- Только не упрямься, - приговаривал юноша, - и тогда всё будет хорошо.
Вскоре они забрались на вершину холма, и Ико остановился. Но Хуану Гонсало не хотелось думать, что ослик вновь заупрямился, и он стал рассказывать о том, каким будет будущее поле.
- Если мы сможем обработать его в этом сезоне, то непременно посеем овёс и у тебя, Ико, будет, что есть. Ты вдоволь получишь сытного овса и забудешь, что такое сухое невкусное сено.
Юноша наклонился и взглянул в глаза ослику, приблизив своё лицо к его морде.
- У тебя умный взгляд, ты многое понимаешь, хотя и не умеешь говорить. Что бы ты мне сказал, если бы обрёл дар речи? Да, я знаю, ты пожаловался бы на свою судьбу, но поверь, и моя не легче, и я работаю с рассвета до заката, и в моей жизни тоже не предвидится улучшения. Она пройдёт так же размеренно, как и у моего деда, как и у моего отца. И скорее всего, мне никогда не придётся увидеть дальние края, мы никогда не попадём с тобой туда, за горизонт, - и Хуан Гонсало указал рукой на синеющий океан. - А там, мой милый, лежат другие страны. Но и в них жизнь не легка. Думаешь, я тебя обманываю?
Юноша слегка потянул поводья, но Ико словно врос в землю и не сдвинулся ни на шаг.
- Мне доводилось говорить с людьми, вернувшимися из чужих краёв. Они говорят, нет жизни лучше, чем в родном селении и дураки те, кто ищет счастья за морем. Ведь мы с тобой не такие. Ну, пошли!
На удивление, Ико безропотно сдвинулся с места, и борона вновь загрохотала, подскакивая на небольших камнях.
- Осторожнее, не спеши так, - Хуан Гонсало еле поспевал за ослом.
Его манило, притягивало к себе чёрное пятно свежевскопанной земли и вымытая дождём куча белых камней.
- Стой! - закричал юноша, и ослик покорно остановился.
Камни один за другим ложились между зубьями бороны. Вновь заболели руки, натруженные ещё вчера, заломило спину.
- Э, нет, - сказал сам себе юноша, - не нужно прислушиваться к боли, ты ещё слишком молод для этого. Работай, и всё пройдёт. Не слишком ли много я положил камней? - забеспокоился Хуан Гонсало.
Но Ико, не дожидаясь приказаний, сам потянул борону в сторону ручья.
- Ого, да ты всё понимаешь, тебя даже не нужно подгонять.
И тут юноше вспомнилось, как он ещё маленьким мальчиком любил бросать камни в воду. Он подвёл осла к самому берегу ручья и стал сбрасывать камни с крутого берега. Глухо камни ударялись в каменистое ложе ручья, мириады брызг разлетались в разные стороны.
Это показалось юноше настолько забавным, что он даже рассмеялся.
- Так мы с тобой построим огромную плотину, и у нас будет своё озеро, а в нём рыба.
Хуан Гонсало постоял на берегу, глядя, как бурный поток извивается между только что сброшенных камней. Обломки скал тут же побелели в воде.
- Давай за следующей кучей, - почти по-дружески предложил юноша ослу, и они вновь отправились к черневшему прямоугольнику поля.
Хуану Гонсало казалось, сколько он ни берёт камней, сколько ни перевозит их Ико, камней от этого меньше не становится.
Однако Хуан Гонсало с удовольствием вдыхал запах свежей земли. Она издавала ни с чем несравнимый аромат, и юноша то и дело блаженно прикрывал глаза, а затем нагибался и разминал в руках жирную землю.
«Первые два года её можно даже не удобрять».
И тут ветер донёс еле различимый запах миндаля. Юноша даже распрямил затёкшую спину и посмотрел на рощу.
