«Наверно, гнездо какое-нибудь», подумал Мишка и двинулся на голос. То, что он увидел в двух шагах от Варьки, заставило его холодно вздрогнуть: в траве виднелась немецкая противопехотная мина.
Стой, не подходи! крикнул он девочке.
В это время на поляну выбежал Венька:
Ты чего кричала?
Какая-то тарелка
Это мина! перебил ее Мишка. Стой, говорю, на месте!
Та и без того стояла в недоумении на месте, не сознавая опасности.
Мишка опустился на колени и стал осторожно шарить пальцами в травеискал проволочку. Ага, вот она!..
А теперь отходи да ноги поднимай выше! приказал Мишка.
Варька послушалась.
Так! Теперь надо найти бечевку. У тебя, Венька, есть? Сюда ее! Сейчас мы тихонечко привяжем ее к проволочке. Вот так! Хорошо
Разбегайтесь подальше! приказал всем Мишка. Ребят как ветром сдуло.
Мишка тоже стал отходить, разматывая бечевку. Спрыгнул в заросший травою окоп. Дернул за бечевку, и тут же ухнуло, земля вздрогнула и мелко-мелко затрепетали кусты орешника.
Когда все собрались, Мишка сказал:
Ну, Варюшка-зарюшка, тебе повезло! Еще бы чуть и твоя тарелочка рванула бы ипоминай, как звали!..
Это такая-то маленькая! недоверчиво отозвалась девочка.
Ребята, сказал Венька. А ведь тут недалеко могила дяди Сигнея.
Мишка сразу же представил себе то место, где были партизанские землянки. Ему вдруг очень захотелось побывать там, на могиле своего бывшего командира.
Пойдемте!..
И молча зашагал по орешниковым зарослям, по направлению к Кошкину колодцу. Ребятаза ним.
Вон и землянкипартизанская база! А где-то неподалеку могила убитого врагами Евстигнея Косорукого. Немного не дойдя до землянок, услышали глухое, угрожающее ворчанье. Что за наваждение! Осторожно подошли ближе и увидели собакушерсть дыбом, зубы оскалены
Да это же Динка! воскликнул Мишка и крикнул громко:Динка! Динка!..
Собака перестала рычать, но все еще недобро глядела на пришельцев.
Динка! Диночка! опять позвал Мишка. Ну что ты, аль не узнаешь! Да Мишка я, Мишка, помнишь.
Собака, видимо, вспомнила голос мальчика и дружелюбно вильнула раз-другой хвостом, но с места не сходила. Тогда Мишка направился сам к собаке и, подойдя, погладил ее по грязной, неухоженной шерсти: «Динка! Милая! Жива!..»
Собака заскулила жалобно и потерлась о Мишкины ноги, узнала-таки.
Как же это мы совсем забыли о ней! засокрушался Венька. Дядю Сигнея схоронили, а собаку-то из головы вон. Нехорошо-то как вышло! А она, оказывается, никуда от хозяина и не ушла. Но чем же кормилась?
Значит, чем-то питалась, если жива, сказала Варька, тоже поглаживая собаку.
Ну, веди нас, Динушка, к своему хозяину! приказал Мишка. Где твой хозяин?
Собака понимающе завиляла хвостом и бросилась в молодой березняк. Пошли за ней.
Вот и могила партизанского командира: зеленый холмик, дощатый обелиск с фанерной красной звездой. Где всю жизнь работал, а потом воевал, там и нашел он свой последний вечный приют.
Ребята молча постояли у могильного холмика и, не заходя в землянки, пошли к дороге. Позвали собаку, чтобы шла с ними, но та, пробежав немного следом, остановилась, задумчиво поглядела на них. Мишка попытался вернуться к ней.
Динка! Ну пойдем же с нами! У меня будешь жить.
Однако собака, дав себя еще раз погладить, повернулась и решительно побежала назад к землянкам. У Мишки больно сжалось сердце.
Не стóит, ребята, все равно не пойдет.
Глава двенадцатая
ГРОЗА НАД ХЛЕБНЫМ ПОЛЕМ
Распогодилось. Поля быстро просохли, и Алексей Коновалов вывел бригаду на косовицу ячменя. Клин его протянулся до самой опушки Хомутовского леса. Косцы сложили в тень молодых дубков харчи, встали в ряд, и первые валки легли на колкое жнивье. Ячмень уродился высокий, а прошедшим дождем и ветром немного прибило и спутало стебликосить было трудно, Стебли застревали в зубьях крюков, сорились на прокосах. Но косить надо, иначе пройдет день-другой, и зерно потечет на землю. И люди, кончив длинный гон, не отдыхая, начинали другой.
