Джесс! Снова Джесс.
Она вела дневник, как спит с Ральфом? Себастьян не считал Верену семи пядей во лбу, но идиоткой она ему не казалась. Онлайн?
Нет, конечно. Она вела дневник стихов, дурацких песен и стикеров, и сопливых мечт. В тетрадке.
Они встречались? нахмурился Себастьян.
Естественно!
А про тебя в ее дневнике было?
Ни слова! с горькой торжественностью, сказал Филипп. Только о нем. С учетом дистанции, чтоб его не турнули из церкви, если дневник найдут
Что, если, Себастьян нахмурился, что если, она предполагала, что вас застукают и припасла дневник для такого случая?.. Чтобы отвести подозрения от тебя, но в то же время, не подставлять Ральфа?..
Все, что ты говоришь сейчас, полное вранье, чтобы его выгородить. Да, ты не можешь сделать Ральфа наследником, но, если Верена родит от него, ты просто крестишь их выродка и примешь крошку в семью. И вырастишь под нашей фамилией, как всех остальных детей, чьих отцов называют падре.
С чего вдруг?
Ну, Ральф твой сын, обрубил Филипп. Ты же не бросишь сына своего сына?
Какое-то время Себастьян смотрел на него в упор. Смотрел, пока Филипп не отвел глаза и лишь потом перевел дыхание. Его трясло. Оглядевшись, граф сбросил с кресла пару пустых коробок и осторожно сел. Филиппа тоже потряхивало.
Давно ты знаешь? спросил отец ровным, холодным тоном.
Подозревал давно, но, когда ты повел его смотреть Цезаря, прямо посреди моей свадьбы, я сделал анализ на ДНК.
Да что вы все вцепились в моего Цезаря?! Имею я право хоть что-то иметь только для себя?!
Ты уже третье поколение горничных седлаешь! Лишь для себя! Ральф младше меня на пять с половиной месяцев! Даже если ты не хотел мою мать, ты мог бы проявить уважение, не рожая других детей параллельно!
Себастьян не ответил. Филипп продолжал:
Я даже не удивлен, черт возьми, что ты так сразу за него ухватился. И еще врал, будто бы мои друзьявсегда к месту. Еще бы он был не к месту. Такой красивый и вдругтвой сын!.. И Ральф успешнее меня. Намного успешнее. Неудивительно, что ты решил продолжить эксперименты с моей женой. Джесс потеряла ребенка, но это все еще не конец.
Нет?
Естественно! Поди и трахни Верену. Ей, аж, шестнадцать. Самое время рожать! Однажды Рихард Был у нас такой праотец, устал от койки жены и привел другую. Она жила в Западном крыле и рожала, как твои лошади. Мы, вроде, как произошли от нее.
Налитые кровью глаза Филиппа остановились на нем. Так он еще никогда не смотрел, и Себастьян с грустью понял, что его сын, его любимецтакой же кретин, как остальные дети его жены. Тридцать четыре года, шестеро детей И абсолютно все бесполезные.
Куда ты? спросил Филипп, когда отец, не говоря ни слова поднялся и пошагал к дверям.
К Верене, отрезал Себастьян. Может, на этот раз, получится ребенок с мозгами.
Мне нужен оригинал.
Маркус был наверху, писал очередную картину.
Граф находил его хобби «пидаристическим», но в глубине души признавал: рисует Маркус намного лучше, чем большинство друзей-художников Мариты. Он даже сам позировал для одной работы, с которой Маркус написал сразу две. На первой Себастьян просто скакал на Цезаре. На второй, он прекратился в подобие Короля Ночи на лошадином трупе. Себастьян тут же забил на оригинал, заказал копию Неоригинала и повесил в Галерее, назло жене.
В новой версии Король Ночи обзавелся грудастой спутницей, которая сидела на коне перед ним. Ледяная броня едва прикрывала соски, повторяя изгибы груди и тела. Глаза горели темным огнем.
Зная Маркуса, сложно было представить, что этот мужчина способен изображать страсть, но он был в самом деле способен. Граф знал, что Ви была полностью одета, когда Маркус велел им сесть на скамью, и сделал несколько снимков. Однако, на картине не осталось и следа благопристойности.