Ему вспомнилось вчерашнее видение: женщина в лёгком прекрасном платье, двуколка, запряжённая чудесным конём Но почему-то парень абсолютно не смог вспомнить лица мужчины. Ему казалось, что это он сам сидел рядом с той женщиной, пришедшей из совершенно иного мира чем тот, в котором существовали он, Ико, его братья, отец Он не представлял себе, чем могут жить люди, одетые в такие одежды. Ведь в них неудобно пахать, сеять, заниматься хозяйством. Он чувствовал ненависть к этой женщине, но в то же время ощущал и сладость, смягчавшую сердце.
«Они ничего не делают, лишь только живут за наш счёт, - сетовал юноша. - Но, почему же, я не могу ненавидеть их всем сердцем? Почему жалость всё же поднимается из глубины души, почему?»
И он не находил ответа.
Вновь вспомнился испуг на лице женщины, когда она заметила Хуана Гонсало, прячущегося в кустах.
- Нет, такая жизнь не про тебя, - наконец-то махнул рукой парень и вновь стал складывать камни.
Но горьковатый запах миндаля давал о себе, знать, располагал к раздумью, а не к работе. Всё тяжелее и тяжелее делались камни, всё медленнее и медленнее складывал их Хуан Гонсало на перевёрнутую борону.
«Стоит отдохнуть», - наконец-то решил он, сбрасывая последний обломок в ручей.
На поле оставалось лежать пять куч камней.
Парень распряг осла и пустил его пастись. А сам уселся прямо на траву и разложил на полотне свой незатейливый обед.
Он жевал чёрствую лепёшку, запивал её лёгким вином и пытался уверить себя в том, что жизнь прекрасна.
«Во всём можно отыскать свою прелесть, - убеждал себя Хуан Гонсало. - Пусть мне сейчас тяжело, но потом будет легче пахать эту землю, большими станут урожаи, больше денег появится в нашем доме».
При мысли о деньгах он расстроился.
«Всё равно братья или выкрадут их или выпросят и пропьют. Ну почему они такие непутёвые? Почему бог обделил их желанием работать? Ведь наша семья не хуже остальных, а живём мы во сто крат горше. У меня нет даже приличного костюма, чтобы пойти в храм и поэтому я обычно прихожу последним, становлюсь в самых дверях так, чтобы меня никто не видел, кроме священника».
Хуану Гонсало стало обидно за себя. В его возрасте многие парни из Санта-Риберры уже гуляли с девушками, знали вкус первых поцелуев. А ему ещё даже не доводилось потанцевать с какой-нибудь местной красавицей. Работа в поле отнимала всё время, и не хотелось походить на своих братьев, способных целые дни напролёт предаваться безделью.
Из-за голубоватого мыса показался чёрный дым и послышался далёкий гул. Медленно, словно нехотя, выплыл большой пассажирский пароход. Дым из трёх труб стлался над самой водой, уносимый ветром. На палубе можно было различить даже отдельные фигурки людей. Чёрные точки иллюминаторов, словно зрачки глаз, смотрели на Хуана Гонсало. (34)
Он прислушался. Ветер доносил до него обрывки музыки. На верхней палубе расположился оркестр. Кроме пяти музыкантов отсюда, с берега, можно было рассмотреть даже чёрный рояль. Редкие пары кружились в медленном танце.
И юноше захотелось хоть на одно мгновение оказаться там, на палубе, прикоснуться к белоснежным поручням, посмотреть вблизи на богато одетых дам и господ.
Природа даровала Хуану Гонсало великолепное зрение, и он с большого расстояния сумел рассмотреть одиноко стоящую у самых поручней девушку. Ветер развевал её волосы, приподнимал подол лёгкого платья, и девушка придерживала его рукой.
«Ну почему никто не догадается подойти к ней и пригласить на танец? Ведь она явно ждёт этого. Вот, если бы я оказался сейчас там! Я бы приблизился к ней, поклонился и произнёс: вы бы не хотели потанцевать со мной? Хотя, разве стала бы она обращать внимание на такого оборванца и неотёсанного деревенского чурбана, как я? Она скривила бы презрительно губы и отказалась. Хотя, почему бы она отказалась? Ведь танец ни к чему не обязывает То-то округлились бы глаза у всех этих сеньоров, когда бы я прошёлся с ней в танце!»
Но Хуан Гонсало тут же поймал себя на том, что не умеет танцевать.
