Помнишь, как мы рассуждали о смысле жизни, напомнил я ему о наших разговорах перед сном.
Помню. Но теперь я думаю иначе, сказал Толя. Война заставляет мыслить серьёзнее, не с личной позиции, а с общественной. Человеческое общество бессмертно, по сравнению с жизнью отдельно взятой личности. Поэтому, задача каждого человека, принять меры для продолжения рода человеческого, чтобы бессмертие продолжалось.
Значит, моя задача дать жизнь потомству? спросил я.
Не обязательно. Если ты погибнешь, за тебя это сделают другие. Твоя задача, как солдата, принять меры для нормального развития общества в целом. Что мы сейчас и делаем.
Это верно, согласился я. Если Гитлер победит, то человечество забредёт в тупик. Не станет развиваться в лучшую сторону.
Мы замолчали. Мне захотелось размяться, и я подошёл к окну, посмотрел на улицу. Вьюга поутихла. Толя продолжал смотреть в бинокль.
В окнах замка иногда появляется свечение, произнёс он. Это, наверное, зажигают спички, чтобы прикурить. Можешь меня подменить? Я уже устал.
Конечно. Иди, отдыхай.
Толя отошёл от окна, сел в нагретое мной кресло, а я стал наблюдать в бинокль, прислонив свою винтовку к стене рядом, чтобы успеть схватить её, в случае необходимости. Внимательно осматривая каждый метр территории напротив нашей засады, я никаких следов на снегу не заметил. От белого снега, выпавшего недавно, глаза быстро уставали, и приходилось отрываться от бинокля, смотреть без него.
Откуда-то дымом понесло, встрепенулся Толя.
Ты же сам куришь, усмехнулся я.
Да нет, это дым от горящего дерева, с лестницы несёт.
Теперь и я почувствовал дым, наполнявший комнату. Он валил из окон первого этажа нашего дома и через дверь со стороны лестницы. Мы с Толей не выдержали и пошли смотреть вниз, что происходит. Оказалось, что солдаты затопили печку на первом этаже, но дымоход был засорён, печка стала дымить. Пришлось огонь загасить снегом. Солдаты огорчилисьне удалось погреться. Ноги у всех промокли, начали зябнуть.
Давайте во дворе, за домом, разведём костёр, предложил один из бойцов.
Мы поддержали это предложение. За домом стояли поленницы дров, и валялся различный хлам. Ребята разожгли хороший костёр и стали ходить туда по очереди греться. В очередной раз я возвращался на своё место после обогрева и увидел, что Толя оставил свой пост, болтал с солдатами на первом этаже.
Ты чего здесь? Придёт капитан, и будет ругаться, что покинул пост.
Не придёт, успокоил нас пожилой пулемётчик. Не бойтесь, сидите с нами, вместе веселее Я знаю повадки нашего капитана, он уже давно спит.
Этот пожилой солдат с седыми усами мне очень напомнил конюха из одного колхоза в Даниловском районе. Когда я ездил в командировку, будучи налоговым инспектором, то приходилось ночевать у того конюха, так как задержался до вечера и с деньгами идти обратно в тёмное время не решился. Поэтому этот человек меня сразу расположил к себе, и мне захотелось узнать, откуда он родом, просто поговорить с ним. С первого этажа так же было видно пространство перед замком, и мы остались, по очереди наблюдали в окно, одновременно разговаривая с солдатами на разные темы.
Появилась цель, взволнованным голосом сказал Толя, глядя в оптический прицел винтовки.
Я тоже взглянул в бинокль, в том направлении, куда была направлена его снайперка, и увидел медленно движущийся белый комок. Несомненно, это ползёт человек в масхалате. Он двигался правее нашего расположения.
Что будем делать? спросил Толя.
Если бы он хотел сдаться или шёл на переговоры, стал я рассуждать, то махал бы белой тряпкой. А раз пробирается тайком, то значит имеет враждебные цели. Так что выполняй приказ, стреляй.
Толя долго целился, стрелять не спешил.
Ну, чего медлишь? спросил пулемётчик.
Я видел его лицо. Это точно русский парень.
Вчера эти предатели убили много наших солдат, когда полк пытался взять замок штурмом, сказал пожилой боец. Их нельзя прощать.
Другой пулемётчик поддержал пожилого, и сказал, что власовцы хуже немцев. Но Толя опустил винтовку и чуть не плача произнёс: «Не могу!»
