Часовой минут десять прислушивался, ухмыляясь, а затем, во время очередной паузы, громко эдак и говорит сам себено так, чтоб собака слышала:
Лает, падла... Кажись, не наша лает. Наша на блокпосту сидит, шмат левее... Пристрелить с-суку, что ли?
Отстегнул потихоньку магазин и громко клацнул пустым затвором.
Примерно минуту собака не лаяла. Видимо, переваривала фразу часового. Потом снова тявкнула пару раз, но уже не так уверенно.
Боишься, стерва? То-то. Вот токо гавкни у меня ещё разоксразу очередь в жопу всажу.
Собака переместилась за бугорок, где её не смогли бы достать пули часового, и яростно залаяла опять.
Да ладно, хрен с тобой...часовой нажал кнопку на матюгальнике:Караульное помещение! Докладывает часовой второго поста матрос Алтухов. Слышу лай дежурного по части капитана третьего ранга Герасюто...
ВАСЯТКИНА ГУБА
Перестаньте тыкать пальчиком в Атлас Мира и вообще закройте его, уберите на полку. Среди прочих разнообразных губ, коими изрезаны длинные российские берега (особенно северные и восточные), Васяткиной вы не найдёте. Ибо Васяткина губа расположена не на карте, а на самом Васятке, на его радостно-безумной физиономии молодого обормота, к которому совсем недавно пристегнули лейтенантские погоны. В рассматриваемый период времени те погоны были картонно-твёрдыми: на тот момент жизнь ещё не успела как следует обмять и обломатьни их, ни самого Васятку, а вот где наш Васятка находится нынче, я не знаю. Раскидало нас. Точнее, раскидало Васятку куда-то, поскольку я-то на Камчатке остался, вот он я тут.
А тогда его, офигевшего от счастья служить на Камчатке, назначили прямиком ко мне в группу. В группе вместе с Васяткой и мной было четыре офицера и четыре мичмана, а в наши служебные обязанности входило не скажу что. Кто слышал о такой аббревиатуреВОИ13, тот поймёт сразу, а уж остальным придётся только догадываться, что сбоку нас почему-то называли «головастиками».
Васятка оказался распиз... ой... мелким нарушителем воинской дисциплины и скромным забульбенщиком, но мы сейчас не об этом, а о васяткиной губе (с маленькой буквы).
Кстати, если кто подумал, что в данном контексте «губа»это гауптвахта, то тоже мимо, хотя для старшины гауптвахты Хайруллы Каримова (по-русски Миша) наш Васятка был как гроздь бананов для голодного бабуина. Скажу сразу, что Васятку на растерзание комендантской службе мы ни разу не отдали, хотя и было за что.
Губасамая что ни на есть Васяткина, расположена где-то между носом и подбородком. Их (этих губ) две; между ними Васятка вставлял сигарету, ими оправдывался при очередном опоздании на службу, в них он ел борщ и вливал разведённое шыло, потому что, как уже было сказано, Васятка был мелким распи... ой... ну, короче, меня как каплея и единоначальника регулярно пороли за всяческие разнообразные васяткины выбрыкосы, случавшиеся с завидным постоянством.
Васятка, несмотря на своё распи... ой... льдяйство, в срок получил допуск к несению дежурно-вахтенной службы и к работе с боевыми изделиями. А было это всё, надо сказать, ещё тогда, когда наше это (не скажу что) ещё привинчивалось к крылатым ракетам подводных лодок и надводных кораблей. Чуть позже случился какой-то там договор об ограничении всяких некоторых вооружений, и на боевом дежурстве у нас остались только баллистические, а в те времена мы пахали, как лошади месопотамские, обеспечивая этим не скажу чем всю нашу разнородную флотилию плюс подводников и лётчиковвыдавали и принимали обратно по восемь дней в неделю без выходных.
И был такой железный с виду и чугунный внутри ракетный крейсер проекта 58 «Адмирал Фокин», и ракета называлась «Базальт», а дело было зимней зимой. Зимаэто когда холодно, а иногда и очень холодно. Что, уже что-то становится понятным? Нет? Поехали дальше.
