Рафик Хурам Смотрю я на тебя Откуда такие, как ты, берутся?
А какие, друг Бобо-Шо? рассеянно спросил Хурам. Разве я не такой, как все?
Нет, рафик Хурам Бобо-Шо задумчиво чертил палкой землю за краем кошмы. Я старый человек и много видел людей. Зрение у меня старое, как я сам. Пусть глаза у меня больные ничего, я не только глазами вижу людей. Когда ты со мной в первый раз заговорил, я сразу увидел: простое лицо, сердце простое. Думаю: от какой власти к нам пришел такой человек? Не шумит, не приказывает, а все его слушаются легко, словно ума своей головы
Что же ты думал? усмехнулся Хурам. От какой власти? Не от Советской, что ли?
Нет, рафик Хурам, серьезно ответил Бобо-Шо. Ты не смейся. Я знаю, ты от Советской власти, только, наверно, ты от большой власти, не от нашей, из Румдары. Большая власть большой ум, большое спокойствие. Когда наша власть из Румдары приезжает, всем нам тесно от разговора с ней: шумит, кричит, живот впереди несет, слова поперек не скажи. Если скажешь отвечает: я все знаю, ты что знаешь? Из большого кувшина в малый вода не вместится. Маленький ты человек, глупый ты человек, слушай, что приказывают тебе, кому нужны твои рассуждения?
Это кто же так к вам приезжает?
Зачем называть человека? уклончиво произнес Бобо-Шо. Такой же, как я, таджик приезжает. Один или другой, разве не все равно? Знаешь, рафик Хурам, я прямо тебе скажу. Много у нас плохих дел, а никто из нас не жалуется.
Неправильно. Надо жаловаться, если есть на что.
Нет, рафик Хурам, убежденно возразил Бобо-Шо. Бедного человека кто может, кроме баев, обидеть? Никто. Жалобы наши на баев. Такую жалобу надо нести сильному человеку. А сильный человек в ком ищет опоры? В других сильных людях. А у нас в районе самые сильные люди баи. Если овца на волка волку пожалуется, что будет?
Что же, по-твоему, власть в Румдаре состоит из баев?
Ай, рафик Хурам! Сколько случаев было! Кто жаловался, тому его жалоба на голову падала, а дела оставались такими, какими были.
Ты, Бобо-Шо, загадками не говори. Скажи прямо, кто из районных властей обижал ваших бедняков, я разберу это дело.
Бобо-Шо упрямо покачал головой:
Не проси меня, рафик Хурам, не скажу. Если скажу, это будет такое слово, что ты мне не поверишь, начнешь других спрашивать. Все поймут, что это я тебе говорил. И тогда меня убьют, а ты, если и живым останешься, все равно ничего не сделаешь.
Да кто же тебя убьет? попробовал допытаться Хурам.
Ай, рафик Хурам! Ты не спрашивай. Пусть я даже не за себя боюсь Я стар и один Вот я не боялся сказать тебе про раиса. Он маленький волк, твоя сила больше. Я знал, что ты можешь сжать руками его волчью пасть. А другого тебе не скажу. За тебя боюсь, за хороших людей боюсь Думай сам. У тебя светлая голова, большой ум, ты от большой власти пришел, но ты один, ни охраны у тебя нет, ни войска. Тут войско надо Я так скажу: ты будь осторожен и вокруг себя в сорок глаз смотри, не верь никому.
Странно ты говоришь, Бобо-Шо, задумчиво произнес Хурам. Не знаю, как тебя понимать. Лучше бы прямо сказал.
Нет, рафик Хурам, горячо возразил Бобо-Шо. Так лучше. Я старый. Я знаю. Вот я скажу тебе о другом. Я шел сегодня по нашей земле. Хорошо полита наша земля. Ты сам сказал спасибо, что мы все успели. А мы тебе говорили спасибо, когда без тебя работали, как ты нам велел. Наши баи смотрели на нас, и я знал, что большая злоба у них на тебя, потому что никто им до тебя не мешал, и власть баями их не считала. Теперь ты пришел, и они знают, что теперь кончены их дела. Потому и злоба их большая Шел я по нашей земле. Полита и просохла она и стала как пух, когда мы запахали ее. Меня спрашивали дехкане, потому что я старый и землю лучше всех знаю, можно ли сеять, спрашивали меня. Я шел по земле и брал ее на руку, и сжимал, и сам себя спрашивал: «расид» или «норасид»? Если комок рассыпается в руке значит расид, готова, мягка. И комки рассыпались в моей руке. И еще: совал ладонь в землю и слушал ладонью, сколько в земле теплоты. Ничья ладонь не чувствует тепло так хорошо, как моя. И сам себе говорил: хорошо, как молоко через час после дойки. Ровно столько тепла. Можно сеять. И всегда это дехканам я говорил. А в этот раз не сказал. Потому не сказал, что о тебе вспомнил, рафик Хурам. Очень большой ум у тебя, и, наверное, ты лучше меня, старика, знаешь, когда сеять. Не знаю, где ты взял ее, но много науки вижу в тебе и верю тебе. Посмотри нашу землю, скажи можно ли сеять? Один день вперед, один день назад очень важно: хлопок лучше может взойти и хуже может взойти, я хочу, чтоб был самый лучший.
