«Максим»оружие тяжёлое, весом под семьдесят килограммов!
Мне дед приспособил на спину солдатский мешоксунул туда две коробки с патронами. Ещё две я тащил в руках: ноги подгибались от тяжести, задыхался с непривычки. Но деду с товарищем было тяжелее, помимо пулемёта, у них были вода, винтовка, гранаты и ещё патронные ленты на плечах.
Слева и справа, чуть позади нас, артиллеристы катили пушкируками. На руках же несли снаряды. Кто могнесколько человекснарядные ящики поставили на плечи. Несли.
Прошёл мимо политрук, на ходу разъяснив ситуацию:
Товарищи! За нами выходит медсанбат и штаб дивизии. Объяснять, что делают фашисты с нашими ранеными, не стоит, видели. Оставлять раненых нельзя. А знамя дивизииэто наша честь. Лишиться знаменито же самое, что лишиться родины.
Товарищ политрук! шёпотом окликнули политработника.
Да?
Число сегодня какое?
Ну, через пять минут полночь. Будет уже девятнадцатое июля
В полночь, освещая дорогу, поле и лес, не ракетами, а выстрелами, загрохотали все наши пушки. Загремели взрывы гранат, защёлкали винтовки, затрещал пулемёт деда и какие-то другие пулемёты, по звукам не станковыеручные. С безудержной ненавистью, заглушая все звуки боя, всколыхнуло ночной воздух русское «Ура»и волна эта, будто настоящая, цунами, сметая с дороги машины, бронетранспортёры и даже танки, хлынула через дорогу.
За мной! рявкнул дед, и мы в очередной раз поспешили сменить позицию.
Теперь наш расчёт располагался прямо на дороге. Рядом горел немецкий бронетранспортёр. Свешиваясь из открытой дверцы, нависал над своей упавшей каской труп фашиста; огонь сжёг его волосы, голова была обуглена и пугала чёрным. Я периодически косился на мертвеца и вздрагивал.
С другой стороны за опрокинутыми повозками заняли оборону фрицы: лупили по нам нещадноиз автоматов и винтовок.
Наши пушки замолкали одна за другой. По ним тоже стреляли фрицы. Из своих орудий. И ещё миномётов. Их у немцев было много.
Ждали нас, выдохнул красноармеец, лежащий рядом с нашим «максимом», и добавил бранное слово на букву «с».
Он достал откуда-то пару лимонокгранати, крякнув, швырнул их за повозки. Там почти сразу хлопнулонегромко, будто и не гранаты вовсе метал солдат, а новогодние хлопушки.
Немецкие пехотинцы перестали строчить, и у нас появилась возможность перебежать через дорогу. Там, за кюветом, был другой лесбольшой, более густой, спасительный.
Вслед за нами, за дедом и его земляком, тянущими пулемёт, за мной, за красноармейцем, который метнул гранаты, пробежало ещё несколько десятков наших бойцов, и всё. Давя наших и собственных солдат, убитых и раненых, расталкивая по сторонам, сбрасывая с шоссейной насыпи вниз, в канавы, перевёрнутые повозки и горящие машины, по дороге двинулись немецкие танки. Вроде бы не средние, а лёгкие, но и с такими сражаться нам было уже нечем. Пушки наши смолкли. Все до единой. Били только немецкие. По нам.
Нужно было торопиться: уходить от дороги. Свою задачу прорыва, мы надеялись на это, мы выполнили.
Минут через десять торопливого бегадед и его земляк несли пулемёт на рукахкто-то впереди скомандовал:
Стой!
По инерции люди пробегали какое-то количество метров, останавливались с трудом, но когда садились или просто падали на землю, некоторое время не могли подняться.
Мимо меня и деда прошёл человек, похожий на командира. Он пересчитывал людей. Потом я услышал, как он докладывал другому командирустаршему:
Двадцать восемь человек, из них десять раненых, идут медленно, трое ранены тяжело, их несут на руках. Есть пулемёт. У остальных винтовки.
Да мы с тобой, старший командир подвёл итог. Итого тридцать. С ранеными далеко не уйдём. Нужно оставить прикрытие.
5
Вообще-то меня не оставляли. Наоборот. Дед приказал и попросил командира приказать мне уйти со всеми. Я для виду согласился, но, когда наш отряд углубился в лес, шмыгнул в сторону, в темноту, затаился ивернулся назад. К деду. Наверное, вовремя. Фашисты, преследуя прорвавшихся красноармейцев, ринулись в лес. Словно хищники, чующие кровь, они торопились догнать и уничтожить всех, кто не был похож на них.
