А здорово ты плаваешь! И ныряешь глубоко! восхищенно промолвил Мишка.
Море всему научит, отозвался кузнец. Случилось однажды со мной такое, что и вспомнить-то страшно. Служил я тогда на действительной, еще до войны. Возвращался как-то на свой корабль ночьюходил на базу с донесением. Корабль стоял у причальной стенки, а ночь была темная, я и оступись и полети в воду. А дело было поздней осенью. Вода холодная. Плыву вдоль стенки и чувствуюсводит ноги. Догадался снять с форменки значок, стал колоть ноги булавкой. Бушлат снял, но все равно ботинки мешают, а их просто так не снимешь. Плыву, а стенке конца краю нет. Пытаюсь дотянуться до верха рукамине тут-то было, стенка высокая. Ну, думаю, каюк пришел! А кричать толку мало, не докличешься в такую пору: кругом темень и ни души Не знаю, что со мной было бы, не случись по счастью один рыбак рядомон на своей шаланде с фонарем домой с моря возвращался. Увидел меня и выволок, как кутенка, из воды
Григорий умолк. Венька невольно вспомнил о своем недавнем поединке с Чемберленом, когда смерть вот так же заглянула ему в глаза, не подоспей тогда на помощь Витек Дышка, тоже бы, считай, каюк
Переплыв Воргол, Мишка, Венька и кузнец оделись, выгнали лошадей из воды иснова на ток. К вечеру вся скирда снопов была обмолочена. А на току между тем выросла новая скирда ржи, колхозницы подвозили снопы на четырех подводах.
На третий день молотьбы ночная сторожиха бабка Устя пожаловалась бригадирке, когда та пришла утром на ток:
Сыскивай-ка, Лушенька, другого караульщика, а меня уволь. Я еще пожить хочу
Ты чего это, бабка Устя? Аль что тебе тут угрожаетсиди себе да постукивай в колотушку.
Угрожает не угрожает, а скажу я тебе, кто-то на ток шастает. Нонече вот явственно слыхала, кто-то как шмыгнет от вороха на Конов огород! Вот те Христос! Я так вся и перепужалась. Стучу колотушкой, а у самой зубы что тебе колотушка выстукивают
Приходили, говоришь, на ток? насторожилась Лукерья.
Приходили, золотко мое, приходили. А ктово тьме-то рази ж углядишь!..
Бабка Устя покопала палкой солому под ногами и опять за свое:
Уволь меня все-таки, Лушенька, за ради бога от этого дела!
Ну, а кто ж караулить-то будет, бабка Устя? Ведь все при деле.
Ну дай мне тогда какое-нито ружьишко! Все не так боязно будет. А то что я сделаю с одной-то колотушкой
Нету у меня ружья, где я его возьму. А насчет вора что-нибудь подумаем. Только замену не проси и не жди, некем тебя заменятькаждый человек на счету.
Ну да ить чего поделаешь, придется, видно, караулить. Я ить понимаю, Лушенька, все понимаю
Слыхали, кто-то на ток по ночам похаживает, зерно ворует, сказал друзьям Мишка.
Ну и што иж того! нисколько не удивился Дышка.
Как что! возмутился Венька. А разве же это нас с тобой не касается! Мы землю пашем, сеем, молотим вот, паримся, а какой-то паразит его растаскивать будет! А мы, по-твоему, должны глаза закрытьпусть себе волокут. Нетушки! За это зерно, брат, дед Веденей жизнь отдал, понял!
Да я ш вами шеликом шоглашен, отозвался Витек. Но што мы шделаем?
После работы что-нибудь вместе придумаем, заключил Мишка.
Когда на село опустились сумерки, Мишка открутил в огороде от плетей огромную тыкву, выковырнул из нее середину и сделал ножичком сквозные прорези глаз, носа и рта. А Веньку попросил принести простыню и поискать дома огарок свечи. Прихватив с загнетки спички, Мишка забежал за друзьями, и они отправились на ток.
Бабка Устя, завидев ребячьи фигуры в сгустившихся сумерках, громко заколотила колотушкой.
Бабка Устя! донесся до нее голос. Не бойся, это мы.
Чего вам, окаянные, тут надобно! заворчала та. Пошто не спите, честной народ пужаете?! Вот как тресну колотушкой, будете знать!..
Мишка быстро ввел сторожиху в свой замысел, и та помягчела. Условились, как только она заслышит вора, подаст знакчасто заколотит колотушкой.
