Саня инстинктивно поворачивается лицом к начальству и старательно вытягивается в струнку. Оставшаяся без упора лестница, разумеется, едет назад и вниз, с положенным грохотом падает, а за ней сверху и майор с ведром и кисточкой. Там падать есть откуда, метров восемь примерно. В итоге снова мы имеем античную статýю, только теперь уже цвета «слоновая кость». Не выпустившую из рук ведра и кисточки. Челюсть проверяющего отваливается в удивлениивсё ж не каждый день такое табло увидишьпотом с рёвом возвращается на место:
А позвать сюда СИТБ!!!
На что матёрый майор ему встаёт и сообщает:
Я уже здесь,и, поставив ведро на пол, представляется:Старший инженер по технике безопасности майор Шерешнин.
Вы бы видели глаза этого проверяющего. Непередаваемое выражение глаз, да.
Вообще лакокрасочная тема ну неисчерпаема просто. Как и гальюнная, кстати.
В Бечевинке как-то раз (ну, давно, я ещё розовощёким лейтенантом был) приказали нам на «зоне» покрасить сооружение номер три. Хо! Покрасить? Да нам только дай чем. Мы вам покрасим.
Замшелый старший прапор дядя Миша Смоленцев выкатил два барабана краски и уехал в штаб. Открылиоттуда вонь несусветная. Эту жуткую серо-зелёную мазь, наверно, кто-то ещё с Русско-японской войны заныкал, сэкономил и к нам в Бечевинку подкинул, чтобы мы ею нашу «тройку» выкрасили. А «тройка»это, по сути, обычный двухэтажный дом такой небольшой, наземное сооружение с перегрузочным залом и ещё кое-какой фигнёй внутри.
Вымазали за полдня. Ударно поработали. А сохло онони много ни малоровно полгода. Потому что краска, видите ли, оказалась эпоксиднаяк ней, знаете ли, отвердитель нужно было подмешать. И кто только потом ни пачкался об стенки «тройки» какие только слова сограждане ни говорили. Включая старшего прапора дядю Мишу, который самым первым и вляпался. Тужурку выкинуть пришлось. А спустя полгода она вдруг сама вся взяла и высохла. Разом. Бямс!и высохла. И отвалилась большими плоскими кусками. «Тройка» обратно стала некрасивая, и нам велели снова её покрасить, но уже в камуфляжную расцветку, пятнами.
Это, кстати, в то время мода такая была на противодействие иностранным техническим разведкам. Мы на бетонке между «тройкой» и «первым сараем» даже траву с цветочками рисовалиперевыполняли указания отдела маскировки флотилии. Высунув языки от старания. Совмещали тщательность с творческим подходом.
В этот раз дядя Миша выкатил уже три барабана: два с разноцветной краской и один с отвердителем. Главный инженер проследил, чтобы всё это разлили в наполовину обрезанные бочки и тщательно смешали в соответствии с методикой, потом понюхал, сказал «бе-е-е», сел в «уазик» и упылил с «зоны» в штаб. И мы совсем уже собрались было мазать «тройку», как вдруг кто-то достал из-за неё мячик. Ну почему бы и не поиграться, не пофутболиться, минуток эдак пятнадцать? Главныйв штабе, приедет только к вечеру Кисти и валики были немедленно засунуты в эти полубочки с размешанной краскойи понеслась.
Где пятнадцать минут, там и двадцать, где двадцатьтам и полчаса В общем, спохватились, когда увидели, что по дороге к «зоне» едет «уазик». Кинулись к обрезамкисти и валики доставатьа вот дулюшки. Краска уже схватилась, почти бетон. Гранит. Базальт. Даже выломать не получится. И хотя коллективные наказания Уставом запрещены, выдрали нас всех до одного, скопом. Нещадно. И соответственно обозваликозлами, ишаками, туканами и разными другими смешными зверюшками. Между прочим, за дело. Мы туканы те ещё.
«Тройку» мы всё же выкрасили. Ну, не в тот день, а немножко потом. В исключительно камуфляжные пятна. Камуфляжнейшие. Красиво получилось. Потому что мы можем, когда очень захотим. Мы такие, а вы думали.
А МЫ ЛЮБИМ ПОСТРЕЛЯТЬ
И нам всё мало. К тому же не на стрельбище, там не так интересно. Обстановка там скучная: огневой рубеж, мишени, всё только по команде
То ли дело в рубке дежурного. Там всё спонтанно, всё неожиданно. Как в реальном бою. Идёт сменаодин сдаёт дежурство, другой принимает рутина и тутбабах!!! И все сразу взбодрились.
Оно ж как? Вот вынул ты пистолет, вынул из кобуры запасную обойму, а дальше рефлекс: раз пистолет в одной руке, а обойма в другой, то, значит, в пистолете её нет. Передёрнул затвор и сделал контрольный спуск. Куда-нибудь. Бах!!!