Вместе с дедом прикрывать отход осталось четыре человека. Однако первыми же пулями, выпущенными немцами, был ранен земляк деда. Два пехотинца с винтовкамисправа и слева от пулемётаоткрыли ответный огонь по врагу. «Максим» пока молчал: дед перевязывал раненого, которого, интересно, по счёту с начала войны?
Патронная лента была заправлена в пулемёт. Их, лент, оставалось всего две. Правда, по приказу командира все ушедшие в темноту леса бойцы оставили деду патроны: кто сколько мог. Патроны лежали в котелке. Вот только как бы смог дед заправить их в пустую ленту под огнём фашистов?
Я выскочил из-за куста, за которым таился некоторое время, и схватил котелок.
Пустая лента у меня былаоставил, не знаю зачем.
Дед не удивился. На секунду оторвался от перевязки, достал из-за пояса знакомый уже пистолет, положил передо мной. Затем снова обратился к земляку:
Полежи немного. Как голова кружиться перестанет, шагай за нашими. Догонишь, скажешь: приказ выполним.
Фашисты приближались. Наверное, думая, что заслон наш слаб. Ведькак же! стреляли всего из двух винтовок. И какой же переполох у них поднялся, когда по ним ударил пулемёт деда! Вопли раненых немцев перекрыли все остальные звукииз леса фрицы рванули как стадо диких свиней: с шумом, грохотом, налетая на деревья, ломая кусты.
Радовался я недолго. Со стороны дороги взвыло, и в лесу вокруг нас начали рваться мины. И в этот момент я вдруг подумал: «А ведь меня могут убить!»
И я сказал деду:
Если меня убьют
Не знаю, что бы я мог сказать дальше я недоговорил.
Мина упала между мной и дедом.
И нас убило.
Вот только деданавсегда.
А япроснулся.
Проснулся утром.
У себя дома.
Тогда я знал не всё, но знал многое. Знал, что когда фашисты вошли в город Брест, они расстреляли сорок тысяч мирных жителей: двадцать тысяч женщин и десять тысяч детей. Я не понимал этого: как можно расстреливать людей? Детей?! Я знал, что в Киеве, захваченном фашистами, за два года эти изверги уничтожили более ста тысяч человек! За что?! В годы блокады в городе Ленинграде благодаря фашистам погибло почти полтора миллиона человек; на одном только Пискарёвском кладбище лежат под могильными камнями шестьсот сорок тысяч тех, кто мечтал о долгой счастливой жизни!
Я знал о людях, совершивших великие подвиги во имя нашей Родины, и посмертно удостоенных за них высокого званияГерой Советского Союза: Николай Гастеллосвой подбитый и горящий самолёт он направил на колонну фашистов. Зоя Космодемьянская, партизанка, она не выдала расположение своего отрядафашисты её повесили. Юрий Смирновего, раненого, фашисты взяли в плен и, не добившись никаких сведений, распяли на стене блиндажа. Александр Матросовкогда закончились гранаты, он грудью своей закрыл амбразуру фашистского дзота, ценой своей жизни спас жизни товарищей.
Я знал имена выдающихся полководцев и воинов: Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда генералиссимус Иосиф Виссарионович Сталинэтот человек, в отличие от следующих за ним и нынешних правителей, берёг свою страну и приумножал её славу. Четырежды Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуковв годы Великой Отечественной войны именно он командовал войсками на самых трудных участках и побеждал. Трижды Герои Советского Союза Александр Покрышкин и Иван Кожедубони сбили наибольшее количество вражеских самолётов (59 и 62, и это только официальные данные!).
Теперь я знаю и другое. Знаю, что кроме войск Вермахта (фашистской Германии) против моей страны и просто на стороне этих дикарей воевали Италия, Финляндия, Венгрия, Румыния, Болгария, Люксембург Много крови попортили нам японцы. Мы ждали нападения со стороны Ирана. Премьер-министр Турции Сараджоглу в 1942 году заявлял, что он «страстно желает уничтожения России». Под Россией подразумевалась вся моя странаСоветский СоюзСССР: Азербайджан, Армения, Белоруссия, Грузия, Латвия, Литва, Казахстан, Киргизия, Молдавия, Россия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан, Украина, Эстония.