Ирина.
Правильно. Значит, это вас хотел похитить бывший тунгусский шаман, или кто-то в этом роде, и Гамзеич посылал рудокопов стеречь по ночам ваш домик. А вам было тогда шестнадцать лет, и на прииске звали вас «Золотой Иринкой».
О, вы там были?..
Комаров ничего не ответил, молча подкинул чурбашок в печь. Порывом ветра нагнало дыму, и капитан, закашлявшись, отвернулся. В одной гимнастерке, немного узкой в плечах, коротко остриженный, раскрасневшийся от огня «буржуйки», он выглядел сейчас совсем молодым, хотя небритый много дней подбородок основательно зарос щетиной.
Это было пять лет тому назад, сказал он наконец. Разговор о Севере невольно напомнил сегодняшнюю ночь.
Ирина сползла с нар, натянула валенки. Чулок на одном колене у нее лопнул, видна была ссадина, но девушка ее не замечала. Откинув назад косы, она быстро подошла к печке, присела на чурбан напротив Комарова.
Вы там были все время?
В ее серьезных, спокойных глазах отражались искреннее удивление и радость.
Я выбирал там место для обогатительной фабрики. Встречал вашего отца у начальника управления.
Это был мой отчим
Разве? Он говорил о вас, как о родной дочери.
Он удочерил меня, когда умерла мама.
Ирина вдруг притихла и занялась печкой. Несколько минут дым застилал палатку, пришлось даже откинуть полог. В образовавшееся отверстие видна была все та же несущаяся муть, прорезываемая острыми ледяными крупинками. Казалось, этой непогоде не предвиделось конца.
Долго нет Тимофея Ивановича, с беспокойством сказала девушка. Может быть, заблудился?
Она стояла у входа, дрожа от холодного ветра, легонькая, тонкая, в одной вязаной кофточке, расшитой какими-то веселыми цветками.
Простудитесь, сказал Комаров неожиданно мягко и, проковыляв к двери, опустил полотнище. Придет Тимофей Иванович.
Ирина вернулась к печке и поспешно стала одеваться.
Пойду потрублю, заявила она. Один раз так было, когда Тимофей Иванович ходил на Зеленец. Нас выручает этот гудок Вы пока ложитесь и хорошенько погрейте ноги.
У выхода она вдруг задержалась и почти лукаво сказала Комарову:
А я тогда догадалась, что вы будете на Ладоге.
Комаров не успел ответить девушка подняла полог и быстро ушла.
Он снова занялся печкой и несколько взбудораженно стал возиться с дровами. Уже третий раз случай столкнул его с этой девушкой, о которой когда-то с нежностью говорил весь край. Потом он подошел к ящику, заменявшему ей стол, в полумраке палатки увидел папку с бумагами, журнал, очевидно, для записи наблюдений погоды, два метеорологических прибора, небольшую книжку стихов Маяковского. Ни зеркала, ни флаконов и других подобных предметов, кроме мыла и зубной щетки, на столике не было. Не было и никакого портрета или хотя бы маленькой фотографии.
«Отшельница», подумал он ласково.
Невольно он снова вспомнил о сыне, о последних ленинградских событиях и внутренне содрогнулся. Темный, замерзающий город, у которого была единственная надежда на это проклятое озеро, представился ему отчетливо и ясно, как в ту памятную ночь, когда он его покидал, когда, казалось, каждая улица и каждый дом молчаливо провожали его, словно на подвиг. Ничего он не сделал и не совершил!..
Пользуясь отсутствием девушки, Комаров присел на ящик перед печью, осмотрел ноги. Пальцы и ступни вспухли, покраснели, но омертвелых мест не было значит, он сможет скоро натянуть сапоги. Это обстоятельство его обрадовало. Если завтра прекратится шторм, можно будет добраться хотя бы до Зеленца. Там есть телефонная связь, там уже наверное известно о его людях и машинах.
Немного успокоившись, Комаров достал планшетку, вынул карту окрестностей озера. Сумка во время блужданий промокла, бумага разбухла и теперь, просохнув, покоробилась. Но названия и линии сохранились, и он, разложив карту на коленях, попытался ориентироваться. В общем, дело обстояло лучше, чем он предполагал. Палатка метеостанции находилась недалеко от островка, правда, значительно восточнее, вдали от трассы, но сейчас это было неважно. Во время шторма машины не пойдут, а когда буря утихнет, он как-нибудь доберется к ним пешком.
