Хэткок медленно повёл винтовкой вправо и приник к оптическому прицелу, наблюдая за хижиной. Ему показалось подозрительным, что тот человек вернулся в хижину и начал нервно топтаться в дверном проёме.
Издалека донёсся гул мощных разрывов от налёта «дуговой разряд»это B-52 военно-воздушных сил сбрасывали тонны бомб на цели в круто вздымавшихся горах далеко за хребтом Чарли-Ридж и Счастливой долиной. Именно там прятались руководители противника, и оттуда они управляли партизанской войной. Те места Хэткоку доводилось видеть лишь на картах и снимках с разведывательных самолётов. И даже на бумаге, где они ничем ему не угрожали, те места ему не нравились. Он знал, что только безмерно отважный американец мог отправиться в эти горы на границе с Лаосом. Там сама местность была смертельно опасной для человека.
* * *
В то утро самолёты бомбили опорные пункты Вьетконга и СВА, но бомбы миновали штаб дивизии Северовьетнамской армии, откуда командовавший ею генерал управлял тысячами солдат. Хэткок ничего о нём не знал, но генерал был уже осведомлён о Хэткоке и других снайперах. Командир дивизии внимательно прочёл доклад, отправленный в штаб той жестокой женщиной, что руководила вьетконговцами у высоты 55. Она сообщила о новой школе на высоте и результатах своих наблюдений за тем, как ведётся обучение снайперской тактике, выразив уверенность в том, что действия американских снайперов способны нанести значительный ущерб.
Пройдёт чуть больше месяца, и генерал прочитает намного больше сообщений о снайперах, обосновавшихся на высоте 55. Он узнает, как зовут многих из них, включая сержанта Карлоса Н. Хэткокаснайпера, получившего прозвище «Лонг Чанг», Белое Перо. Но уже в то утро, читая доклад при грохоте бомб, падающих в опасной близости от его штаба, укрытого по маскировочными сетями и листвой, он начал размышлять о том, как положить конец этой новой угрозеснайперской войне. Он понимал, что если её не остановить, она нанесёт большой ущерб его операциям в окрестностях Дананга.
Командир написал записку на листе из узкого блокнота чёрной перьевой ручкой, отделанной перламутром. Он высушил чернила небольшим пресс-папье из слоновой кости в виде детской лошадки (подарок дочери), сложил лист вдвое, капнул красным сургучом и приложил печать с эмалированной багровой пятиконечной звездойеё подарили ему в Китае.
Cолдат в военной форме песочного цвета и пробковом шлеме строевым шагом вышел из штаба. На его плече висела на ремешке небольшая кожаная сумка, в которой хранилась записка генерала. Солдат в безупречном обмундировании форме дошёл до конца дорожки и взглянул на полуденное солнце, стоявшее в зените. Он снял шлем, вытер пот с бровей и перевёл взгляд на гору туч, надвигавшихся с востока и предвещавших дождь ближе к вечеру.
* * *
Трое морпехов лежали под проливным дождём, замаскировавшись и наблюдая за происходящим на рисовых полях и возле хижин. Крестьяне, пропалывавшие обочины дамбы, сгрудились в дверном проёме хижины, прямо напротив которой засели морпехи. Хэткоку не было до них никакого дела, но человек, сидевший на корточках прямо за дверью хижины на краю леса, вызывал его неусыпный интерес.
Муссонный дождь лил весь день, и Хэткок с двумя курсантами промокли до нитки, лёжа на краю леса и внимательно наблюдая за человеком, сидевшим в хижинене проявит ли он себя как Чарли.
«Пойдёмте уже, прошептал Хэткоку грузный рядовой. Своё мы почти уж высидели, а Ви-си не видать. Я есть хочу».
Хэткок посмотрел на молодого морпеха с пухлым лицом с таким выражением, что тот без труда понял, что ему следовало держать свои мысли при себе. Поманив его пальцем, Хэткок строго прошептал: «Тихо сиди и не шуми. Ты и без того замаешься объясняться, как хотел по крестьянам стрелять».
Морпех опустил подбородок на сцепленные перед собой руки. До самого вечера, когда он предстал перед капитаном, он больше не произнёс ни единого слова.
Дождь стих, теперь только моросило, и с востока задул лёгкий бриз, разогнав туманную завесу над полями. В дверном проёме хижины на краю леса появился человек в рубашке цвета хаки и чёрных шортах. Он вышел из хижины, поглядел направо, затем налево, и снова исчез из вида, зайдя за хижину.
