И вдруг он вспомнил.
Это было связано с морским министром, контр-адмиралом Григоровичем. Человек, носивший странную фамилию, прорывался к нему на прием, затеял целый скандал, был решительно выведен вон, и у всех невольных свидетелей осталось такое впечатление: попади он в кабинет морского министра, мог бы натворить дел. Больше его, понятное дело, в министерство не впускали.
Еще одно воспоминание: что-то, связанное с Люйшуньским конфликтомс тем временем, когда Григорович был комендантом Порт-Артура. Но подробности не всплывали; скорее всего, Глеб их просто не знал.
Он внимательно посмотрел на собеседника. По возрасту тот вполне мог участвовать в военных действиях. Однаконе моряк, на лбу крупными буквами прямо так и написано: «не моряк».
Хотя в служебные обязанности Глеба не входил допрос подозрительных личностей, и рядом никого из «совят», кому можно было бы сдать с рук на руки Ивановича, нет, он решил заняться суетливым репортером сам.
И тут же пришла первая разумная мысль: «Ведь были же в зале еще свободные столики, отчего тогда этот чудак присоседился именно ко мне?»
«Совят» не раз и не два предупреждали о бдительности. Вот и представился поручику случай ее проявить!
Сдается, мы уже где-то встречались, сказал Глеб. Может, в «Бродячей собаке»?
Это артистическое кабаре за два года приобрело огромную популярность среди столичной публики. Но как раз в нем Гусев еще ни разу не бывал.
Да, верно, в «Бродячей собаке»! обрадовался Иванович. Вот откуда мне ваше лицо знакомо
«Ага! Попался, голубчик!..» возликовал поручик, а вслух невинно продолжил: А вы все там же трудитесь, на ниве пера и блокнота?
Да, именно на сей ниве. Я, изволите видеть, предан идеалам, да! И оттого сотрудничаю с «Вестником Европы»!
«Ясно, подытожил Глеб, идеалы, значит, либеральные. Журнал почтенный, хорошие повести публикует, а вот с идеалами промашка вышла. Впрочем, похоже, что врешь ты, друг ситный! Сотрудничаешь, значит, изредка статейки кропаешь? А трудишься-то на ином поприще!..»
Понимаю, многозначительно кивнул он. И уважаю.
Я так и думал, заявил вдруг собеседник совершенно иным тоном, и даже лицо у него вроде бы затвердело. Глеб насторожился: уж не ловушка ли тут расставлена на него самого, сотрудника третьего «совиного» отделения?
Родилась новая мудрая мысль: немедленно телефонировать начальству. Пусть пришлют кого-нибудь из пятого управленияим положено отрабатывать возможные контакты с агентами противника. Хорошо бы сам капитан Голицын приехалему разобраться с таким, как этот Иванович, раз плюнуть.
Простите, я отлучусь на пару минут, Гусев состроил скорбную мину. Проклятый здешний климат мне на пользу не идет. Застудил все, что только можно
В ваши-то годы?! натурально ахнул репортер.
Да вот, и в мои годы такое случается. Извините.
Глеб бочком выскочил в вестибюль и метнулся к метрдотелю.
Мне нужно срочно телефонировать начальству!
А вы, собственно
Закончить хозяин зала не успелГусев быстро показал ему «совиное» удостоверение. Разобрать, что там написано, метрдотель не успел, но двуглавого орла на обложке мигом опознал.
Вон туда, ваше благородие. Там канцелярия
Глеб рванул было по коридору, но вовремя оглянулся. Так и есть: Иванович вышел за ним следом.
Черт!.. шепотом ругнулся поручик. Тогда спервав клозет
Где располагалось сие заведение в «Палкине», он знал. Оно было оборудовано по последнему слову клозетной моды и имело не только писсуары из безупречно-белого фаянса, но и унитазы в кабинках.
Репортер буквально ворвался туда следом за Глебом.
Простите меня, господин Гусев! зачастил он. Я должен воспользоваться случаем, чтобы поговорить с вами наедине. Просто обязан!
Слыхал я про репортерскую наглость, немедленно вскипел Глеб, но это уже превосходит всякое воображение!
При чем здесь мое ремесло? Ну да, мы берем интервью в разных местах, бывает, и в окошки лезем, и подкарауливаем Но тутиное, поверьте мне! Очень важный разговор!
Для которого вы подобрали самое подходящее место!
