Теперь же Мишка работал, как и все взрослые. Уже через полчаса рубашонка взмокла, прилипла к телу. Клеверные лапушки залезали за пазуху, тело чесалось. Хотелось снять рубаху, и Мишка сбросил ее, стало лучше-легкий ветерок опахнул, прибавил силы. Грабли ловчее заходили в окрепших руках.
Временами Мишка оглядывался смотрят ли Петька, Семка, а главное, тетя Луша. Ему хотелось, чтобы они видели, как у него хорошо получается, спорится дело. Он и сам видел, как увлекла его друзей работа, и ему стало радостно от мысли, что оправдали они веру в них, и у солдата, и у тети Луши. Вот и они помогают фронту, как умеют.
Начинкин сначала подавал на стог сено, потом возил на грузовике копешки. И стог рос на глазах.
Время до обеда пролетело, как один час, ребята даже удивились, когда тетя Луша позвала всех обедать.
Как заправские работники, рассаживались в тенечке от стога мальчишки у расстеленного рядна, на котором лежали хлеб, яйца, лук и стояло несколько махоток с молоком.
Ох, вы, наши мужички! ласково ворковала бригадирка, протягивая ребятам ломти мягкого хлеба и первым наливая в кружки топленое молоко с пенками. И ребята, не ожидая особого приглашения, уминали за обе щеки вкусный, впервые ими заработанный, хлеб
Ночью Мишке приснился чудный сон.
Утро. Солнце только выкатывается из-за дальнего поля. А он, Мишка, сидит на высоком возу с сеном, позади отца. Тот легонько пошевеливает вожжами и причмокивает но!
Дорога ровная, накатанная и гладкая, и телега катится легко. Лошадь всхрапывает и помахиваетвверх, внизголовой, уздечкой позвякивает.
Мишке хорошо и покойно за спиной отца. Ехать еще долго, и он успеет и наглядеться на просторные, розово освещенные солнцем ржаные поля, и намечтаться вволю. А мечтает он о том, чтобы поскорее вырасти и научиться косить, как отец, чтобы встать рядом с ним и вести прокос так же широко и вольно. И чтобы увидели его на покосе и сосед дядя Митроха, и тетя Поля, мамина сестра, и чтобы все говорили: поглядите, какой у Ивана сын растет работящий!
Вот отец оборачивается и протягивает Мишке яловые сапоги, такие же, как у него самогокосить-то приходится спозаранку, когда большая роса на траве, и без обувки никак не обойтись. И гадюка не укусит. Но где он их взял, сапоги, здесь-то, на возу?
Мишка хочет спросить отца, но телега на выбоинах начинает качаться. Мишка крепко держится за веревку, стягивающую воз, но качка все сильнее и сильнее. И он просыпается.
Вставай, Мишатка! Вставай! легонько трясет его рукой бабушка. Пора в колхоз. Я уж завтрак сварила, вставай, золотко.
Утренняя прохлада охватила Мишку, лишь только он ступил с крыльца на влажную от росы, мягкую, густо поросшую подорожником, тропку. Выйдя за угол дома, откуда просматривается весь проулок, Мишка заложил в рот четыре пальца и громко свистнул. Проулок молчал. Мишка повторил свист. На этот раз отозвались таким же свистом, и на дорогу выбежал Семкас кнутом и мешочком с харчами. Вот с дальнего конца улицы раздался еще свист, и показался Петька. У того тоже кнут в руках, сам свил из ремешков. У Мишки кнут лучше всехотцов еще, сплетенный из мягкого, сыромятного ремня и тоже с конской волосяной плеточкой на концеэто уж Мишка сам добавил.
Ох, как вставать не хотелось! зевая, сказал Петька.
А я раньше матери поднялся, еще до стада, корову успел согнать со двора, похвалился Семка.
Так мы тебе и поверили, лениво проговорил Петька.
На конном дворе, куда пришли ребята, колхозницы уже разбирали и запрягали лошадей.
Идите, мальчики, сперва хлеб получите, встретила их ласково тетя Луша.
Кладовщик дед Веденей свешал им на безмене по полкило свежего ржаного хлеба, с румяной корочкой с исподу, зеленого от капустных листьевтак пекут, чтобы не подгорели раздал ребятам. Петька тут же откусил от краюхихороша! и сунул ее за пазуху. Мишка с Семкой положили хлеб в мешочки, к бутылкам с молоком. И пошли запрягать лошадей.