«Нет, я не стал бы приглашать её, - тут же нашёлся юноша, - я подошёл бы к ней, стал рядом так, словно не обращаю на неё внимания. Мы стояли бы рядом очень долго, пока она, наконец, не заметила бы меня. Тогда бы я спросил: почему вы на меня так смотрите? - «Потому что вы оборванец»
Представив себе такую картину, Хуан Гонсало рассмеялся.
- Нечего тебе делать на палубе. Туда не пускают пассажиров третьего класса. Они сидят в трюмах, экономя буквально на всём.
Пароход медленно плыл, подходя к мысу. За ним тянулся чёрный дымный шлейф.
- Камни, земля, камни, земля - проговорил юноша, - вот мой удел. Я и не жалею об этом.
Он торопливо сложил свой обед, сунул полотно в самодельную кожаную сумку и свистнул.
Ико, на мгновение поднял голову, но потом хитрый осёл сделал вид, что это его абсолютно не касается.
- Эй, лентяй! - прикрикнул Хуан Гонсало.
Ико даже не вздрогнул.
- А ну-ка, иди сюда!
На всякий случай Ико отошёл ещё дальше.
- Ничего у тебя не получится, всё равно догоню, - юноша сжал в руке хворостину и направился к животному.
Ико лениво отгонял хвостом мух и торопился набить травой пасть. Хомут лёг ему на шею, и юноша туго скрутил его внизу сыромятным ремнём.
- Пошли, пошли, не отлынивай, нас ещё ждут великие дела, мы построим большую плотину.
Ещё одна куча камней оказалась в ручье. Теперь вода уже не огибала их, а переливалась через верх, как в настоящей плотине.
Ещё одна куча - и образовалась небольшая заводь.
Хуан Гонсало любовался сверху на то, как стремительно проносятся в прозрачной воде стаи мелких рыбёшек.
- Вот так, Ико, видишь, мечты сбываются, скоро у нас будет своё озеро, а в нём своя рыба. Хотя, что это я, разве можно соблазнить тебя рыбой, тебе подавай овёс или сочную траву. Ты мне нравишься, никогда не устаёшь, никогда не жалуешься, а главное - ты всегда предан мне, пусть иногда и показываешь свой нрав. Тащи, тащи, уже совсем немного осталось, ведь тебе легче, чем мне. Назад ты идёшь порожним, да и камни тебе не надо поднимать. Смотри, как мало их осталось.
И впрямь сердце Хуана Гонсало радовалось, и впрямь теперь его поле напоминало что-то определённое. И он, в предчувствии близкого конца работы, поторопил ослика.
- Тяни, и ты сможешь отдыхать.
Какое-то время юноша постоял на берегу с занесённым последним камнем над головой, а затем нехотя швырнул его в ручей. Сноп брызг сверкнул на солнце, озарившись радугой, мгновенно возникшей и тут же потухшей.
- Вот увидишь, как обрадуется отец, когда я приведу его сюда. Он как-то рассказывал мне, что в молодости хотел возделать эту землю, но так и не сумел, всегда что-то мешало.
Вдалеке послышались голоса. Хуан Гонсало обернулся и увидел на вершине холма своих братьев. Те стояли, обнявшись, и показывали на него пальцами. Было в их жестах что-то обидное и насмешливое.
Но юноше не хотелось верить в то, что братья издеваются над ним.
«Может, они так приветствуют меня?» - и он на всякий случай помахал им рукой.
- Как ты думаешь, - обратился он к Ико, - Мануэль и Санчо пришли помочь мне? Ну да, конечно же, ты молчишь. Да и что тут ответить, они не любят работать. Ну, тогда они, возможно, пришли поговорить со мной, думают, я смогу их немного развлечь. Что ж, и это не так уж плохо.
Мануэль и Санчо медленно спускались по крутому склону холма. Они не очень-то уверенно переставляли ноги, ведь успели накануне выпить и теперь решили посмотреть, чем же так усердно уже который день занимается Хуан Гонсало.