И еще одно обстоятельство порадовало капитана. В этих местах мелей на карте не значилось, следовательно, лед здесь был крепче, и есть надежда, что машины уцелели. За людей он беспокоился меньше. Они вышли на рассвете, двигались кратчайшим путем у самого берега, возможно даже уже добрались до места.
Печка дымила попрежнему, так же свистал и трепал стены палатки ветер, но какая-то неуловимая перемена чуялась в порывах бури. То ли шторм достиг своего апогея, то ли менялся ветер дым из печки вдруг пошел в трубу ровней, стало светлее, хотя было уже далеко за полдень и часа через два должны были наступить сумерки. Комаров встал, чтобы выглянуть наружу, но за стеной раздались звуки рожка, громкие и приближающиеся. Спустя две-три минуты они послышались у самого входа, и, распахнув полы палатки, в жилье вошла Ирина.
Снег, сказала она возбужденно. Пошел снег!
Она сняла шапку и, отряхнув на пол снежинки, засмеялась. В незакрытую щель Комаров увидел частые молочные струи, уносимые ветром, белеющие островки на льду и понял, почему стало светлее. И неожиданная радость, давно не испытываемая им, охватила его, словно свершилось что-то необыкновенно хорошее. А может быть, повинна в этом была Ирина, которая чисто по-детски радовалась первому снегу и поспешила вернуться в палатку, чтобы скорее сообщить о нем Комарову. Это она от избытка чувств трубила в рожок.
Теперь дорога будет, сказала Ирина, расстегивая полушубок и грея над горячей трубой озябшие руки. И шторму конец.
Комаров плотнее закрыл полог, улыбаясь смотрел на разрумянившуюся девушку, затем неспеша вернулся к печке.
Это ваш Тимофей Иванович наколдовал, пошутил он. Он знал, что вам хочется поскорее от меня избавиться.
Ирина быстро обернулась, взглянула на него не то удивленно, не то испуганно.
Нет, сказала она неожиданно горячо и тотчас же умолкла.
От этого прямого ответа Комаров вдруг покраснел.
Шутки шутками, а я рад, что мы снова встретились, сказал он, стараясь смягчить неловкость. Правду говоря, я не думал, что вы поедете. Не каждая девушка может быть такой смелой.
Ирина присмирела и, ничего не ответив, начала снимать полушубок. Она, как видно, была очень смущена и сразу же бросилась к выходу, когда за тонкими стенами жилья послышался хруст валенок по снегу.
Тимофей Иванович, боец, сказала она смешливо и, как была, в одной вязаной кофточке выскользнула наружу.
Шторм утихал. Белая пелена укрыла уже почти все ледовое пространство, снег падал густыми широкими хлопьями. Комаров видел, как Ирина, отбежав от палатки, по-детски ловила их обеими руками. Потом услышал сердитый голос, очевидно Тимофея Ивановича, и спустя минуту сторож и хозяйка вернулись в жилье.
Тимофей Иванович, низенький, в ватном пиджаке до колен, в финской шапке, с рыжей клочкастой бородой, был похож на обычного ленинградского дворника, только без метлы и фартука. И ворчал он, как все дворники: негромко и долго.
Я тебе говорю, начальница, как есть сам справлюсь Так нет, бегает простоволосая.
Увидев поднявшегося капитана, он отряхнул с бороды снег, шагнул вперед, вытянулся и, приложив руку к шапке, степенно доложил:
Тимофей Иванов, боец.
Вольно, сказал Комаров, с трудом удерживая улыбку. Очень уж по-домашнему выглядел боец Тимофей Иванов. И, как давно уже не было, Комаров почувствовал себя хорошо и уютно, словно кругом была мирная жизнь и он сидел у старых друзей и пережидал непогоду.
Ирина между тем снова оделась и, не обращая внимания на воркотню сторожа, вышла из палатки. Шторм утихал, и она решила проверить, нельзя ли уже поставить вышку.
Дочка у меня такая была, сказал Тимофей Иванович неожиданно, летчица. Разбилась под Таллином Штурмана заставила выкинуться на парашюте, а сама машину хотела сохранить И косы у ней такие же были
Он нагнулся к печке и стал ворошить дрова.
Ирины не было часа два. Вскоре ушел из палатки и Тимофей Иванович. Комаров остался один и сидел так до сумерок, время от времени рассеянно подкидывая в печку дрова. Ветер почти стих, и пламя ровно и сильно гудело в топке.