А крановщик уже прицеливался к мешкам с картошкой, и барабан с тросом угрожающе качался над палубой, описывая широкие амплитуды. Кок юркнул обратно в дверь, захлопнув ее за собой. Матросы, пригибаясь и втянув головы в плечи, шмыгнули за укрытия. Мы с вахтенным дружно присели.
Сейчас подмайнает и шарахнет,обнадежил вахтенный. Нарисовал, так сказать, яркую картинку недалекого будущего.
На этот раз машинист снес мешок с картошкой, и она шрапнелью брызнула по палубе.
Маладэц, кацо!раздался насмешливый голос с грузинским акцентом.Красыво бьешь. Варашиловский стрэлок!
Я поднял голову и увидел на шлюпочной палубе молодого лысого грузина в яркой цветной рубашке и в шлепанцах. Он стоял, облокотясь на леер, и с интересом наблюдал, как машинист крана, распоясавшись, держит всех в страхе.
Чэго мелачишься с картошкой! Бэй сразу по рубке, по стеклам!
Крановщик внял совету, и катушка с тросом, набрав амплитуду, понеслась на грузина.
Какой паслушный, вай, вай!крикнул грузин и припустил в рубку, потеряв шлепанец.
Под шумок и я постарался унести ноги. За спиной что-то трещало. Видать, крановщик вошел в раж и крушил на палубе все подряд.
Скажи там старпому, Мартов смену просит!крикнул мне вслед вахтенный.
Скажу,пообещал я и пошел искать начальство, что оказалось сделать не так-то просто в незнакомом лабиринте коридоров и этажей.
Навстречу попался парень, я спросил у него, где каюта старшего помощника.
Да вот же, прямо перед тобой,он ткнул пальцем в дверь, окрашенную белой краской.Видишь, написано «ВК»высший комсостав. Стучи.
Я постучал раз, постучал два, вежливо. Потом постучал сильнее и все время видел боковым зрением этого парня, он стоял в конце коридора и чего-то ждал.
Да входи!крикнул он мне.Чего стесняешься.
Я открыл дверь.
Передо мною был гальюн. Буквы «ВК» на двери означаливатерклозет. Услыхал за спиной удаляющийся жизнерадостный хохот. Веселый парень мне попался. Тут надо держать ушки на макушке, подумал я и вспомнил свою давнюю матросскую службу с ее заповедью: не разевай варежку! Моряки любят подначить, хлебом не корми. Ладно, подумал я о веселом парне, попадешься ты мне еще, рассчитаюсь я с тобой горяченькими угольками.
Долго еще плутал я по коридорам, пока нашел каюту с надписью «Старший помощник».
Невысокого роста, белокурый Тин Тиныч (имя я узнал, конечно, позднееВалентин Валентинович) окинул взглядом мой новый костюм и спросил не очень любезно:
Что вам?
Видимо, он принял меня за кого-то другого. Я предъявил предписание из отдела кадров базы, в котором было сказано, что такой-то направляется матросом на РТМ «Катунь». Прочитав это, старпом обрадовался мне, как родному брату:
Ну наконец-то еще один! А то хоть войнекому работать. Чего они там в кадрах волынку тянут?спросил меня строго.Сегодня отход, а еще и половины команды нету.
Мартов у трапа просит смену,ляпнул я.
Вот ключи от каюты, кладите вещи ивахтенным к трапу!
Я трухнул по-настоящему. Леший тянул меня за язык! Уж никак не ожидал, что вот так сразу за дело. Думал, дадут осмотреться, привыкнуть, прежде чем запрягут. Лихорадочно стал искать спасения, промямлил:
Понимаете, мне очерк надо успеть сдать. Пока не отошли.
У меня нет должности журналиста,отрезал пути отступления старпом.Верно, Эдик?
Маленький паренек, смуглый, с густыми бровями (потом я узнал, что это рефмеханик), неопределенно улыбнулся. Видимо, из природной деликатности: и старпому хотел потрафить, и меня не обидеть.
На вахту!неумолимо закончил нашу дружескую и теплую встречу старпом.
Спас меня капитан. Он появился за спиной у меня, как ангел-хранитель.
Ладно, с завтрашнего дня назначишь его,сказал он Тин Тинычу.У тебя там внизу гулянка идет, женщин на судне больше, чем матросов. Наведи-ка порядок.
Капитан был хмур.
Я поспешил улетучиться. За спиной недовольный голос Носача бухал в переборки каюты:
Как у тебя с документацией? Судовая роль заполнена? Сколько матросов еще не прибыло? Старший трал-мастер появился, нет?