Мишка с Венькой шли рядом, ревниво взглядывая временами, у кого лучше получается валок. Над полем ни ветерка. Жарко, душно. Бригадир тревожно посматривал на небо: вдали, за Таборами, собиралась туча.
Парит перед дождем, не вытерпел, поделился он с косцами своим опасением. Алексей не знал, куда себя деть. До войны он также вот шел в ногу с косцами любил эту мужскую нелегкую работу. «Чудно! А сейчас вон бабы косят, а я, мужик, хожу, неприкаянный, как журавль по болоту. Может быть, когда протезы приделают, и я смогу работать!..»
Не прошло и часу, как с запада потянул свежий ветерок. Туча, еще недавно бывшая просто большим облаком, фиолетово густела, медленно и неотвратимо надвигаясь в их сторону. Вот на разгоряченные спины косцов упали первые прохладные капли. А вскоре на поле опустился косой проливень. Люди, оставив крюки на прокосахв грозу стальные косы опасны вблизи, могут притянуть молниюсо всех ног бросились под деревья.
Мишка с Венькой прижались к шершавому боку дубка, и стало вроде спокойнее и уютнее.
Дождь хлестал, завихряясь крепчающим ветром, молнии грозно высвечивали клонящийся до земли ячмень, сшибаясь и перекрещиваясь в небе яростными кавалерийскими клинками. С треском раскалывалась над головами черная хмарь. Люди промокли до нитки, все продрогли от холода. Домнуха Горохова крестилась и шептала молитву.
Вдруг на глазах у косцов ослепительный клинок молнии вонзился в стоящий посреди некошенного ячменя могучий дуб и раскроил его надвое. Дерево вспыхнуло гигантским костром, и огонь, поддуваемый ветром, перекинулся на клонящийся до земли ячмень.
Хлеб горит! крикнул кто-то. И все, не сговариваясь, ринулись туда, где трещало пожираемое огнем дерево. Сбросили с себя пиджачки, кофты и стали ожесточенно сбивать пламя с колосьев.
Держитесь подальше от дерева! остерег Алексей, затаптывая ползающие по земле языки пламени
Не заметили, как утих дождь. Гром рокотал уже где-то за Домовинами. Дуб догорал, обугленные сучья вздымались вверх, словно обрубки искалеченных человеческих рук. Аспидко-черным прогалом зияла вокруг него выгоревшая в хлебах проплешина.
Ну, братцы, быть бы беде, не случись мы тут! сказал измученный борьбой с огнем бригадир. Возбужденные и утомленные косцы брели к опушке леса, стряхивали с веток обильные дождевые капли себе на лицо, смывали пепел.
Видно, мы чем-то прогневали бога, проговорила Домнуха Горохова. Никак не везет нам
Умывшись, собрали косы и тронулись в обратный путь, к Казачьему
А в село в это время въехала на постой новая, механизированная часть. На улицах и в проулках стояли, остывая от похода, вездеходы, автомашины, мотоциклы. Сновали бойцы с котелками.
Мишку и Веньку встретил на улице Дышка, в закатанных до колен штанах.
Ну и шила понаехала! Дивижия, а может, и шелый полк!
Чудак! засмеялся Мишка. Полк-то меньше дивизии!
А шего это вы такие гряжные, как жамажуры?
Пожар, Витек, тушили: хлеба от молнии загорелись.
Тот лишь молча покачал головой, огорчившись то ли от того, что хлеба горели, то ли потому, что его не было там, на поле.
Расквартированная в Казачьем часть направлялась на фронт. Несмотря на краткость отдыха, командир решил помочь колхозникам в жатве. Десятка два бойцов вышли наутро на просохшее от вчерашнего дождя ячменное поле, женщины уступили им свои крюки, а сами стали вязать снопы и ставить их в крестцы. Столько же бойцов работало и на току. Раздевшись до пояса, они, истосковавшиеся по любимой работе, так подкидывали снопы к молотилке, что только свясла трещали. Зерно провеивали на ветру деревянными лопатами и тут же сыпали его в осьминные мешки. К обеду на току уже возвышалась целая баррикада из мешков.
Алексей летал, как на крыльях: он радовался, словно дитя, такому неожиданному обороту дела и уже примеривался к тому, чтобы воспользоваться еще и военными машинами для вывозки хлеба по госпоставкам на ссыпной пункт. «То-то Луша порадуется! Надо как-то съездить в город, проведать ее. Заодно и о протезах узнать»