Расчёт деда пока молчал. Сам он лежал за пулемётом, казалось, безучастно глядя в смотровую щель в стальном щитке. Его напарник нервно поправлял ленту.
Сержант, приложив к глазам бинокль, командовал:
Гриша, подожди! Пусть поближе подойдут!
Я глянул туда, куда смотрел наш взводный, и в горле моём моментально пересохло. Если со стороны младшего сержанта на нас наступала только немецкая пехотадлинные серые цепи, то со стороны деда, кроме пехоты, пять бронемашин! Колёсные, тяжёлыена каждой по пушке и пулемёту. Пушки пока не стреляли, видимо, не зная цели, а пулемёты буквально поливали свинцом пространство перед собой.
Рука моя сама полезла в мешок с бутылками. Всего глоток водыи мне стало бы легче.
Куды-ыть! прошипел взводный, десятым чувством уловив моё движение. Это для пулемётов! Терпи, парень!
Дед, на мгновение оторвавшись от пулемёта, сказал мне:
Давай за патронами. Коробки принеси. И ведро не забудь.
И я рванул назад. Естественно, заплутал. Запнулся о какой-то корень, хряпнулся, приложившись носом о сухую ветку! Здорово испугался, что сломались очки, схватился за лицо и обмер: очков не нащупал!
Там, откуда я появился здесь, зрение у меня былоне позавидуешь. Очки носил со второго класса. На минус пять с половиной, если кому понятно. А здесь
Не веря такому счастью, ещё раз осторожно ощупал лицо и убедился: очков нет, а я прекрасно вижу и без них!
Неужели так будет всегда?! я вскочил на ноги и вдруг понял, что поднимаюсь ещё выше: земля уходит из-под ног.
Затем до меня дошло, что это просто кто-то здоровенный взял меня за шкирку и, как щенка, поднял в воздух.
Кто такой?
П-пулемётчик, икнул я.
Откуда?
Оттуда! я неопределённо махнул рукой в направлении разгоревшегося боя.
Кто командир расчёта?
Тут я смог наконец-то, крутанувшись в воздухе, рассмотреть державшего меня человека.
У командира на петлицах были два кубика и перекрещенные пушечки: лейтенант-артиллерист. Свой, не враг.
И я с радостью выдохнул:
Красноармеец Черепахин!
Меня тут же опустили на землю.
Почему не с расчётом?
За патронами послали! выдохнул я и обрадовался во второй раз: в просвете между деревьев увидел знакомое местото, где мы обедали. Там лежали коробки с патронными лентами, и стояло знакомое ведро. Теперь уже определённо я махнул рукой:Вон!
Подносчик, значит выдохнул лейтенант. И взглянул на меня оценивающе:Видок у тебя, пацан!
Я развёл руками, но тут же подобрался, вытянулся, как суслик, навострив ушиуслышал, как ударили пушки немецких бронемашин.
Товарищ лейтенант, вас на позицию! как из ниоткуда рядом возник боец, судя по петлицам тоже артиллерист, но уже не командиркрасноармеец.
Лейтенант смазал меня ладонью по макушке и исчез за деревьями. Я воспринял это как должное и тут же кинулся к коробкам. Решил взять сразу все, их было восемь, и ахнул: не могу! Потом поднял одну, прикинулполучилось не меньше десяти килограммов. В итоге взял три. Нёс стопкой перед собой. Туда, где уже вовсю трещали оба наших пулемёта. И младший сержант, и дед дело своё знали: немецкая пехота лежала, не смея поднять голов. И всё было бы ничего, если бы не бронемашины!
Сразу три фонтана земли встали перед окопчиком деда!
Я испугался так, что выронил свою ношу: неужели ещё словом с родным человеком не перекинусь?
Две бронемашины переползали на ту сторону, где вёл бой расчёт младшего сержантавраги определили наше расположение.
Давай им по колёсам! Дырявь! кричал взводный, и было непонятно, кому он кричит: младшему сержанту или деду.
И ещё три взрыва прогрохотало на позициях пулемётчиков. Рухнула сосёнка, перебитая осколками на высоте полутора-двух метров; примерно такого же размера верхняя часть дерева упала рядом со мной. Я почувствовал на губах вкус крови, с трудом, чуть позднее догадавшись: не пуля, не осколоккуском коры так припечатало.
Сержант присел, схватил с пояса гранату. Но пулемёт младшего сержанта смолк, и взводный кинулся к нему:
Алёшка! Куда?