Хурам, со вниманием слушавший старика, ответил очень серьезно:
Ты хорошо сделал, что меня спросил, хотя и ошибся: я хуже тебя землю знаю. Но наука, конечно, знает лучше тебя. Я пришлю к тебе агронома.
О рафик Хурам, был один у нас, разочарованно протянул Бобо-Шо. Как табиб покойнику, так помог он нашей земле. Приехал, покрутился, ничего не сказал. «Пришлю распоряжение» и уехал. Ничего не прислал до сих пор.
Завтра к тебе приедет агроном, твердо сказал Хурам. Я сам пришлю тебе настоящего человека. Верь ему. Хорошо?
Если по твоему слову приедет человек, если сам с него спросишь поверю. Другому человеку не поверю. Пусть будет у него от тебя записка, рафик Хурам Хочешь яблоко?
Бобо-Шо взял с кошмы яблоко, обтер его о халат, протянул Хураму.
Хурам разломил яблоко пополам, вернул старику половину, и оба умолкли, жуя ароматный плод.
Рафик Хурам сплюнув семечки, снова заговорил старик. Ты мне не сказал, как ты стал большим человеком и почему у тебя сердце простое, как у самого маленького дехканина?
Далось тебе все узнать обо мне? улыбнулся Хурам. Сердце у меня самое обыкновенное, такое же, как у тебя. Сколько раз ты спрашиваешь меня, и ведь я тебе уже все рассказал. И напрасно ты стараешься доказать мне, что я большой человек. Верь, старик, такой же, как ты Только знаний у меня больше больше твоего пришлось видеть, и очень мне всегда хотелось учиться.
Мне тоже хотелось, задумчиво молвил старик, а жизнь моя прошла здесь, среди этих садов и полей. Почему у тебя вышло, а у меня нет?
Потому что, когда тебе было столько лет, сколько сейчас мне, не было на свете Советской власти Не было Красной Армии, в которой ты бы шесть лет мог воевать с басмачами, не было в Москве больших школ для таких маленьких людей, как ты и как я Что ты спрашиваешь меня об этом, старик, неужели не знаешь сам?
Нет, рафик Хурам Я не о том. Это я знаю, кто этого не знает сейчас Я спрашиваю тебя, почему у тебя душа от знанья светлеет, большой мир и покой я вижу в твоей душе, а в мою душу знанье приносит сомнения, я ведь тоже за эти годы много узнал. Как вода в реке: чем больше песчинок несет, тем темнее она. Пусть даже тот песок золотой.
Потому, что твоя река как в горах река дикая, прыгает со скалы на скалу, а скалы эти наворочены тысячами темных лет, грязи много на них, разных глин и обломков, и струи твоей реки наталкиваются одна на другую, бегут беспорядочно и бесцельно, размывают берега и никакой пользы ни тебе, ни другим не приносят А вот ты возьми эту реку и очисти ее от камней, сделай для нее ровное русло, укрепи ее берега, не давай ей бушевать как ей захочется, какой твоя река будет? Как мудрый арык, чистый, спокойный, у которого цель одна орошать сады и посевы, служить людям на пользу Понимаешь, наша партия очищает все реки, направляет их к одной цели, к тому огромному посеву, из которого вырастет новый, полный счастливой жизни, веселый мир. Как русло у чистой реки, крепка основа нашего коммунистического пониманья. Тебе это трудно понять, Бобо-Шо?
Старик в глубокой задумчивости чертил землю острием палки.
Нет, рафик Хурам, медленно произнес он. Я понимаю. В наших людях еще мусора много. Тут старая вера от мулл. Тут страх и жадность от баев. Тут лень и злоба от плохой жизни. Когда я думаю о себе (я, знаешь, часто теперь спать не могу, все думаю), вижу много во мне плохого, как ишак этот вьюк несу, сам не могу сбросить, все думаю кто подойдет, поможет?.. Ты, рафик Хурам, первый так со мной говоришь, вот за это тебе спасибо. Буду жив, наверно, твой мир перейдет в мою душу Вот буду счастливым тогда.