Следующие несколько недель очень тяжелые для меня. Я больше не могу скрывать всё это. Поэтому в один из вечеров, во вторник, я просто набираю Лану и рассказываю ей о том, как Люк был связан с тетей Шелли.
Она молча слушает меня, я рассказываю все до мельчайших деталей, испытывая желание рассказать всю историю. Мне необходимо понять свои чувства.
Положив трубку, мне все равно остается непонятной одна вещь: Почему Люк рассказал Матери обо мне? Как мы со всем этим связаны, мои сестры и я? Тетя Шелли любила нас, но она была намного младше моей матери. Мы видели ее раз или два в году, но не думаю, что ее дом был заставлен нашими фотографиями.
Так почему же он упомянул именно нас? Почему упомянул меня?
Всю ночь я ворочаюсь с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, разместить бедра и голени в более расслабленной позе, чтобы наконец уснуть, но наступает рассвет. Я больше не могу лежать в кровати, поэтому решительно поднимаюсь и иду на пробежку, пробегая пару миль.
Вернувшись домой, тяжело дыша и истекая потом, я вижу, что на коврике перед дверью сидит моя мама, ее ноги подтянуты к груди, на лице грустная улыбка, от которой в голове раздается тревожный звоночек.
Мама?я изумленно смотрю на нее. Протягиваю ей руки и помогаю подняться.Все в порядке? Где папа?
Все отлично,она снова смотрит на меня грустной улыбкой.Я не хотела пугать тебя.
Но тогда, что ты здесь делаешь?я открываю дверь, и приглашаю ее войти. Хватаю бутылку с водой и начинаю жадно пить.
Мама заходит на кухню, по спине пробегает холодок.
Что-то случилось с Лаурой? Ланой? Мам, кто-то болен?
Мои родители в том возрасте, когда многих людей поражает рак, и я постоянно волнуюсь по этому поводу.
Мама качает копной светлых волос и прислоняется к столешнице.
Нет, Леа, детка не в этом дело.Ее губы искривляются, но это явно не улыбка.
Мам, объясни мне, почему ты здесь. А то у меня случится сердечный приступ.
Развернувшись, она выходит из кухни и направляется в гостиную.
Почему бы нам не присесть, милая?
Нет, не надо. Просто скажи мне, мам.
Я начинаю считать вдохи и выдохи, расслабляя и напрягая мышцы.
Наконец, мама несмело присаживается на край дивана и смотрит на меня.
Леа, мне так жаль, что на протяжении долгих лет пришлось держать это в тайне. Сейчас я понимаю, что необходимо открыть тебе всю правду.
Что?кровь начинает бурлить и реветь, словно двигатель самолета. Мама поднимается и хватает меня за руку. Я усаживаюсь рядом с ней, моя голова переполнена мыслями, но я холодна. Я чувствую, что сейчас откроется что-то ужасное.Просто скажи мне, мам.
Она закрывает лицо двумя руками и начинает сотрясаться в рыданиях.
***
Много лет назад, когда Люк еще был Гензелем, он рассказал мне сказку. Жили король и королева, они правили своим большим королевством, управляли каждой жизнью, что находилась в их подчинении, не понимая, что они созданы для того, чтобы уничтожить друг друга. Он сказал, что это старая индейская легенда, но много лет спустя, я по крупицам восстанавливала свою память о нем, и решила погуглить эту историю, но не нашла подтверждения его словам.
Сидя в самолете, в крайне нервозном состоянии, я вспоминала обо всех тех сказках, что он рассказывал мне. Он мог рассказывать шикарные истории часами. О заколдованном короле и королеве, придумывал им смешные приключения, но всегда все заканчивалось смертью. Иногда, король и королева убивали друг друга, иногда умирал лишь один и них, жертвуя собой во имя спасения другого.
На протяжении всего времени, мне казалось это забавным. Я была слишком молода, чтобы понять всю суть историй Люка, которая безмолвно просачивалась через веселые строчки сказок.
Сойдя с самолета в Международном Аэропорту Денвера, иду до арендованного «Цивика», и мне кажется, я близка к тому, чтобы полностью понять суть историй Люка. Смерть и жертваэто часть собственной истории жизни Люка. Его жизнь никогда не была нормальной. Как и герои сказок, которых он создавал, они отражали его характер. На протяжении всего детства, Люк был отвергнут, брошен многими, кто мнил себя его родителями. Каждую следующую семью он пытался убедить в том, какой он хороший, чтобы они оставили его себе. И тогда он вступил в банду, которая олицетворяла для него, на тот момент, семью, для которых убийство, было культом и важной целью. Я не знаю, сколько лет тогда ему было, скорее всего, тринадцать, но даже в то время, он был готов пойти на многое, чтобы у него была семья, к которой он так стремился на протяжении всей жизни и по сей день. Его собственная семья? Возможно он думал, что был принесен в жертву ради чего-то. Оставлен на алтаре, во искупление какого-то греха, совершенного его родителями. Может, за наркотики? А может, за пагубное влечение к алкоголю? И все эти отказы повторялись раз за разом, становясь его судьбой. Сколько же маленьких жизней он прожил, каждый раз попадая в новую приемную семью.