Петька управился со сбруей мигом, а Мишка все не мог стянуть клещи хомута супонью, с дугой и гужами управился, а с хомутом никаксиленок маловато. Выручил Петька, он на полголовы выше и в плечах шире.
Вот как надо! упершись ногой в клещи, ловко засупонил хомут Петька. Потом помог и Семке.
На каждой телеге лежали вилы, оставленные тут со вчерашнего вечера, и ребята, не задерживаясь, выехали с конного двора. Мешочки с харчами привязали к передкам телег.
Возили от Большого верха к телятнику зеленый горох. Женщины косили его крюкамикосами с приделанными к ним длинными деревянными зубьями. Зеленые сочные стебли путались, с трудом поддавались вилам, и ребята, навьючив возы, насилу поднимали руки.
С лица обильно катился пот. Но виду не подавали, что устали. Завершив воз, втыкали в него стоймя вилы и с гиканьем трогали с места. Лошади, наевшись вкусной зелени, споро перебирали ногами, но сколько седоки ни хлопали кнутами, бежать рысью не хотели, словно зная, кто сидит на возах.
Выкатив на большак, ребята полностью доверялись лошадям, а сами начинали лущить полные гороховые стручки. Объеденье! Мишка еще и в мешочки стручков наобрывалбабушка пусть полакомится.
Дорога до бригадного стана длинная, и ребята, наевшись гороха, успевают напеться до хрипоты.
Пусть их тысячи там,
Нас одиннадцать здесь.
запевал Петька. А Мишка с Семкой дружно подхватывали бодрую строевую песню, которой научились у бойцов:
Не сдадим мы врагам
Нашу землю и честь
Помнится, те шли селом в новеньких гимнастерках, с длинными винтовками за спинойсделали полдневный перевал и ушли за Хомутовский лес, на фронт.
Потом еще много воинских частей проходило через Казачье, одни стояли в селе по неделе, расквартированные по хатам, другие, отдохнув часок, снова строились и уходили. И всена запад, на запад. Туда же ушел и Мишкин отец. Далеко, наверное, ушел. Посмотрел бы сейчас на Мишку, как он по-мужицки, небрежно держа вожжи, правит лошадью, похвалил бы. Пусть не вслух, про себя, но похвалил бы, точно. Как-никак, а все же помощником стал в семье И фронту вот помогают!
Глава четвертая
БОЕВАЯ ОПЕРАЦИЯ
В былые времена Кукуевская мельница, стоящая на отшибе села, славилась на всю округунигде так хорошо не мололи жито, как здесь. И приезжали сюда крестьяне на лошадях за тридцать верст. Днем и ночью, в любую погоду гудели жернова, и от их незримого мощного круженья дрожало бревенчатое мельничное строение.
Весело бывало здесь тогда и уютно. То и дело, сворачивая с большой дороги, подъезжали возы, из дверей первого этажа мужики сноровисто таскали на телеги мешки с мукой. Мельник, кряжистый, белый с головы до ног, степенно похаживал у ящиков, куда по деревянным желобам беспрестанно текла мука, и время от времени постукивал гаечным ключом по дубовому столбу: на второй этаж знак давал засыпай! И там, наверху, бабы, давно уже держащие наготове мешки, дружно спускали зерно в ковши. И жернова принимались еще надсаднее гудеть, сполна получив работу.
А Воргол обрушивал и обрушивал из створа плотины на лопасти приводного колеса маслянистые массы воды. Над колесом, над темным бучилом в туче мельчайших брызг сверкала на солнце радуга
Но перед самой войной мельница заглохла, обезлюдела. Обветшалое здание не починялось, не латалась прорванная полой водой плотина. А причиной тому была новая, механическая, мельница, построенная колхозом, в селе появился ток. Видно, посчитали селяне, что накладно содержать вторую мельницу, чинить ее каждую весну.
Не стало больше за плотиной широкого разлива воды, отцвела, угасла навсегда радуга над замершим колесом и над еще более потемневшим бучилом, поросла подорожником дорогаосиротела, опустела Кукуевская мельница.
Одни только рыболовы приходили теперь к мельничному омуту, чтобы на утренней ли, на вечерней ли зорьке посидеть с удочками, подсечь окунька, а то и сома.
Петька слыл заядлым рыболовом, и Кукуевский омут был его любимым местом. Вот и сегодняшний вечер, погожий и тихий, он никак не мог пропустить. Искупавшись для начала на быстрине, смыв с себя пот и дневную усталость от полевой работы, он уселся у омута под лозинкой и размотал удочки.