А Гарик сейчас уже умрёт. Если не хлебанёт шыла, на худой конец«токайского». Можно бы и вниз спуститься, помощника найти, приложиться к горлышку на пять сек, к подводницкому пайку... Но ракета снова висит над шахтой, полезли за ключом, адмирал и флажок-ракетчик открыто кромсают командира лодки и командира БЧ-2 прямо тут, не стесняясь матросов. Ракетная палуба окончательно превращается в колизей. И когда всё это закончится, Гарик уже умрёт. Скончается. И виноваты будут все, кто немедленно не налил стопу помирающему Стопкину...
...Ракета снова в шахте, уже всё, снимают красный колпак, обнажив хрустальное стекло астрокупола. Все столпились и лыбятся, у каждого своя доля ответственности за ход процесса. А Гарику совсем невмоготу.
Вы не люди. Вы сволочи. Садисты. И гады.
Пошли вы все. Есть один способ. Последний. Крайняя мера. И тогда точно нальют.
И Стопкин прыгает за борт. С ракетной палубы в серую воду со льдинами и нерпой. В дохе на меху и валенках, не снимая портфеля. Типа, поскользнулся. На ракетной палубе это запросто. Гарик, ыкнув, скатывается по покатому чёрному борту с щелями шпигатов и плюхается, сразу погрузившись. На это громкое плюханье все поворачивают головы и видят: вот стоял только что старлей в тулупе, и больше не стоит. Бросились к краютвою же ж мать
Человек за бортом!!!
Человек? Ну-у...
Гарик уже вынырнул и плавает на спинележит, раскинув руки в огромных меховых варежках. Молча. Глядя в небеса из-под натянутой на уши шапки с шитым «крабом». Доха потихоньку намокает и уже тянет на дно.
...по правому борту!!!...
И спасательные круги на ракетной палубе не развешаны, это ж вам не надводный корабль. Ну кто вот знал, что найдётся такой идиот? Со всех ног вниз кинулись; да хер с ней, с ракетой, пара офицеров возле неё осталась. А Гарик уже тонет натурально. Между льдин. И не двигается. Принесли бросательный, кинули и чуть не убили утопающего, попав лёгостью прямо в башку.
Эй, цепляйся там!!! Обвяжись, мудило!..
Вы не пробовали обвязаться линьком в дохе на меху, не снимая, да ещё в ледяной воде?
...ишак чёртов, головастик он этот ваш! Ну какого хера, а?! Бляха-муха! Эй! Цепляйся давай!!!
А-а-а-а!..
Вытянули на корму и обратно на ракетную палубу, с Гарика течёт потоками. Адмирал причитает по-бабьи, командир лодки взглядом испепеляет, старпом кулаком-кувалдой замахнулся.
Чёрт те что!!! Понаприсылают хер знает кого!
Гарик хлопает глазами навыкат, зубы стучат болеро Равеля, морда синяя, усы тут же индевеют и леденеют. Сосульки.
Вниз этого урода, быстро!!!
Легко сказатьвниз. А как? Он же неподъёмный, тонна мокрой овчины с засунутым в неё хитрожопым похмельным старлеем. Потащили к трапу левого борта, всемером, кое-как спустили, чуть снова не уронили между лодкой и плавкраном, все орут и суетятся, мать-перемать, адмирал молнии мечет, старпом орёт, командир стоит насупленный, ракета астрокуполом из шахты торчит, крановщик из кабинки по пояс высунулся. Павильон киностудии «Таджикфильм имени Довженко», а не погрузка РБЗ.
Словно пробку в бутылку портвейна, протолкнули в верхний рубочный люк:
Алё! Внизу там! Ловите! «Маленький купальщик», твою мать Доктора ищите!
Скинули и сами следом полезли.
И адмирал сказал обалдевшему доктору:
Растереть его спиртом как следует, чтоб горело! Чтоб весь горел! Чтоб унюхался!!! А насчёт вовнутрь а вот хер ему!!! На постном масле!!!
Сложил кукиш и сунул Гарику под нос. Показалось мало, и адмирал сложил второй, из старпомовской лапищи.
Нюхай!!!
Гарик понюхал. Густо пахло вожделенным шылом.
А вовнутрьхер, я сказал!!! Хер ему вовнутрь! Старпом, проследите.
И тогда Гарик тихо-тихо всхлипнул.
АНАЛИЗЫ
Одна трёхлитровая банка пива была уже употреблена по назначению, вторая только на треть, и обе были задвинуты под койку. В атмосфере палаты густо висели термины, понятные только записному любителю преферанса, когда дверь открылась, и из-за неё материализовалась прелестная блондинка в коротком белом халатике и накрахмаленном колпаке с красным крестом.
Такой-то, такой-то и такой-то! Анализы почему не сдали?строго вопросила блондинка, тщательно нахмурив огромные серые глаза.