Ребята присели на солому и, прижавшись друг к другу, стали ждать. Молчали. Мишке вспомнились фронтовые друзья. Венька думал о Варьке, своей младшей сестренке: последнее время та стала часто грустить, вспоминать отца, а то, глядишь, и тихонько заплачет. Скажешь ей: ну чего ты? а она еще пуще зайдется. Зря ей тогда сказали про похоронку
А Витек Дышка вспоминал родную Залегощь, куда его тянет всегда-всегда. Можно бы, наверное, и ехать туда, ведь немца, говорят, прогнали. Но мама что-то медлит, прознала, что дом их спалили фашистымаскировали свое отступление дымом. А что на пепелище делать! Но не только поэтому тянет мать с переездом: фронт ушел недалеко от Залегощи, могут еще и вернуться немцы-то
Чу! От молотилки донеслось частое стуканье колотушкибабка Устя знак подает. Ребята навострили уши: у ржаного вороха кто-то возился, слышалось шуршание зерна.
Пошли, шепнул Мишка. Ребята присели на корточки, зажгли, закрываясь полой пиджачка, огарок свечки, сунули его в пустотелую тыквину. Венька взял ее в руки, мигом взобрался на шею присевшего Мишки и накрылся с головой простыней. Мишка распрямился и медленно пошел вперед. По току двигалось страшное привидение, в белом, с горящим изнутри черепом. Оно безмолвно приближалось к вороху зерна, где затаился кто-то И тут тишину вечера прорезал истошный крик:
А-а-а! Помогите! Помогите! Свят, свят, свят!..
Ребята без труда узнали голос Аринки Кубышки и ее толстую низенькую фигуру, бросившуюся наутек с тока. Преследовать ее не стали. Зачем? Знали, что ее ноги уже больше не будет здесь
Ну и придумщики! Ну и мастаки! восхищенно покачивала головой караульщица. Такое, спаси Христос, отчебучили, что и у меня-то мурашки по спине пошли!
Все, бабка Устя! Теперь тебе и ружья не потребуется! Сторожи себе спокойно, колоти в свою колотушку!
И Мишка, забросив ненужную больше тыкву, пошел с друзьями с тока.
Глава девятая
В НОЧНОМ У ГОРЮЧ-КАМНЯ
Григорий позвал Мишку и Веньку в ночное.
Как смеркнется, приходите на Киндинов двор: погоним табун к Горюч-камню. Накопайте картошкипечь будем.
Над угрюмой глыбой Горюч-камня повисла тонюсенькая серьга молодого месяца. Она озаряет скупым, безжизненным светом и раскинувшуюся внизу луговину, и тусклые воды Воргола, и небольшой холмик на самой вершине Горюч-камняПетькину могилу.
Тишина. Слышно, как на недальнем лугу пофыркивают пасущиеся кони, шумит на быстрине речка, да иногда где-то жутко прокричит незнакомая ночная птица
Григорий остался внизу на лугу ладить костер, а Мишка с Венькой, вскарабкавшись по каменному склону на кручу Горюч-камня, молча стоят у могилы друга.
Мишка попытался представить себе, как погибал их вожак вот здесь на открытом ветрам крутояре. Отсюда видно все Казачье, и Петька, под дулами вражеских автоматов, как бы держал перед земляками свой последний тяжелый экзамен.
Миш, а вот тут немецкие мотоциклы стояли, сказал Венька, отойдя немного от кручи. Отсюда они стреляли в него
Венька наклонился и зашарил рукой в траве.
Ого, вот гильза! Другая!
Мишка подошел и, опустившись на колени, тоже стал искать. Нашел такую же заржавевшую немецкую гильзу. Подбросил ее на ладони: может, из нее вылетела пуля, пробившая Петькино сердце!.. В траве что-то блеснуло. Мишка поднял ножичек, трофейный, с белой костяной ручкой! Севкин ножичек, который Петька тогда, в день гибели друга, взял себе. И Мишка положил неожиданную находку в карман.
Внизу, на разлужье, загорелся костер. Он засветился в беспредельном ночном пространстве красной негасимой точкой, и ночь была бессильна пред ним, таким маленьким и упорным.
Пошли! позвал Мишка Веньку. И они заскользили по каменной круче к Ворголу.
Лошади разбрелись по лугу.
Не убегут, дядь Гриш? забеспокоился Венька.
Зачем им бежать от такой благодати
Ребята постлали на траву пиджачки, легли и стали смотреть на жаркое пламя костра. Сухие ивовые сучья горели дружно, потрескивая и постреливая по сторонам искрами. Мишка до мельчайших подробностей вспомнил другую, предвоенную ночь тут же в ночном. Тогда вот так же у полыхавшего костра сидел седоусый дед Веденей и рассказывал о Горюч-камне. Знать бы ему тогда, что его красивая и гордая легенда вдохновит Петьку на не менее прекрасный подвиг! А разве совершенное самим дедом Веденеемне подвиг? И вот теперь сидит у точно такого же костра сын его, бывший моряк, изувеченный в сражении за Родину. И он, Мишка, тоже пришел сюда с поля боя