В жилой палубе, где, говоря дореволюционным языком, живут нижние чины, нашел я номер своей каюты. Открыл ее и остановился в дверях, так сказать, на пороге новой жизни. В этой каютеодин шаг шириной и три длиноюмне предстояло прожить шесть месяцев. Теперь это мой родной дом. Каюта, между прочим, хорошая. Светлая, с умывальником, с зеркалом над ним, с двухъярусной койкой, с красным диванчиком, со столиком, покрытым светлым пластиком, как и стены каюты, с кондиционной установкой для охлаждения или подогрева воздуха и даже с идиллической картинкой над столиком. С чемоданом в руке перешагнул высокий порог. Выглянул в иллюминатор, перед глазами порт. У борта судна разгружались машины с промвооружением, звенел кран, ругался вахтенный у трапа.
Странно все же. Погрузкой занималось человек пять-шесть, и я думал, что на судне больше никого нет, а тут за переборками с обеих сторон слышны песни, хохот, звон гитары. Пока шел по коридору, встретил нескольких девушек с парнями. Лица красные, распаренные. Провожающие, что ли?
Я сидел на холодном и скользком диванчике и слушал топот на палубеона как раз у меня над головой. Вот потащили волоком цепь, прямо по мозгам. Пробухали шаги. В водолазных галошах на свинцовой подметке, что ли, он прошел? Веселенькое дело! Шесть месяцев вот так будет!
По коридору прошла шумная компания, кто-то хвастливо говорил:
С Носачом в прогаре не будем. Он Атлантику как свой огород знает.
Молотить заставитспина просыхать не будет,отозвался другой голос.
Не дрейфь,сказал первый.Зато на пай тыщи две с половиной. Уродоваться, так знать за что.
Носач всегда дает матросу заработать,вставил третий.Он на экономические показатели жмет. Верняк.
Взвизгнула девица, раздался звонкий звук пощечины и обиженный голос:
Ты чего, недотрога! Я же ухожу.Голос набирал высоту и злость.Ты тут... на танцульки бегать будешь, а я там уродоваться! Тебе только боны!
Хватит, старик, не рви себе душу,сочувственно сказал кто-то, и компания завернула за угол коридора.
Слышимость здесь, конечно, отличная, как в милых сердцу блочных малометражных квартирах. В доказательство этой мысли в соседней каюте кто-то запел под гитару, запел будто у меня над ухом: «Рыбак уходит на путину, и чайки плачут за кормой...»
«Как же так?подумал я.На погрузке матросов раз-два и обчелся, а тут каждая каюта гуляет».
Взял фотоаппарат и пошел на палубу запечатлеть погрузку. Раз уж рейс начался, надо все зафиксировать на пленку.
И первый, кого увидел, выйдя на палубу, был Чиф! Песик деловито обнюхивал замороженные туши баранов, сваленные друг на друга.
Чей Кабысдох?яростно шипел кок и вопросительно уставился на меня. Я покачал головой.
Чиф его имя,с достоинством сказал мой знакомый Андрей Ивонтьев, появляясь в дверях надстройки.
По мне хоть кэп!выкатил глаза кок.Убери его к черту! Сейчас санитарный досмотр начнется!
Усек,серьезно кивнул Андрей и свистнул песику.Чиф, смоемся. Досмотр.
На палубе разительная перемена. Никакого крика и никакой прохладцы. Работающих тоже стало больше. Все четко, все слаженно. Что такое? А-а, капитан у трапа. В полной парадной форме. С медалью Героя Социалистического Труда. Эффектен. Сразу видатьнастоящий капитан. Матросы деловито и проворно бегают по палубе. Капусту и картошку уже подобрали. Мешки, бочки, ящики исчезают где-то в чреве судна. Все это там, в провизионке, складывается на долгое хранение.
Я исщелкал всю катушку, радуясь, что погрузка у меня «в кармане». (Потом, когда проявил пленку, она оказалась испорченнойпередержка. Это я умею.)
Послушай...те,обратился ко мне молодой мужчина с аккуратным пробором в волнистых, тщательно уложенных волосах, будто он только что вышел из парикмахерской.Не поможете мне принести карты?
В картографическом отделе порта нам выдали большую кипу штурманских карт и с десяток толстых книглоций. Нас трое. По пути за картами штурман (это был третий помощник капитана, Гена) прихватил себе в помощь еще одного матроса. Паренек шел вразвалочку, как ходят старые мариманы, снисходительно-скучающим взглядом посматривал на суда у причалов. Вид у него бывалого матроса, которому наскучили все эти отходы, приходы, штормы и штили. На меня он поглядывал, как боцман на салажонка. А в картографическом отделе сразу сел на стул и со скучающим видом стал ждать, пока штурман разберется с каргами.