Тебе что, Титоренко с трудом сдержал удар, жить надоело? Какого черта ты в этот балахон вырядился?
Васин помотал головой, поднялся на ноги и невесело усмехнулся:
Для маскировки, товарищ лейтенант. Честное слово, для маскировки.
Немцы где?
Сержант сделал неопределенный жест и хмыкнул:
Немцев тю-тю. С немецким богом беседуют. Если, конечно, бог есть.
Не знаю, как насчет бога, а немца, хотя бы одного, надо было оставить и допросить, укоризненно сказал Титоренко, а то идем, как слепые. Где немцы, где наши? Ничего не знаем. В общем, плохо
Так получилось, товарищ лейтенант. Выскочили они неожиданно. Пришлось действовать наверняка, чтобы шуму не было.
Ладно, сержант. Что сделано, то сделано. Лейтенант повернулся к Дееву, разглядывающему лежащий на земле мотоцикл, и сказал:Машину в кусты. И подальше.
Това-а-а-рищ лейтенант, обиженным тоном протянул Васин.
В кусты, в кусты, повторил Титоренко, некогда нам с мотоциклами возиться. Шуму и треску от них За версту слышно.
Понятно, товарищ лейтенант. Васин подошел к Дееву, и они вдвоем покатили мотоцикл в кусты.
Проводку сорвите и шины порежьте, негромко крикнул им вслед Титоренко.
Ясно, товарищ лейтенант, откликнулся Деев. А может, сжечь?
Не надо. Дым засекут. Нам тихо себя вести надо.
Вскоре все трое снова собрались на дороге и быстрым шагом, почти бегом двинулись обратно. Васин был уже без прорезиненного плаща. Вместе с немецкой каской сержант зарыл его во влажном песке мелкого ручья, случайно попавшегося в лесной чащобе.
Между тем оставленные в лесу бойцы с тревогой ожидали командира. Когда на лесной дороге показался Титоренко, из кустов, улыбаясь во весь щербатый рот, выскочил автоматчик Гоша, следом показались старшина Пилипенко и второй автоматчик.
Титоренко еще из военного училища вынес убеждение, что командира любить не обязательно, но уважать надо, однако он был рад проявлению неподдельной радости подчиненных. Скрывая это под напускной строгостью, он сказал:
Зачем повыскакивали? Надо будет, сам позову.
Засиделись, продолжая улыбаться, ответил Гоша, размяться требуется.
Не засиделись, а залежались, ввернул Васин, пока мы с немцем воевали, вы изволили на травке валяться.
Товарищ лейтенант, вмешался Пилипенко, разрешите доложить.
В чем дело, старшина? Титоренко едва заметно поморщился.
Та девочка с хутора прибегала, сказал старшина и уточнил:Зина.
И что ей нужно? И вообще, как она вас нашла?
Она нас не нашла. Это мы ее увидели.
Так что ей нужно? Зачем прибегала?
Зину наши старики послали. Сообщить велели, что они пушки на лафеты приспособили, а лафетына колесный ход.
Как ни старался Титоренко быть бесстрастным, но не выдержал и улыбнулся.
И что они предлагают?
Предлагают помочь.
Чем мы им помочь можем?
Не мы. Они свою помощь предлагают.
Свою? Лейтенант округлил глаза. Это как?
Передали, что могут пушки прикатить. На лошадях.
Лейтенант не выдержал и расхохотался.
Ты смотри, еле выговорил он сквозь смех, теперь мы, можно сказать, при орудиях!
Зря вы, товарищ лейтенант, Пилипенко оставался серьезным, какие-никакие, а пушки. Если отсюда вдоль дороги, да картечью, Пилипенко ребром ладони указал предполагаемое направление стрельбы, да залпом, в упор
И что тогда? Лейтенант насмешливо смотрел на старшину.
Как что? Если шагов с двадцати, то безразлично, из какого ствола пули полетят, из нарезного или гладкого, на таком расстоянии это значения не имеет. Пуля, она, известно, дура, но когда этих пуль вдоль войсковой колонны сотни под две пойдет, старшина развел руками, сами понимаете, что будет. Тут его машинка, Пилипенко кивнул на пулеметчика, может статься, и не понадобится.
Лейтенант, выслушав старшину, потер ладонью подбородок и задумался.