А? Что? Анализы?обитатели палаты игриво переглянулись.А-а, анализы! Почему«не сдали»? Сдали.
Каксдали? В лаборатории их нету.
Нету? Да не может быть! Ребята, ну-ка, ну-ка... давайте смотреть... Мы же сдавали. Толик, ты чё, не отнёс? Как же ты мог, Толик? Ну-у... Толик!.. А ну, немедленно прекрати не отдавать девушке наши анализы!
Пока медсестрёнка непонимающе хлопала ресницами, пузатый кап-три Толик, старательно кряхтя, полез под койку и вытянул оттуда трёхлитровую банку с тёмно-жёлтой жидкостью. Жидкость игриво пенилась.
Виноват, мужики! Забыл совсем! Игорь, на.
Игорь поставил банку на стол:
Извините нас, пожалуйста. Вот.
Как?.. А... вы... это... что ли все в одну банку?хлоп-хлоп глазищами.
Действительно, чё-т мы, мужики, переборщили... Ну как она такую тяжёлую банку понесёт?
Давай сюда.
Игорь одним мощным глотком отпил добрых пол-литра и удовлетворённо крякнул.
Левой рукой блондинка схватилась за животик, а правой плотно прикрыла ровно очерченный помадой восхитительный рот. Где-то внутри неё что-то чвякнуло, булькнуло, побледневшие щёки очень сильно раздулись, и бедная девушка, словно Джек-Чёрная-Пуля, вылетела в коридор. Каблучки тревожно простучали, удаляясь.
В палате воцарилась тишина, которую вскоре нарушила фраза:
М-да. Ладно. Чё там у нас, семь вторых? Япас...
Вист. Кладёмся... У-у! И чё делать?
Четыре козырятри взятки, плюс марьяж, два туза и малка...
А пошли-ка мы с тобой в бубу...
Через пять минут дверь палаты пинком открыл главврач с полковничьими погонами под халатом. Он был хмур и беспощаден.
Та-ак... Вот что, геморройщики, гонорейщики и просто шланги.
Здесь вам не «Гамбринус», а я вам не цаца с медучилища. Ещё раз такая фигня повторитсясначала клизму со скипидаром, а потом вылетите у меня отсюда синими торпедами, поняли? Вместе с одеялами! И вместе с вашими анализами... Кстати, где они? Гм это... А ну-ка, дайте пару глотков, а то жара, блин, просто сил нет лечить вас от всякой херни...
ЛАЙ КАРАУЛЬНОЙ СОБАКИ
У капитана третьего ранга Герасюто была кличка Гуинплен. Нет, рот был нормальный, и даже не кривой, не зашитый. Гуинпленпотому что часто и оригинально смеялся. Как правило, не вовремя. Мог заржать где угодно и с чего угодно: в автобусе, на совещании, на стрельбище и прямо возле ракеты, пугая стыковочный расчёт и инициируя боеголовки. Потому-то и приклеилосьсначала «Человек, который смеётся», а потом и просто «Гуинплен».
И не смех даже, а скорее этакий жуткий утробный звук, рождавшийся где-то в районе толстого кишечника, пронзительный, с клёкотом и переливами. Своим смехом он, наверно, как Соловей-разбойник, мог бы сшибать птиц на лету, но проверить это никак не удавалось: вороны всегда держались от Гуинплена на безопасной дистанции. В отличие от ворон, нам деваться было некуда, и приходилось всё время быть начеку, чтобы от внезапного хохота не получить эпилепсию. Во всяком случае, не один из нас бился головой обо всё, что угодно, шарахнувшись от неожиданных звуков над ухомкак будто саксофонист-любитель спьяну дует в старомодный сливной бачок «Эврика».
При всём при томдва высших образования, на редкость грамотный спец и надёжный офицер (нынче таких поискать). А вот поди ж ты Супруга его испокон веков работала начальником санэпидстанции, гроза всего Вилючинска.
А тут ему надо было проверить караул. Приехал к охраняемому объекту и, в нарушение Устава, полез потихоньку в сторону постовой вышкибдительность решил проверить, причём каким-нибудь неординарным способом, дабы загадать часовому задачку посложнее. А надо сказать, у нас в те времена на базе по старинке вокруг колючей проволоки на ночь ставили худющих караульных псов. Никто никогда не слышал их лаямы были уверены, что любой диверсант сможет элементарно пройти мимо них на секретный объект с помощью куска заплесневелой колбасы. А тут вдругнате вам!где-то в кустах, да притом совсем не там, где сидит наше голодное и тощее животное «собака», раздаётся разливистый и булькающий лай, потом злобное рычание, снова лай, а потомдушераздирающий вой, как по покойнику. Потом минутная пауза, и опять... и снова...