Выдавали мы это дело не где-нибудь, а в чудненьком гарнизоне Завойко (это отдельная песня на мотив гоп со смыком). До вечера ждали готовности корабля, потом всю ночь ждали, когда привезут ракеты, а дороги не посыпаны, и бедный ракетопоезд не может ни въехать на крутой подъём, ни спуститься под горку; потом полдня длился высоконачальственный инструктаж с избиениями и так избитой и порванной во всех местах БЧ-2... Потом выяснилось, что ракета в контейнер не пойдёт из-за отсутствия лома, а лом (по-флотски «карандаш») в перечне инструментов не числится, а она без него ну просто не идёт, там надо вот так вот ломом придерживать, а то смазка застывает, и ракету клинит на направляющих, она прёт наперекосяк и застреваетэто выяснилось на предшествующей погрузке учебных ракет с учебным не скажу чем, а до этого и при погрузке обычных боевых, фугасно-кумулятивных. И все побежали в разные стороны искать этот несчастный лом, который кто-то куда-то уже уволок, потом нашли, а он кривой в другую сторону, кинулись искать другой...
Короче, задолбались мы с ними, и единственной прелестью было то, что в перерывах между отдельными частями этой зимней симфонии нас от пуза кормили прямо на крейсере (а торчали мы на этом проклятом пирсе тогда почти трое суток, пупея от мороза и от уровня боевой и повседневной организации 170-й бригады ракетных кораблей), не к ужину будь помянута. У Васятки же это было боевым крещениемэто была его первая выдача боевой не скажу чего.
Но случилось чудо!всё как-то утряслось, и процесс наконец-таки дополз до нас. Шли уже вторые сутки спектакляточнее, вторая ночь, и больше всего нам хотелось как можно скорее привинтить, засунуть, проверить, опломбировать тумблеры в стартовой батарее, отдать формуляры и умчаться в тёплое домой.
Подкатили ракету, отвинтили и сняли крышку боевого отсека... Мороз, понятно, не оймяконский, но и при минус пятнадцати работать с железом голыми рукамине высший кайф. Васятка, стоя на приставном трапике и наклонившись к ракете, в завязанной под подбородок шапке и флотской шинелке на рыбьем меху, подняв воротник и поминутно дыша на руки, скрюченными пальцами завинчивал гайки и стыковал разъёмы, всё больше и больше проникаясь важностью момента.
Всё бы ничего, но когда наше это не скажу что было, наконец, засунуто, прикручено, подстыковано, законтрено и опломбировано (осталось только крышку отсека Ф-2 сверху привинтить и опечатать) кто-то возьми да ляпни:
Это ж твоя самая первая, Васятка! Как первая женщина, ещё и кормилица, ты хоть поцелуй её, что ли...
Васятка, который последние десять минут действовал на морозе исключительно с помощью рефлексов, полученных при работе с учебным не скажу чем, и мало что соображал, автоматически наклонился к отсеку Ф-2 и смачно чмокнул заиндевевшую серо-голубую поверхность не скажу чего. Да так и остался.
И всё офигели. А что ещё тут можно сделать, кроме как офигеть? Спичкой отогревать? Кипятком отливать? Спиртом? Паяльной лампой? Нарушение методики работ и предпосылка к локальному чернобылю? Вдуют так, что мало не покажется.
А не офигел только один, и этот «один» был седой мамонт Виталий Палыч Мурашкин, капитан второго ранга и ответственный руководитель всей этой сексопатологии с нашей стороны.
Виталь-Палыч произнёс в морозный воздух продолговатую цитату из морской практики и татаро-монгольского ига, взобрался на шатающийся трапик, встав таким образом позади бедного Васятки, снял меховую перчатку, просунул указательный палец-сардельку под васяткин нос, а среднюю сарделькуза подбородок, и не сильно, но резко рванул на себя. Вой раненого в жопу (то есть в губу, конечно) гамадрила Васятки и вторая, уже краткая, цитата Виталь-Палыча огласили пирс, выведя присутствующих из естественного ступора. Закатившего глаза Васятку ухватили наши мичманапризнанные спецылисты по черепно-лицевой хирургиии отволокли в кунг для оказания первой медицинской помощи (вы правильно догадалисьчай с шылениумом). На поверхности не скажу чего остался кровавый отпечаток, который Виталь-Палыч небрежно вытер кирзой своей лопатообразной ладони.
Странно, но дальше всё пошло ну совсем как по маслу. Быстренько закрыли-опечатали отсек, застропили, подняли и легко засунули в контейнер... и лом сработал прекрасно; и со второй ракетой управились махом, и командир крейсера, расписавшись в отрывных талонах, смочил формуляры чем положено, и нам с Виталь-Палычем да Виктор-Лаврентичем досталось по солидной заслуженной капелюшке... в том числе и за васяткино здравие.