Хорошо, приму во внимание, наконец сказал он. Теперь о противнике. Куда вы немцев и мотоциклы спрятали?
Вы меня спрашиваете, товарищ лейтенант? уточнил Пилипенко.
А кого же? Вы же здесь оставались.
Нет, но старшина неожиданно покраснел и посмотрел на Васина.
Быстрее! Вы что, барышня?
Старшина встрепенулся и взял под козырек:
Докладываю. Убитых немцев мы в старом русле спрятали. Землей притрусили. Со стороны незаметно. Мотоциклы в целости и сохранности метрах в тридцати. Их оружие и боеприпасы у нас здесь, Пилипенко кивнул на подножие куста, где на немецком прорезиненном плаще лежали три черные, гладкой кожи кобуры и несколько снаряженных пистолетных магазинов.
Документы у немцев взяли?
Взяли, старшина протянул лейтенанту три потертых бумажника. Титоренко взял один, остальные убрал в полевую сумку. Достав из бумажника удостоверение личности, он развернул его. Удостоверение за номером 301 812 было датировано 9 ноября 1939 года и кроме непосредственного начальника убитого немца утверждено 13 декабря 1939 года лично Гиммлером. Лейтенант прочел вслух написанные готическим шрифтом строки:
Дер рейхсфюрер СС Гиммлер.
На правой стороне разворота были записаны данные владельца:
Рудольф Преглер. Обершарфюрер СС.
Офицер? поинтересовался Васин.
Нет, фельдфебель.
Титоренко несколько секунд разглядывал косо вклеенную в удостоверение фотографию и мысленно удивился безответственности неведомого ему немецкого чиновника, позволившего вопиющую небрежность при оформлении документа с личной подписью самого рейхсфюрера. В удостоверении красовались три круглых печати и прямоугольный штамп с имперскими орлами и свастикой. Немец на фотографии был не первой молодости. В удостоверении значилось, что родился он 24 декабря 1895 года. Вызывало недоумение, что в таком возрасте он был столь невысокого ранга. На фотографии немца, между уголками воротника его мундира с эсэсовскими петлицами, на матерчатой планке дождевой пелерины, ниже узла черного галстука был отчетливо виден значок члена НСДАП. Что заставило этого зрелого мужчину, члена правящей партии, фактически простого солдата, оказаться в действующей армии и безвестно сгинуть в российских лесах?
Лейтенант оторвался от немецкого удостоверения.
Сержант, мотоциклы откатить подальше и привести в негодность, приказал он. Ясно?
Так точно! Васин козырнул и спросил:
Фельдфебель по-нашему что означает?
Старший сержант, чуть подумав, ответил лейтенант и добавил:Выполняйте. Автоматчиков в помощь возьмите.
Есть! Васин мигнул автоматчикам, и все трое разом исчезли среди деревьев.
Лейтенант повернулся к Пилипенко:
Один пистолет возьмите себе, один отдайте Дееву. ОдинВасину.
У сержанта свой имеется.
Имелся. Парабеллумы он старикам оставил. И свой, и артиллерийский. Вопросы есть?
Нет. Все ясно.
Через минуту старшина нацепил на правый бок черную кобуру.
Передвиньте на левую сторону, сказал Титоренко, немцы слева пистолеты носят.
Я не немец, обиделся Пилипенко.
При чем здесь это? Парабеллум удобнее слева носить. Так у них амуницию шьют. И еще, лейтенант поддел ногой немецкий плащ, одежду немецкую закопайте. Только подальше от дороги.
Васин с автоматчиками вынырнули из чащи леса бесшумно, как привидения.
Ваше приказание выполнено, отрапортовал сержант, вытянувшись перед командиром в струнку. Мотоциклы ни один немецкий завод теперь не восстановит.
Лейтенант молча кивнул. Между тем Пилипенко протянул Васину парабеллум в кобуре и пару запасных магазинов:
Приказано вам отдать.
Премного благодарен, сказал Васин и улыбнулся, теперь повоюем.
Титоренко поморщился, увидев, как сержант любовно оглаживает оружие.
Опять? обратился он к Васину.
Что «опять»? повернулся сержант к командиру.
А то, что снова ты немецкому оружию радуешься.
А что? Хорошее оружие.
Парабеллумхорошее оружие?! лейтенант даже плюнул себе под ноги.
Я что, не прав? Васин не с удивлением, а скорее с интересом уставился на командира.