Будут тебе новые сапоги, улыбнулся Хурам.
Трактористы разглядывали ногу слесаря, словно каждый из них был кровно заинтересован в его сапогах:
Сам может купить теперь. Чего еще давать ему сапоги!
А кругленький, с пухлым лицом подручный Абдуназаров закрепил общее настроение, торжественно заявив:
Ишака теперь куплю себе, товарищ Хурам
Мы на тракторах выедем, а его ишаку руль вставим, пусть впереди едет, незамысловато сострил Гуссейнов, но и эта острота была поддержана дружным хохотом.
Наутро Хурам явился в мастерские опять. Османов и Гуссейнов энергично работали под навесом. Один, визжа полукруглым рашпилем, занимался шабровкой подшипника, другой растачивал подшипник на токарном станке. Хурам сразу подошел к ним:
А, товарищ Османов! Шабруешь? Ну, как у тебя идет?
Османов, не отрываясь от работы, сдержанно ответил: «Ничего, идет», Гуссейнов заулыбался:
Мы с Османовым так и решили на пару работать: моя промывка, его полудка, моя расточка, его шабровка, моя пригонка, его притирка, мои нарезы для масла Кто скорей сделает.
Сколько выработали вчера?
Вчера семь, сегодня, наверно, девять подшипников приготовим. Без разделки Разделка потом.
Ничего, одобрительно сказал Хурам. А только можно и больше сделать.
Сколько больше? задержал рашпиль Османов.
Сколько? Вдвоем? Шестнадцать в день.
Османов скептически поджал губы, а Гуссейнов убежденно воскликнул:
Э, товарищ Хурам Шестнадцать не сделать.
Почему не сделать?
Не зная, что ответить, Гуссейнов вопросительно взглянул на Османова, словно ища у него поддержки, Османов нахмурился:
Товарищ Хурам, Гуссейнов очень хороший мастер, А только когда заливать баббитом он это не может. Один я могу, кроме механизатора Вот заливка дело задерживает.
Ну, четырнадцать
Гуссейнов смутился:
Э-э четырнадцать тоже не сделать.
Эх ты, парень, не сделать А еще комсомолец Хочешь, я один к вечеру восемь сделаю?
Э-э, товарищ Хурам, не хвали девушку перед свадьбой!
Давай спорить?
Два тракториста, подошедшие сзади, насмешливо переглянулись. Гуссейнов рассмеялся:
Давай
Ладно Очищай для меня местечко. Сейчас и начну. А Османов судить нас будет.
Хурам встал у станка, уступленного Османовым, завернул рукава гимнастерки до локтя, аккуратно разложил перед собой инструменты. Мелькнула мысль: «Эх, черт, практики давно не было Не проштрафиться бы»
Гуссейнов уставился было на руки Хурама, из-под которых, поблескивая в солнечном луче, пробившем крышу навеса, посыпались мелкие стружки, но вдруг спохватился и завизжал напильником, уже ни на что постороннее не обращая внимания. Османов отошел к груде наваленных на лист фанеры частей и занялся их сортировкой. Когда Хурам и Гуссейнов обработали каждый по два подшипника, Османов, закончивший сортировку, постоял сбоку, искоса поглядывая на них, и, что-то решив, неторопливо подготовил третий, свободный, станок. Разложил на нем подшипники и инструменты и молча, с показной медлительностью принялся за работу.
Работа шла целый день. С подбородка Хурама падали капельки пота. Сосредоточенное лицо Гуссейнова раскраснелось, он ребячески пучил губы от напряжения. Трактористы по одному подходили сзади на цыпочках, с любопытством глядели на азартную гонку и, отходя в сторону, тихонько переговаривались между собой, усмехались, спорили. В час обеденного перерыва двор опустел. Османов, оглянувшись через плечо на уходивших, перевел взгляд на обработанные Гуссейновым и Хурамом подшипники, подсчитал их глазом, чуть заметно скривил уголки бледных губ, обтер руки паклей и, переступив через груду рассортированных им частей, вразвалку пошел к воротам. Хурам и Гуссейнов переглянулись, и Гуссейнов с еще большим ожесточением замелькал инструментом.
Османов вернулся минут через сорок и стал у станка, дожевывая что-то ходившее под его желтой щекой. У Хурама ныла спина, но он заставил себя не обращать на нее внимания.