Коля Лисин, который меня в тот раз менял, до этого служил в таких местах, где ясновидение оттачивается до остроты самурайской катаны. Не скажу где. Ну ладно, скажу: в хабаровском или каком-то там ещё дисбате. Поэтому он вовремя сместился в сторону, инстинктивно, и я бабахнул не в него, а в окно. Всё вдребезги, пуля улетела в казарму к соседям и кого-то там ещё страшно напугала. Разумеется, мне тут же впаяли НСС. А моему начальнику Витьке Красниковустрогача. Чтоб не расслаблялся и работал с подчинёнными.
После этого случая в рубке дежурного повесили деревянный настенный пулеулавливатель с наполнителем из сырой резины, чтобы в него направлять при заряжании и разряжании. Делать его, конечно же, заставили именно меня. За три последующих года в нём появилось четыре дырки.
А пока его не было, ствол направляли кто куда. Валерка Шепеляев (старший инженер по технике безопасности, между прочим) бабахнул в верхний уголи пошёл-пошёл гулять рикошет по стенкам. В рубке четыре человека, все зачем-то пригнулись. Тут дверь открывается, и входит пятыйкапитан первого ранга дядя Миша Шандов, в руке прикуренная сигарета: «Ну-ну, Валерий Владимирович, браво-браво. Давай ещё раз, на бис». Обалдевший Валерка сказал «Есть, тащ командир!» и тут же бабахнул на бистуда же, в угол. Потому что в военном человеке заложен инстинкт беспрекословно выполнять все приказания командиров и начальниковбыстро, точно и в срок. И опятьбабах-вжжжжжжжж-тяу-взить!рикошет. Командир пробормотал: «Идиоты», плюнул и вышел из рубки. Через пять минут начальник штаба уже писал приказ о немедленном уестествлении старшего инженера по технике безопасности.
А Витя Лукошкин, капитан-лейтенант, себе пуговицу отстрелил. На кителе. Среди ночи. Скучно было; вытащил пистолет и ласкал его своими пальчиками-заготовочками. Оно и бабахнуло. Отстрелило пуговицу на левом рукаве. А там за синей фанерной переборочкой связистка-телефонистка сидела с позывным «Обрывок», дремаланочью ж звонков почти нет. И тут ночная тишина лопается выстрелом, пуля пробивает фанерку и рикошетит от бетонной стенки она своим бюстом разломала эту фанерную переборочку к чёртовой маме, затем вынесла дверь рубки дежурного и с ослиным рёвом умчалась наружу.
Витю, понятно, утром растерзали, сняли с дежурства и ещё раз растерзали. И ещё раз поставили, вне очереди. Потому что не фиг по ночам пистолетик мацать. «Войну и мир» почитай, раз уж дежурство спокойное выдалось. А ещё лучшенаставление по стрелковому делу по пистолету Макарова и приказ командующего флотом номер триста семьдесят пять про безопасное обращение с оружием.
То ли делоВладимир Иваныч Гончаров, который тогда ещё третьего ранга был, и который по прозвищу «Атаамать»: тот культурно и аккуратно стрельнул в палубу. Всё грамотно, всё по методике. Никаких эксцессов. Поэтому всего лишь выговор. Легко и приятно. Хоть и неинтересно.
А когда Витя Красников тоже стрельнул в палубу, то прострелил себе ботинок. Точно между пальцами ногибольшим и указательным (если, конечно, можно второй палец ноги указательным назвать). Считай, почти без травм обошлось, содранная и обожжённая кожа не считается. Я на него смотрю ошалело, а он говорит: «Ну вот, отработал свой строгач за твою прошлую стрельбу». Ну, ту самую, за которую мне НСС втараканили.
А потом кто-то додумался дежурные пистолеты с патронами в самое нижнее отделение сейфа определить. Теперь, чтобы их пересчитать, приходилось на карачки становиться. И вот стоим мы с Вовой Кузиным на карачках (я меняюсь, он заступает), и считаем пистолетики, номера сверяем. Точнее, это Вова считает, потому что принимает, а я тем временем свой достаю, чтоб на место положитьну, а дальше по схеме: пистолет, запасная обойма, передёрнул, контрольный спуск Под конец суточного дежурства, ко времени сдачи и смены голова уже кругом идёт и ни черта не соображает. Поэтому возрадуемся хотя бы тому, что хватило ума стрельнуть в потолок, а не куда-нибудь ещё. Между нашими головами-бестолковками было сантиметров двадцать или тридцать, туда же уместилась и моя рука с «макаркой». Бабах; пуля рикошетит от потолка, пролетает обратно между наших голов-чайников и впивается в серый линолеум палубы.