При этом он быстро прикидывал, как бы исхитриться и все же позвонить в пятое управление.
Черт бы вас побрал!.. просипел наконец Иванович.
Да виноват я, что ли, что нрав у меня такой?! Ну, вспылил!.. Вы бы тоже вспылили, при такой-то службе Гусев задумался на мгновение и выпалил: А ведь у меня тоже идеалы! По-вашему, я держиморда какой-нибудь? Нет же! Да у меня точно такие же идеалы!..
У вас?!
Да. Но я не могу говорить открыто. Кто вас знает, что вы за человек?
Да, провалитесь-ка вы, Гусев, с вашими идеалами!..
Репортер сплюнул и решительно устремился к двери, но Глеб схватил его за плечо, развернул к себе.
Говорю же вам, господин Иванович, я горяч. Коли вспылюсущий бес!.. Ну и куда вы пойдете, с мокрой-то головой? Высушить надо сперва, причесать
Не ваша забота!
Да выслушайте же! Да, я горяч. Так и вы меня разозлили, нагородили чего-то про Бастилию, про самодержавие Я даже толком и не понял! А тут еще и неприятность со мной приключилась, поиздержался изрядно
Глеб действительно потратил деньги на похороны. И хотя тетку хоронили вскладчину, прореха в кошельке все же образовалась. А о том, что вскоре вступит в силу завещание, по которому трое племянников получат неплохие денежки, он, понятно, докладывать Ивановичу не стал.
Поиздержались, значит? подозрительно прищурился репортер, но вырываться перестал.
Да. Я же сюда прямо с похорон приехал. Знаете, наверно, сколько берут в такую погоду землекопы? Говорят, мол, и динамитом землю не расковырять. А оклад жалованья у меня не такой, чтобы еще и динамит покупать Вот, с горя и пошел я к «Палкину» согреться да пообедать по-человечески. Все равно же одалживаться придется. Эх!..
Примите соболезнования, буркнул Иванович. Не думал, что у вас мало платят.
Кто в чинах, у тех жалованье хорошее. А я всего лишь поручик
Тут Глеб беззвучно взмолился: «Господи, сделай так, чтобы этот чудак ничего не знал про мое семейство и про обучение в академии Генштаба!»
Да-а протянул спустя минуту репортер. Но хоть платят регулярно?
Платят-то регулярно
И опять оба замолчали.
Иванович уже точно не пытался сбежать, и это было хорошо. Но о профите больше речь не заводил, и это было плохо. Гусев решил чуть-чуть подтолкнуть его к нужной мысли.
А вам, в журналах ваших, как оплачивают? осторожно спросил он.
Гонораров едва-едва хватает, а у меня еще папенька на шее. Беда с ним! признался вдруг Иванович. Еще бы мог служить, да никуда не берут. А в дворники он и сам не пойдет. И еще хворает сильно
Папенька-то в каких частях служил?
В Люйшуньском крепостном пехотном полку Да будет об этом! Сатрапам и самодержцам хоть как честно служиблагодарности не дождешься, а получишь одни лишь доносы, клевету и гадости!
«Так, подумал Глеб, старик, по всему видать, из обиженных. Похоже, это именно он учинил скандал в Морском министерстве. Возможно, даже был пьян. Кто на трезвую голову станет чуть ли не кулаками пробиваться на прием к министру? А сынок принимает все слишком близко к сердцу»
Я понимаю вас, очень хорошо понимаю, прочувственно сказал он. У меня у самого Эх, да что говорить! Все не так просто, а вот были бы деньги
Когда б вы не полезли в драку!.. снова заволновался репортер.
Когда б вы все растолковали вразумительно!..
То есть вы готовы исполнять небольшие поручения?
«Давно бы так», с облегчением резюмировал поручик и вслух добавил: Если только в обстановке строжайшей тайны
Это само собой, с жаром заверил Иванович. Господа, которые поручили мне переговорить с вами, за тайну ручаются. Шумиха им самим ни к чему. А я, правду сказать, даже не знал, как к вам подступиться. Вы уж простите, я от самого кладбища за вами ехал
Я догадался. Ну, так говорите теперь прямо: что требуется?
Сквозь ваши руки проходят важные бумаги, но не волнуйтесьснимать копии не придется. Репортер совсем успокоился и говорил деловито и уверенно. А нужно вот что. Если попадутся письма, в которых поминается мистер Сидней Рейли, надобно запомнить, где его содержат в заключении, каковы условия содержаниясловом, все, что имеет к нему отношение.