После заката солнца, когда вторая смена шумной толпой выходила на улицу, несколько трактористов, будто доделывая работу, остались во дворе мастерских. Механизатор, издали наблюдавший за ними, развел свои морщины хитрой улыбкой, зная, что оставшиеся поспорили между собой о том, обгонит ли Хурам Гуссейнова.
Электричество играло глубокими тенями на лицах работников третьей смены, когда Хурам, глубоко, с наслаждением вздохнув, положил на стол свой восьмой подшипник.
Ну, сколько? обратился он к Гуссейнову, обтирая лоб грязным платком.
У тебя восемь есть? осторожно спросил Гуссейнов.
Есть. Точка в точку. Раз обещал
А у меня девять, с торжеством, широко расплывшись, воскликнул Гуссейнов.
Твоя, выходит, победа? с деланным огорчением произнес Хурам. Но я ведь без практики. Ты это должен учесть. И, неожиданно хлопнув Гуссейнова по плечу, рассмеялся:
А все-таки не четыре и не пять?.. Как же это ты утверждал: «не сделать»?.. Где же твое «э-э-э»?..
Поджидавшие результатов трактористы заспорили.
Османов, облокотясь на станок, равнодушно курил папиросу.
Да, товарищи заметил его Хурам, а Османова-то мы и не спросили? У тебя сколько, Османов?
Считайте, небрежно кинул Османов. Я не считал.
Механизатор перехлопал ладонью весь ряд обработанных и разложенных под третьим станком подшипников.
Одиннадцать.
Гуссейнов не поверил, бросился пересчитывать.
Одиннадцать Гуссейнов растерянно зачесал в затылке. Его огорчение было так очевидно, что Хурам рассмеялся:
Да, брат, с Османовым нам не тягаться. Фору дал нам Османов. Тебе, брат, ввек его не догнать.
Ну, не догнать Гуссейнов рассерженно оттолкнул руку Хурама, трепавшего его по шее. Я и двенадцать сделаю.
Трактористы покрыли хохотом обиженного Гуссейнова, он плюнул в сердцах на землю, дернулся было, чтобы выйти из окружившей его толпы, и неожиданно рассмеялся сам.
Механизатор отвел в сторону Хурама и прищурил глаз:
Ловко это у тебя получилось Кого завтра подначивать будем?.. Устал, товарищ Хурам?
Хурам, приблизив губы к волосатому уху механизатора, с искренностью шепнул:
Руки отваливаются, честно скажу. Только ты тссс! смотри им не говори. Ох и засну сегодня!.. А подначивать Чего там. Сами теперь разойдутся!
Работа в мастерских налаживалась с каждым днем. Милицию удалось перевести из соседнего с мастерскими дома в помещение у базара, предоставленное Леоновым. Первые шесть тракторов, выверенные как часы, вышли на пахоту в окрестные колхозы. Когда нанятая Хурамом кухарка впервые явилась браниться во двор, что вот, мол, давно уже перерыв, а никто не идет обедать: «Скажите им, шалопутам, товарищ начальник, я второй раз не буду готовить, ей-богу, не буду, смеются они надо мной?» щетинистый слесарь-волжанин принялся задиристо ее передразнивать:
Яй-богу, яй-богу Ишь, раскудахталась кура Заткнись-ко подолом, не знаешь, что ль, на воротах написано: «Посторонним вход воспрещается».
Ах ты, охальник, подбоченилась разгневанная кухарка. Тебя, что ль, ублаживать я пришла?.. Не будет тебе обеда, и все тут. Тоже мордач
С приглашениями, усмехнулся Гуссейнов. Вот стало у нас, товарищ Хурам! Как инженеров зовут
Балую, балую вас, чертей Что ж с вами сделаешь Ну, кончайте работу, ребята. Не сердите с первого дня нашу хозяйку.
После обеда во двор мастерских явились два шофера, видимо прослышавшие о высокой оплате труда.
Наняться бы к вам.
А вы что ж, безработные? Из Америки, что ли? строго спросил Хурам.
Хоть не из Америки из райпо. В райпо мы работали.
Уволены, что ли, оттуда?
Не, зачем уволены? Мы работаем. Ну, там и работа Помочь вам хотим трактора к сроку выпустить.
А райпо что ж, без шоферов останется?
Шоферы переглянулись и промолчали.
Хурам обернулся к прислушивающимся трактористам:
Вот что, ребята Тут шоферы пришли наниматься, люди опытные. Полагают, без них ремонта мы не успеем закончить Я думаю, правы они, нанять думаю, все скорее дело пойдет. А, как скажете?