Всё, выдохнул младший сержант, перевернулся на спину и закрыл глаза; на губах пеной выступила кровь.
Сквозь грохот боя я с трудом расслышал голос деда:
Патроны!
Я бухнулся на коленки, только сейчас сообразив, что, стоя в полный рост, представляю собой отличную мишень для фашистов и выдаю нашу позицию. С одной коробкой в руках я пополз к деду. И тут же услышал голос сержанта:
Патроны!
Красноармеец из расчёта деда был раненпрострелена правая рука. Левой он выхватил у меня коробку, скривился от боли, подполз к «максиму».
Я понял: мне нужно к другому пулемёту. Схватил другую коробку, перекатился к сержанту: он был один. Иплакал.
Не сдерживая слёз, взводный забрал у меня патроны, прокричал:
Неси ещё!
И тут снова ударили пушки. Две:
Бах! Бах!
Я тряхнул головой, потому что заложило уши: пушки били совсем рядом, буквально в нескольких метрах от меня. Охватил страх: «Неужели фрицы подошли так близко?» И вдруг услышал радостный крик:
Ур-ра-а!
Потом я тоже кричал: «Ура!» И ещё кричал и прыгал от счастья. Две немецкие бронемашины пылали, превратившись в костры. Третья не двигаласьстояла, нелепо завалившись на бок. Оставшиеся на ходучетвёртая и пятаяпятились назад и уже не стреляли. А немецкая пехота отползала: отступали фашисты.
Лейтенант-артиллерист хлопал меня по плечу:
Видал, как мои ребята могут?
Видал! кивал я в ответ, но видел не лейтенанта, не пару его пушечек, что, оказывается, стояли совсем рядом с нашим пулемётным взводом, видел деда.
Дед чистил серый от песка и пыли «максим», дул на ленту с патронами, потом перевязывал товарища
До ночи мы отразили ещё три атаки.
И ещё трижды немецкие самолёты бомбили наш лес.
И четыре раза был миномётный обстрел.
От пулемётной роты, то есть взвода, остался один пулемёт и два человека: дед и я.
4
На разговоры времени у нас не было. Какой-то младший лейтенант пообещал нам, что принесут патроны. Их принесли. Россыпью. Дед вздыхал, глядя, как я набиваю ленты. Сам он чистил «максим», смазывал. Иногда называл части пулемётакак-то вразнобой, мне непонятно:
Затыльник Целик Возвратная пружина Потом предупредил:Охраняй! Оставил пистолет, который взял у погибшего взводного, снял с предохранителя. Если что, стреляй. Только сдуру не пали! Пояснил:Я за водой, а то всё выкипело.
Пистолет был тяжёлым, но не так как коробки с лентами. Он лежал у меня на правой ладони. Я боялся задеть спусковой крючок, сидел молча, даже дышал тише и реже обычного, чтобы никто посторонний не услышал. Про воду я понимал: пулемёт «максим» с водяным охлаждениемжидкость заливается в кожух, а иначе ствол перегреется, стрелять не получится.
В соседних кустах, укрытые листвой и тьмой ночи, перешёптывались пехотинцы. Их постепенно становилось большеприбывали из глубины леса: не топали, не трещали сучьями, все молчком. Один присел рядом со мной. Разглядел пулемёт, пистолет на моей ладониотодвинулся в сторонку, винтовку поставил прикладом в землю, стволом в небо.
Когда дед вернулся, вокруг меня пехоты былочеловек двадцать. Кто-то ругнулся на деда:
Куда прёшь? Не видишь, люди? Потом разглядел, протянул:А-а!
Кроме бутылок с водой дед принёс ещё две коробки с лентами. Проверил те ленты, что я набил раньше, похвалил:
Молодец! И забрал пистолет. Подумал и вернул, поставив на предохранитель:Держи при себе. Мало ли Подумал ещёи забрал:Пусть уж лучше у меня побудет. Рановато тебе. Помолчав, почти приказал:Подремли немного, хоть с полчасика. Потом сообщил:На прорыв пойдём. Через час
И через час мы пошли. Но не на прорыв. Осторожно, чуть ли не на цыпочках, зашагали к дороге, по которой двигались фашисты. Там виделся свет не десятковсотен фар, слышался рокот большого количества двигателей, ржание лошадей, отдельныелающиеголоса.
Нам дали в помощь одного бойца. Он оказался земляком деда. С одной деревни. Обнялись, немногословно похлопали друг друга по спинамтакие мужики.
Теперь пулемёт дед катил не в одиночку, а вдвоём.