, здесь стояла большая деревянная рама, обтянутая проволочной сеткой и покрытая бараньей шкурой. Рядом, на земле лежал брошенный убежавшими деревянный совок, проткнутый сбоку длинной рукояткой.
Вот негодяи! Ну и наглость! Под самым боком у нас! сказал Хурам.
Дехкане, все еще напуганные, столпились вокруг с фонарями.
Кто-то мыл золото здесь? промолвил Бобо-Шо.
Ну да, конечно же, золото! Я не знал, что у вас тоже так намывают, на бараньи шкуры Но какие мерзавцы! Украсть у нас из-под носа воду и тут же промывать золото!
Торопились очень, наверно! сердито забормотал Бобо-Шо Думали, не придется больше им золота увидать!..
Хоть немножко, а захотели урвать! Ну, товарищи, у вас крепко засилье байское! Ведь, главное, не могли же они не знать, что я приеду сюда, и все-таки не побоялись.
Рафик Хурам!.. Они ничего не боятся, когда золотом пахнет! Что будем делать сейчас?
Что будем делать? А вот: забирайте-ка эту фабрику, перекройте воду, и будем продолжать полив. Сегодня они уж больше не явятся, а с утра по всей воде вы охрану поставите. Кто посмелее из вас станет в дозор. И постарайтесь завтра выяснить, кто именно из ваших баев сейчас гостями к нам приходил. Правильно?
Конечно, правильно, рафик Хурам, серьезно произнес Бобо-Шо. Только ты, пожалуйста, сам не уезжай или к нам милиционеров пришли. У нас оружия нет, нас мало, аллах знает, что еще в голову баям придет.
Ну, теперь им недолго царствовать А надо будет пришлю.
Остаток ночи дехкане работали с еще большим усердием.
Хурам, не спавший вторую ночь, чувствовал, что заснет, если хоть на минуту присядет, а потому разулся, снял мокрые штаны и, оставшись в трусиках, взял свободный кетмень.
Едва дехкане увидели его за работой, один из них затянул старинную румдаринскую песню, все подхватили ее и еще энергичней застучали по земле кетменями, следя, чтобы вода разливалась по полю ровным слоем, не собираясь в лужи, не застаиваясь, не пересыщая жадную землю.
Когда темнота поредела и пришел бледный рассвет, Хурам убедился, что половина всей необходимой работы сделана. Измученный, но удовлетворенный, он воткнул кетмень в землю.
Довольно, товарищи! Закрывайте воду в голове арыка. Теперь пошли спать.
Во дворе правления колхоза забравшийся в автомобиль бритоголовый парень мирно похрапывал, запрокинув голову на подушку и по-младенчески раскрыв рот.
Проснувшись от смеха дехкан, он вскочил:
Я не спал, рафик Хурам. Я все слышал. Вот видишь, твой автомобиль, как я сам, в порядке.
Хурам хотел было ехать в Румдару, но, чувствуя, что едва держится на ногах, сдался на уговоры дехкан поспать здесь, во дворе правления. Дехкане обтерли пыль со стоявшей на дворе широченной деревянной кровати, натащили откуда-то чистых одеял и подушек, принесли чай и лепешки.
Хурам, не став пить чай, сразу завалился на кровать. Бобо-Шо подошел к изголовью и спросил шепотом:
Рафик Хурам! Раис где, в гепеу сидит?
А ты почему спрашиваешь? так же тихо ответил Хурам.
Надо еще несколько баев арестовать.
Надо будет и арестуем. А раис, я скажу тебе, от меня вчера убежал.
Правда убежал? с испугом встрепенулся Бобо-Шо. Совсем убежал?
Убежал.
Ай-ия-ай! растерянно зашептал Бобо-Шо и склонился к Хураму. Очень плохое дело А, рафик Его надо поймать. И еще я скажу: ты никому здесь не говори, что он убежал.
Хурам подавил зевоту.
Это почему же не говорить?