«Он что-то замышляет», подумал Хэткок, наблюдая за ним в прицел винтовки.
Десять минут спустя человек снова появился, с белой холщовой сумкой на плече. Он опять поглядел направо, затем налево. Убедившись, что никто его не видит, он вошёл в хижину и вытащил из укромного места СКС.
«Попался, Чарли!»подумал Хэткок, плавно нажимая на спусковой крючок. Человек рухнул как подкошенный.
«Пошли домой», сказал Хэткок грузному рядовому.
Трое морпехов тихо вошли в лес и, пройдя по его краю, остановились недалеко от хижины, возле которой лежал убитый Хэткоком вьетконговец. Они постояли, разглядывая труп, до которого от границы леса было всего несколько футов. Рядом с ним лежал СКС.
«Оружие я заберу», сказал Хэткок курсантам.
Когда они осторожно подобрались к границе леса и выглянули из густых зарослей, Хэткок подкрался к убитому и подобрал карабин. Он уже повернулся, собираясь быстро отойти, когда заметил под ногами широкое белое перо дюйма три длиной. Он вспомнил белых морских птиц, которыми любовался на рассвете, когда они вспорхнули над долиной.
Он опустился на колени, левой рукой поднял изящное пёрышко, и, больше не задерживаясь, быстро скрылся за зелёной завесой джунглей.
Пока тройка бойцов шла к пункту сбора, Хэткок вертел перо, зажав его между пальцами, и вспоминал безмятежный рассвет и белых птиц. Это перо вполне могла обронить и курица, забредшая в дальний уголок селения, но Хэткоку было приятнее думать, что оно было от одной из белых птиц, которых он видел утром. Подобно сотням других морпехов и солдат, носивших порою цветы на касках, как символ естественной красоты, выжившей в пекле войны, он снял панаму и воткнул перо под ленту.
Нахлобучив панаму обратно на голову, Хэткок занялся трофейным карабином. Он собирался его зарегистрировать и сдать на КП. Он надеялся, что ему разрешат увезти его домой в качестве сувениракак сделал когда-то отец с винтовкой «Маузер».
Обратно они шли намного дольше, чем утром до места. Группа пошла другой дорогой, зайдя с обратной стороны высоты 55. Они знали, что вьетконговцы нередко минируют тропу, по которой прошёл патруль, надеясь уничтожить бойцов, когда те пойдут домой.
Когда Хэткок добрался наконец до своей хибары, он ощутил необыкновенную усталостьон был физически вымотан и длинным днём, и дождём, и лишними милями по дороге домой. Ему было страшно трудно и неохота чистить винтовку и снаряжение, и Хэткоку пришлось заставить себя это сделать.
* * *
Ночью Хэткок поднялся и сел на краю кровати. Его трясло. Дрожали ноги, всё расплывалось перед глазами. В голове гудело, словно он только что совершил марафонский заезд на «русских горках». Он списал всё на день, проведённый под проливным дождём. Но в глубине души он знал, что это нечто иноето, что очень ему не нравилось. То, что подкрадывалось к нему, нападая и отступая, уже три года.
Это началось, когда Джо рожала Карлоса Нормана Хэткока III. Ей пришлось самой звонить в «скорую» военно-морского госпиталя в Черри-Пойнте и просить, чтобы её доставили в родильную палату. Хэткок к тому времени уже две недели страдал от приступов слабости и тошноты, и врачи на всякий случай положили его в госпиталь.
Там он и находился, когда родился сын. Он очень переживал по этому поводу, потому что предпочёл бы провести всё это время рядом с женой, но иногда ему казалось, что именно рождение сына укрепило его тогда в решимости выбраться из госпиталя и вернуться к исполнению своих обязанностей, хотя недуг и не оставил его насовсем.
Так плохо, как той ночью в хибаре снайперов на высоте 55, ему не было уже много месяцев. Он сидел на кровати, и даже со стороны видно было, как он дрожит. Мясистая рука легла ему на плечо.
«Что с тобой, Карлос?»
Хэткок повернул голову и увидел у кровати капитана. «Иди-ка в лазарет, сказал тот с присущей ему хрипотцой. Ты как выжатый лимон».
«Шкипер, сказал Хэткок нараспев высоким голосом. Всё нормально, точно говорю. Застудился я немного под дождём. Сейчас выпью чего-нибудь горячего и уползу в койку. Я поправлюсь».