Некоторое время, я тоже стоял в растерянности. Вспомнил, как меня вызывал особист, за то, что я пожалел раненого немца. Сейчас повторяется нечто подобное. Дело пахнет трибуналом, надо стрелять, иначе пулемётчики нас обвинят в самых страшных грехах.
Я снял с плеча винтовку и стал целиться из глубины комнаты, чтобы противник не заметил отблеск оптического прицела.
Отойди, Толя, от окна, не мешай, сказал я спокойно, хотя на душе было очень скверно, будто приходиться стрелять в родственника. Мой палец в меховой перчатке от волнения онемел и не хотел меня слушаться. С большим трудом я нажал на курок. В комнате выстрел прозвучал громким хлопком. Запахло порохом.
Один из бойцов запел в блатной манере: «Напрасно старушка ждёт сына домой, ей скажут, она зарыдает»
Пожилой зло одёрнул его: «Замолчи! Ты сейчас допоёшься!»
У меня на душе стало ещё тяжелее. Взглянул в бинокль: там, куда я стрелял, уже ничего было не видно, белый бугорок исчез, сравнялся со снегом.
Не высовывайтесь в окна, предупредил я пулемётчиков. Сейчас могут ответить снайпера с той стороны.
И через мгновение пуля царапнула ниже уха молодого бойца, не успевшего отреагировать на моё предупреждение.
Это их снайпер, почти хором сказали мы с Толиком, и, посоветовавшись, решили вступить с вражеским снайпером в игру. Опыт подсказывалбез хитрости врага не победишь. Пулемётчикам дали поручение высовывать шапку из другого окна, и посоветовали сменить позицию, а сами поднялись на второй этаж. Теперь настала очередь моего напарника быть стрелком. Толя устроился в глубине комнаты, оперев винтовку о стол. Я тоже осторожно осматривал замок в бинокль, но замок молчал, словно там никого не было. Обычно, во время долгого наблюдения за противником, мысли начинают уходить в сторону, вспоминается что-нибудь из прошлой жизни, внимательность притупляется. Но вот, из замка раздался выстрел, я даже вздрогнул. Толик тоже встрепенулся и спросил:
Ну что, заметил, откуда стреляли?
Примерно. Точно не засёк, ответил я. Надо ждать следующий выстрел.
Мы поменялись ролями. Я отдыхать не стал, а приплясывал вдали от окон, чтобы согреться. К костру не пошёлможно прозевать цель. С первого этажа пришёл солдат и сообщил, что предыдущим выстрелом ранен пожилой пулемётчик в плечо.
Вы его перевязали? спросил я солдата.
Конечно, но ему очень плохо, кровь всё равно сочиться сквозь бинты.
Отведите его в тыл к санитарам, посоветовал я.
Когда солдат ушёл, снова из замка стреляли. Толя засёк снайпера и сам выстрелил в него, чтобы тот не успел спрятаться. Я тоже его видел в бинокль, в узком окне зубчатой башни, даже заметил на лбу пятно крови, перед тем, как тот исчез. Значит, Толя попал, вражеский снайпер был убит.
Расслабляться мы не стали, могут на той стороне остаться другие снайпера. Наши опасения подтвердились: из замка вскоре раздался одиночный выстрел, потом ещё несколько. Из других домов, в которых наши устроили засады, послышались ответные выстрелы. Перестрелка с каждой минутой усиливалась. По всей видимости, у противника снайпера были не опытные, так как клевали на приманки в виде высовывания шапок. Мы с Толей подстрелили ещё двоих.
В ходе перестрелки, длившейся более часа, трое солдат с первого этажа, оказались ранеными. Тот, который был ранен легко, сходил за санитарами, и других раненых эвакуировали из зоны боевых действий. Пулемёт остался без присмотра, поэтому мой напарник ушёл к пулемёту, а я продолжал сидеть на втором этаже.
В следующий момент из замка выбежали солдаты в немецкой форме, их численность быстро нарастала. Пулемёт с первого этажа бил короткими очередями. Толику приходилось экономить патроны, ведь он действовал один, и некому было заряжать пулемётные ленты. Из других пулемётов наши стреляли длинными очередями, власовцам пришлось залечь во рву. Они тоже интенсивно нас обстреливали, в том числе из пулемётов, расположенных в замке. И вот, они поднялись во весь рост, и пошли на нас в атаку, стреляя на ходу.