Глеб уже примерился пинками выставить Ивановича из клозета, но тот возопил пуще прежнего:
А где ж еще?! В других непременно помешают, а то и подслушают! Говорю же вам: дело архиважное! И, кроме того, вы можете поиметь с него свой профит!
«Черт знает что! засомневался поручик. Но не может же человек в относительно здравом уме говорить о профите сотруднику СОВА в таком заведении? Для этого нужно совсем спятить!..» И тут его осенило:
Послушайте, любезный, а не ошиблись ли вы часом? Может, не за того меня приняли? Внешнее сходство, к примеру, подвело?
Глеб был хорош собой, об этом ему множество дам открыто говорило, но он знал также, что его приятная внешность заключается всего лишь в правильных чертах лица и красивых выразительных глазах. А такой внешности в приличном обществехоть пудами меряй.
Нет, я знаю, где вы служите. Иванович вдруг стал спокоен. Шестая линия Васильевского острова Продолжать?..
Ну?.. вновь свирепея, спросил Глеб.
Только дослушайте до конца
Ну?!
Вы ведь честный человек! Я по глазам вижу Репортер сталсама проникновенность. Вы молоды, и вам кажется, будто ваша служба сатрапам и людоедамэто служба Отечеству! Но подумайте: достойны ли эти господа вашей преданности? Вы просто подумайте И поймете: нет, недостойны! голос его окреп. А сегодня долг всякого порядочного человекабороться за свержение самодержавия! Помните, как во Франции?.. Свергнуть, как Бастилию, и табличку на пустом месте повесить: «Здесь будут танцевать!»
И что же дальше? Глеб еще старался сдерживаться, но становилось все труднее.
Вы можете внести свой посильный вклад в общее благородное дело. И ваши труды будут, естественно, вознаграждены.
Помилуйте, да я не каменщик и не грузчик, я не умею ломать Бастилий
Так и не надо! Через ваши руки проходит множество бумаг, множество ценнейших документов. И вознаграждение
Тут поручик и не выдержал.
Ах ты, сволочь мелкотравчатая! Документы тебе?! Под грифом «строго секретно»?! А вот попробуй-ка, чем это пахнет!..
Рожденная в справедливом гневе мысль была прекрасна, и Глеб тут же воплотил ее в жизнь. Репортер и ахнуть не успел, как получил хорошо поставленный хук в челюсть справа и сразуапперкот по печени. Оглушенный и задохнувшийся от боли, Иванович согнулся почти пополам. А поручик схватил его за шиворот, подтащил к кабинке, ногой отворил дверцу и с огромным удовольствием засунул своего беса-искусителя головой в унитаз.
Это было торжество, это был триумф! Но совесть офицера тут же отрезвила горячую голову От триумфа явно пахнуло уголовщиной, а Глебу только трупа в клозете для полноты послужного списка недоставало.
С большим сожалением он отошел в сторону и лишь мрачно наблюдал, как иуда-репортер, высвободив голову, на четвереньках выползает из кабинки, отплевывается и встряхивается, словно пес. «Пес и есть!» мстительно подумал Глеб.
Иванович меж тем кое-как поднялся на ноги, дотащился до нарядной раковины и стал плескать в лицо чистую воду. Плескал долго и смылил на себя чуть ли не весь кусочек дорогого туалетного мыла «Петроний». Потом вытер лицо и волосы белоснежным полотенцемпорядок в ресторане поддерживался идеальный.
Глеб смотрел на него с презрением, гордый собственной неподкупностью. И лишь когда Иванович взялся за дверную ручку, поручика вдруг осенило: а ведь нельзя подлеца отпускать!
Нужно срочно идти на попятный, как-то удержать его, допытаться, кто подослал? Не на свои же гонорары собрался он подкупать сотрудника СОВА?!
Увидев, что Гусев подался к нему, Иванович рванул на себя дверь и выскочил в вестибюль. Но Глеб, налетев сзади, невольно произвел тот самый захват, которому обучают казачат, готовя их в пластунызахватил репортера сзади согнутой рукой, пережав горло так, что тот и пикнуть не смог. Казачат учат одновременно всаживать в сердце часовому нож, но поручик всего-навсего придушил своего соблазнителя и втянул обратно в клозет.
Пока вторично помятый Иванович, держась за горло, яростно откашливался, Глеб заговорил покаянным голосом:
Простите меня, Николай! Ей-богу, не хотел вас повредить. Но нельзя же вот так, в лоб, да офицеру!.. А у меня еще и нрав горячий