Никто работать не станет, если узнают. Все очень боятся его.
Ладно, не буду. Сюда-то, я думаю, он больше уже не придет.
Ой, рафик Хурам. Как сказать можно подушку еще тебе дать?
Бобо-Шо не дождался ответа. Хурам спал.
Бобо-Шо на цыпочках отошел в сторону и зашушукался с дехканами, кивая на Хурама головой. Дехкане поддакивали ему, и один из них сказал громко:
Все ляжем здесь. Сначала я буду дежурить, потом тебя разбужу; ты тоже смотри, если кто со стороны придет, сразу всех нас буди.
Бобо-Шо подошел к Хураму, внимательно посмотрел на его лицо, чуть заметно покачал головой и бережно до подбородка прикрыл Хурама одеялом.
Хурам проснулся и прежде всего увидел над собой брезент, подпертый шестами, привязанными к резной спинке кровати. Старик Бобо-Шо, скрестив ноги, сидел на террасе, прошивая сыромятным ремнем свои рваные чоруки. Два других дехканина, развалясь на подушках автомобиля, перелистывали какую-то иллюстрированную брошюру. День стоял высоко, полный солнца и тишины. По двору, выискивая зерно, деловито бродили куры.
Что же ты не разбудил меня, Бобо-Шо?
Старик отложил чоруки на кошму:
Рафик Хурам, если ты видел во сне свежее молоко, или мертвеца, или грязь, или, может быть, рыбу, это к долгой жизни, к удаче и к счастью. Когда человек устал от доброй работы, он видит хорошие сны и просыпается сам. Я не хотел тебе помешать.
Чудак, но ведь сейчас уже полдень, ты должен знать, сколько у меня дел.
Э, рафик Хурам, когда придет тебе умирать, ты не скажешь: «Подожди, смерть, у меня много дел». Раз тело твое требует сна, надо ему подчиниться.
Бобо-Шо сошел с террасы и поднес Хураму кувшин воды:
Освежи лицо и руки, рафик Хурам, потом делай что тебе надо. Вот полотенце
Хурам торопливо умылся, досадуя на ушедшее время.
Я сейчас в сельсовет, а ты, Бобо-Шо, иди по своим делам, неужели ты из-за меня тут сидел?
Э, рафик Хурам, разве ты не видишь чоруки рваные?.. Ты, пожалуйста, потом приходи ко мне, надо покушать немного. Когда ехал сюда, от дороги направо видел упавшее дерево? Вот я там рядом живу. Твой автомобиль хорошо пройдет
Оба дехканина выпрыгнули из машины и молчаливо вышли в ворота, не давая Хураму понять, что обязанности их теперь кончены.
Хурам запустил мотор, кивнул Бобо-Шо и выехал со двора.
День был по-летнему знойным и душным, но, не замечая жары, Хурам разбирался в делах кишлачного Совета, расспрашивал, проверял списки хозяйств, ходил из дома в дом и убеждался, что за неразберихой, за путаными объяснениями дехкан и кишлачного руководства скрываются вопиющие безобразия. Он больше не сомневался, что брошенные дома действительно принадлежат беднякам и что сейчас кишлак, в сущности, находится в руках байства.
Наконец, озабоченный и невеселый, Хурам уселся в машину и выехал из кишлака. Проехав улицу, машина запрыгала по кочкам дороги между полей, и Хурам влево от себя увидел изогнутый ствол упавшего дерева.
«Заеду», подумал Хурам и свернул в сторону, к кособокому глинобитному дому, окруженному оградой из плетеного тростника.
Бобо-Шо сидел у порога.
На кошме перед Хурамом и Бобо-Шо стояла большая плоская деревянная чашка, из которой только что оба ели бобовую похлебку, густо уснащенную красным перцем. С дальних гор легкими порывами налетал ветер, но после каждой длинной его волны духота снова смыкалась, накрывая поля и сады. Старику Бобо-Шо хотелось поговорить.