Я возвращаюсь к тем крохам информации, которые мне известны о «Доме Матери» и «волшебных детях». В моей комнате была установлена камера и комнате Люка тоже. Обе были вмонтированы почти под самым потолком, и были такими крошечными, что мы не могли рассмотреть их с ковриков, на которых проводили все свое время. Мы даже не подозревали, что она за нами наблюдала. В здании ФБР, на протяжении месяцев, пересматривали записи с нашими мучениями, как мы проживали наш персональный ад. Два года назад, журналистка, которая вела расследование о «Доме Матери», нашла меня и позвонила, задавая вопросы, было ли известно мне о планах, которые упоминались в дневниках Гензеля и о малышке К.
Я назвала ее сукой и положила трубку, а ответом на все вопросы было «нет». Ни о чем подобном я не знала. Наверное, поэтому я была так зла.
На следующий день она вновь позвонила.
Я где-то читала, что вас заставляют поверить в то, что он был не настоящим. Что ваши доктора говорят вам об этом. У меня есть видео, где он убил Мать ради вас, если я вам это покажу, вы дадите мне интервью?
Я опять повесила трубку. В ту ночь, я впервые приняла Амбиэн чтобы уснуть. А шестью месяцами позже, я посетила трех разных докторов, что бы те выписали мне Ксанокс, так я на него и подсела.
Вытащив руку из правого кармана, я легко сажусь в машину и направляюсь в Денвер.
Сегодня вечер среды. Завтра утром специальная встреча по сбору средств для фонда Дейва Томаса в «Четырех Временах Года» в Денвере. Если Рэймонд не солгал, то Люк уже там.
Отель находится в самом центре города. Я отдаю деньги администратору и прохожу внутрь, сжимая сумку с вещами.
Я растеряна, не понимаю, что творится у меня в голове. Я пытаюсь придумать способ, как заставить персонал отеля сказать мне номер его комнаты.
Почему король и королева все время спорят? Для этого есть какая-то причина?
Я слышу его голос из-за стены, но не вижу его лица. Его рука находится в моей, я не могу смотреть на него, но могу прикасаться к нему.
Я не знаю, говорит он загадочно.Может, это просто судьба.
Ты веришь в судьбу?
А ты?
Я не знаю.Я кусаю губу. Мне кажется, что ответ очень важен, а я чувствую себя такой глупой, что пытаюсь выбрать верный ответ.Я думаю, да. Только я никогда не думала об этом. Никогда не думала, как будет лучше для меня. Неверно какие-то вещи предрешены за нас.
Богом? произносит он.
Наверное, а может и кем-то еще.
Он меняет положение руки так, что может рисовать незримые круги на моей ладони.
А я думаю, все завит от обстоятельств.
Я поглаживаю его большой палец.
Что ты имеешь в виду?
Если все складываются хорошо, то нам более выгодно признавать что это судьба, поясняет он мне.
А если они складываются не так, как мы хотим?
Тогда это просто стечение обстоятельств.
Я опускаю лицо в его большую ладонь и нежно целую пальцы.
Тогда я думаю, мне следует идти следом за моей судьбой.
Через пару секунд двери лифта медленно разъезжаются в стороны, и он выходит. Люк выглядит потрясающе в брюках и бледно-розовой рубашке, рукава закатаны до предплечий, обнажая мускулистые руки. Волосы аккуратно уложены, карие глаза блестят. У него в руках большая картонная розовая коробка. Его глаза скользят по ней и, подняв взгляд, он видит меня.
Я вижу, как бледнеет его лицо, а губы удивленно приоткрываются. Он замирает. Удивленно осматривает холл, как будто хочет спросить, что я тут делаю.
Я слегка улыбаюсь, немного напугано и застенчиво, и направляюсь к нему.
Мы разрываем наши пристальные взгляды. Он осматривает мое тело; мой взгляд поглощает его живьем. Мое сердце сжимается, настолько я скучаю по нему, настолько желаю его... зная все об этом мужчине на данный момент. Я хочу знать все о нем, это что-то наподобие одержимости.
Когда я подхожу ближе, его взгляд устремляется ко мне. Его черты лица смягчаются, на губах играет подобие улыбки
Он тянется ко мне и кладет руку на плечо.
Леа.
Я улыбаюсь, немного нервничая.
Привет, Люк
Привет,его голос низкий, осторожный, но взгляд жадно пожирает меня. Я стою, словно мои ноги вросли в землю, как ребенок, которого ласково облизывает собака. Может, я стою так дольше положенного, потому что он слегка трогает меня за плечо.
Пойдем туда, говорит он.
Он ведет меня к коричневому диванчику, и мы садимся. Я не могу вымолвить ни слова, просто смотрю на него. На его загорелое лицо, сексуальную утреннюю щетину. В его большие, теплые зелено-карие глаза. На широкие плечи, и наконец руки. Боже, эти руки. Даже сейчас, когда их покрывают свежие розовые шрамывоспоминание об ужасной ночи, которую мы провели, его сильные, умелые руки делают со мной что-то невообразимое.