- Ты смотри, - восклицал Хуан Мануэль, - он хочет обработать новое поле, как будто ему и старых недостаточно.
Санчо не уставал удивляться.
- Ну и дурак же наш младший брат! По мне, чем меньше земли, тем легче жить. Всё равно толку от неё никакого, только работай и работай. А при хорошей голове деньги раздобыть не сложно.
- Не при хорошей голове, - усмехнулся Мануэль, - а при сильном теле. Как мы с тобой на прошлой неделе, неплохо заработали, а?
- Да куда уж лучше! - рассмеялся Санчо, - вдовушка готова была кормить тебя и поить сколько душе угодно.
- Ради меня, - не унимался Мануэль, - она готова была поить и кормить даже тебя.
Чем ближе старшие братья Ортего подходили к Хуану Гонсало, тем большим становилось их негодование.
- Нет, ты только посмотри на нашего братца, он считает себя умнее нас! - воскликнул Санчо, недовольно хмыкнув.
- Конечно, он нас считает бездельниками и лентяями.
- Да-да, именно бездельниками. Он думает, если с самого утра работает в поле, то лучше нас. Эй, - крикнул Санчо, - хватит тебе работать!
Но Мануэль тут же подмигнул своему брату и шёпотом сказал:
- Давай немного позлим его, ты же знаешь, долго сдерживать раздражение Хуан Гонсало не умеет, - и оба брата заулыбались, уже идя по свежевскопанной земле.
Хуан Гонсало всматривался в лица старших братьев, пытаясь понять, что же им нужно.
Мануэль наклонился, растёр ком земли в пальцах и небрежно заметил:
- На этой земле ничего не будет расти.
- А, тебе-то, откуда знать?! - тут же обиделся юноша, - ведь ты не так уж часто бываешь в поле.
Санчо отряхнул руки и вплотную подошёл к Хуану Гонсало.
- Да, братец, поговаривают, у тебя есть в жизни большая цель.
- Ой, такая большая, - засмеялся Мануэль, - что не влезает в дверь нашего дома, и поэтому Хуану Гонсало приходится оставлять её здесь, за холмами. Ну-ка, братец, может поделишься своей огромной целью, может, мы тогда изменим свой образ жизни.
Мануэль и Санчо зашли с двух сторон, и Хуан Гонсало оказался между ними.
Мануэль несильно толкнул в плечо младшего брата.
- Может, ты хочешь сказать, что мы пьяницы?!
- Да нет, Мануэль, вы просто многого ещё не понимаете в жизни.
- Видишь, какой он умудрённый опытом! Посмотри, да у него, наверное, и волосы седые, - Санчо не то погладил Хуана Гонсало по голове, не то вытер о него руки. - Да ты устал, лучше отдохни.
- Братья, вы что, пришли ссориться?
- Да нет, - наконец-то дружелюбная улыбка появилась на лице Мануэля, - мы пришли немного повеселить тебя, а то ты, вижу, скучаешь.
- Что, вам мало развлечений? Лучше бы помогли собирать камни.
- Нет, эта работа не для нас.
- Ну, тогда и идите к чёрту! - выкрикнул в сердцах Хуан Гонсало.
- Он на нас обиделся, - Мануэль подмигнул Санчо.
- Да нет, что ты, Мануэль, он всего лишь не хочет, чтобы мы ему помогали. Вот приедет отец, и он станет хвастаться ему, какой он молодец, работящий, а мы сущие бездельники. Наверное, ты, Хуан Гонсало, думаешь, отец всю землю оставит тебе, а нас лишит наследства?
- Что вы, братья, я забочусь о всех нас.
- Да брось ты эту землю, всё равно она не достанется никому из нас.
- Эта наша земля, - твёрдо сказал юноша.
- Наша ваша - Санчо говорил зло, глядя себе, под ноги, - она всё равно принадлежит помещику.
- Как ты можешь говорить такое?!
- Да, поговаривают, дон Родриго хочет объявить всю землю своей собственностью.
- Это ерунда!
- Считай, как хочешь, а вот мы с братом не дадим тебе поработать на ней. Ты и так уже сходишь с ума от усердия.