И во что ваши господа оценят мои услуги?
Глеб чудом догадался, что о деньгах следует поторговатьсядля иллюзии полного правдоподобия. Торговаться он не умел вообщене так был воспитан.
Я уполномочен предложить пятьсот рублей! гордо заявил репортер, но, видя, какую гримасу скроил Глеб, торопливо воскликнул: Однако торг уместен, разумеется!
Сошлись на тысяче. И Гусеву пришлось буквально зажимать себе рот рукой, чтобы не подсказывать Ивановичу, как лучше устроить следующую встречу, где удобнее оставлять записки и как выглядит в подобных случаях конспирация.
Потом они вернулись в ресторанный зал и съели заказанные блюда.
Иванович хотел уйти первым, но Глеб не позволил: ему не хотелось, чтобы проныра снова его выследил. Даже наоборотхотелось самому выследить проныру.
Но господа, подославшие этого горе-вербовщика, позаботились о его безопасности. Репортера у крыльца ждал автомобиль, который и унес его вдаль по Владимирскому проспекту. А на извозчике, как известно, за этим адским изобретением не угонишься
Запомнив марку автомобиля (черный «Руссо-Балт» К-1220), Глеб остановил «лихача» и велел везти себя на телеграф. Там он отправил отцу в Сибирь такую телеграмму: «Требуются сведения пехотном офицере Ивановиче зпт это фамилия тчк почтительный сын глеб тчк».
Тот же «лихач» доставил поручика в бастрыгинский особняк на Шестой линии, и, минуя собственное начальство, Глеб поспешил в пятое управление, к подполковнику Вяземскому. То, что случилось в ресторане, было как раз по его части.
Разговор получился долгий, Гусев даже получил устное взысканиеза честное описание драки в клозете. Вяземский вызвал в кабинет капитана Голицына и поручил ему подключить поручика к оперативной разработке репортера. Потом дал задание молодым «совятам», чтобы занялись писаками, поставляющими статейки в «Вестник Европы».
Уже ближе к вечеру пришла телеграмма из Сибириу Гусева-старшего хватило соображения отправить ее в бастрыгинский особняк.
Глеб вскрыл телеграмму в присутствии Голицына и прочитал: «штабе капитан люйшуньского пехотного полка Константин Иванович предал отечество зпт сотрудничал японцами зпт возможно передал им планы укреплений люйшуня тчк кары избежал недостатком доказательств тчк подал отставку тчк я убежден его вине тчк командир тридцать четвертой бригады гусев».
Глава 4
1913 год. Февраль. Санкт-Петербург
Голицын проснулся внезапнопоказалось, будто услышал зычный голос дневального по казарме, кадета Бузанова.
Этот пузатый верзила вечно приставал к Андрею по самым незначительным поводам, начиная от внешнего вида (ремень плохо затянут, сапоги не блестят, медная бляха на ремне скособочилась) и заканчивая привычками в еде (почему кашу не солишь? почему компот не пьешь? почему свинину не любишь?). Голицын терпел долго, принимая во внимание разницу в весовой категории. Но когда распоясавшийся Бузанов стал при всех в спортивном зале насмехаться над его, Андрея, якобы хилым сложением, Голицын не выдержал. Подошел к свисавшему с потолочной балки канату и стремительно забрался по нему под самый потолок, используя только руки. А потом также быстро, на одних руках спустился. Все отделение восхищенно замерло и с интересом уставилось на Бузанова. Тот же поначалу попытался проигнорировать явный вызов, однако кадеты окружили его плотным кольцом, и старший отделения, Максим Мошков, с суровым видом молча указал зачинщику «дуэли» на канат. История закончилась смешно и грустно. Забраться-то пузатый Бузанов наверх смог, хотя и с трудом, а вот спуститься не получилосьсорвался и с большим шумом шлепнулся на предусмотрительно подставленный мат. Результатвывихнутая лодыжка и всеобщий смех. Но приставать к Андрею Бузанов перестал.
Сейчас же, вынырнув из сонного морока, Голицын по укоренившейся привычке принялся прокручивать в уме предстоящие на день дела, выстраивая их в порядке важности и срочности. Одновременно проделывал дыхательные упражнения, которым его научил еще в кадетском корпусе наставник по физической подготовке, капитан Сероштанов, в молодости служивший на маньчжурской границе и увлекшийся там восточной системой оздоровления.