Я вскидываю руки и тянусь к его левой руке, которая лежит у него на колене. Он переворачивает руку и переплетает свои пальцы с моими, я улыбаюсь.
Все в порядке.
Он улыбается.
Да.
Это хорошо. Очень хорошо. Я думала о тебе.Боже, как мне все ему объяснить? Я потираю лоб.Я имею в виду о твоем выздоровлении и о многом остальном.
Уголок его губ приподнимается, это выглядит восхитительно, особенно когда я сижу так близко.
Спасибо.
Я делаю глубокий вдох и начинаю медленно дышать, он же наоборот, выглядят непривычно спокойным. Его глаза так чисты, он не волнуется... Что-то в нем изменилось, в выражении его лицаумиротворение.
Господи боже, какой же он красивый. Я скольжу по нему взглядом и просто готова умереть.
А что там?я кивком указываю на розовую коробку.
Это?он открывает коробку, а там настоящие вкусности.
Пончиииикииииии. АААаа, как же я их любблю!!!
Он кивает.
«Пончики Вуду», определенно, шикарные.Он кивком перелагает мне пончики. Некоторые политы разноцветной глазурью, а некоторые посыпаны сахарной пудрой.
Тебе не обязательно меня угощать.Я чувствую себя застенчиво. Я немного смущаюсь потянуться и достать вкусное лакомство, так любезно предложенное мне. Они твои, значит, ты сам должен их съесть.
Они не мои и не для меня.Он протягивает мне один, обильно посыпанный сахарной пудрой.Попробуй этот.
Я тянусь за пончиком, но замечаю, что его лицо каменеет и он нервничает. Я убираю руку и быстро говорю, сильно жестикулируя:
Все хорошо. Я не хочу пробовать твои пончики. Я не голодна.
Я поднимаюсь на ноги и хватаю свою сумку, жар устремляется к щекам, окрашивая их ярко-красным румянцем.
Было приятно увидеться. Я рада, что ты выздоровел и у тебя все хорошо.
Не глядя на него, я резко разворачиваюсь на каблуках и направляюсь вперед, когда вдруг сталкиваюсь с чем-то холодным. Я моргаю и отступаю назад, чувствуя на себе его руки.
Господи, Леа, ты в порядке?
Я хмурюсь, между бровей появляется морщинка, и замечаю, что это тележка для перевозки багажа. Ох, черт.
Мэм, вы в порядке?спрашивает меня парень в форме отеля.
Да, да, все хорошо. Простите.
Я чувствую на себе руки Люка. Я резко отстраняюсь от него, выдергивая руки. Рэймонд вел себя очень странно и сдержанно, когда я звонила ему. Теперь я все поняла.
Они не для меня.
Он не один на этом вечере? Может, с ним прекрасная спутница с добрым сердцем? А может, местная девушка. Скорее всего так и есть, звучит вполне правдоподобно. Денвер находится недалеко от Лас-Вегаса.
Ревность охватывает меня как дикий пожар.
Я быстро иду через холл отеля, устремляясь к лестнице. Я слышу за собой шаги, поэтому стараюсь бежать еще быстрее. В тот момент, кода моя нога касается ступеньки, он хватает меня за бедра и разворачивает к себе.
Отпусти меня! Отстань и не ходи за мной!
Его рот медленно открывается, как будто он хочет что-то сказать, но не знает что.
Я отступаю назад, почти падая на ступеньку. Со злостью смотрю на него и быстро хватаюсь за перила.
Мне не нужна твоя жалость! Я все поняла, Люк!он точно встречается с кем-то. С той, для кого купил эти пончики. Я выдыхаю.Желаю тебе всего хорошего!
Слезы заполняют мои глаза, размывая вид на холл. Я разворачиваюсь и поднимаюсь наверх. Внезапно, сильные руки обхватывают меня за талию и прижимают к себе. Его горячее дыхание обжигает мой затылок.
Леа, стой.Он поворачивает меня к себе. Поднимает руку и нежно заправляет выбившуюся прядь за ушко.
Леа,дышит он тяжело.Успокойся на минутку.
Да как он смеет говорить со мной в таком повелительном тоне?
Я спокойна. Отвали от меня.
Он сжимает челюсть и отрицательно качает головой.
Пойдем со мной, и я все объясню.Я делаю шаг назад, не желая подчиняться. Вдруг он приседает и хватает меня за ноги, перекидывая через плечо. Спускается по ступенькам и идет по мраморному полу холла. Когда мы подходим к дивану, он перемещает меня в своих руках, прижимая к груди, слегка приседает и говорит:
Захвати коробку, я все объясню, обещаю.
Неохотно, я беру коробку с пончиками.
Пока он несет меня через холл, я не говорю ни слова. Люк выходит через двойные французские двери, и подходит к заведенному «Рендж Роверу».
Мужчина, в форме отеля, открывает переднюю дверь с пассажирской стороны, и Люк садит меня на кресло.
Дверь закрывается, и Люк дает мужчине чаевые. Затем обходит машину и садится, убирает розовую коробку с моих колен на заднее сиденье. Он плавно сдает назад и выезжает с парковочного места. Только сейчас я замечаю, что мы в его машине.