Марита, плоская от природы со всех сторон, оскорбилась.
Что за примитивный, пошлый натурализм? И ты еще называешь себя художником?!
Маркус и сам был в шоке. Он до последнего мига верил, что эта картинадля холостяцкой квартиры Себастьяна. Верил, что никто и никогда ее не увидит. Ну, кроме тех «ужасных вульгарных женщин», с которыми граф обманывает жену.
Себастьян с Мартином хохотали в голос.
Зря ты так, Марита. Очень выпуклая, сочная работа! Краски эээ цепляют взгляд, оформил свою мысль дядя и они с племянником вскинули ладони навстречу друг другу.
Самая выпуклая идея в нихэто грудь Верены! рявкнула Марита сквозь громкий хлопок. Несовершеннолетняя грудь!
Когда Верена состарится, сказал Себастьян, и ее грудь отвиснет ниже ее волос, Маркус обязательно напишет и это. Давай не будем торопить время.
Не отвиснет, горячо возразил дядя. Я знаю бабушку этой крошки и поверь мне!.. тут он зыркнул на Маркуса, но все равно закончил. Там все по-прежнему выпукло.
С тех пор, Маркус не подпускал их с дядей к свои работам. И когда горничная, спустившись, пригласила Себастьяна пройти в мастерскую, граф удивился. Его опять готовы впустить в святилище?.. Или, Верена там?..
Частично, все так и было.
Граф посмотрел на плачущую кровью девушку; то ли русалку, то ли вампиршу, то ли еще какую-то нежить. Она плакала от ярости. Черты заострились, глаза сверкали от злости. Казалось, дай ей сейчас платокона отгрызет его вместе с пальцами.
Работа была живой и великолепной.
Маркус в испачканном красками переднике, вытирал руки.
Говорят, ты хотел видеть нашу маленькую жемчужинку.
Живьем, сказал Себастьян, немного разочарованный, что на этом портрете никаких выпуклых идей нет. Тебе говорили, что в мире есть другие женщины?.. Натурщицы, там, модели
Маркус усмехнулся и тоже посмотрел на свое творение.
Если эта маленькая засранка меня не бесит, то вдохновляет неимоверно. В ней, действительно, что-то есть Что-то бесячее, не находишь?
Она слишком тощая сзади, чтобы меня бесить.
Так сразу и не скажешь, глядя на ваши влажные приветствия.
Себастьян ощетинился.
Он понимал, конечно, что Вивидавно не пять. И целовать ее в губы при встрече, немного странно. Но в то же время, он помнил Верену еще трехлетней. Когда, старательно собрав свои маленькие губки в кучку, малышка торжественно касалась ими его закрытого рта.
Этот поцелуй был частью приветствия, сложившимся ритуалом. И когда Ви вернулась с теми же приветствиями, Себастьян не возражал. Говорил, этот поцелуйего прощальный кивок пролетевшей молодости. Чмоки тем счастливым денькам, когда они с Фредом и мальчиками скакали верхом, все вместе ездили на футбол или на рыбалку
Маркус вечно все не так понимал!
Верена всех при встрече целует. В том числе, Цезаря.
С языком?
Могу я поговорить с ней? отмахнулся Себастьян. Я пытался связаться по телефону, но ее номер не отвечает.
Она на психе разбила свой сотовый телефон, и я отказался купить ей новый.
Ты просто душечка. Учитывая ту мелочь, что не родись она, ты рисовал бы граффити. Под мостом. Угольком из костра, потому что на краски у тебя не было бы денег, проговорил Себастьян.
Я расплатился сполна, когда женился на Джессике и выдавал себя за отца этой маленькойон оборвал себя.
Жемчужинки, ехидно подсказал граф. По-моему, ты ревнуешь. Просто не признаешь. И пишешь свои «выпуклые» работы.
Маркус сел к маленькому столику у окна и указал гостю на свободное кресло.
Мне кажется, нам пора серьезно поговорить.
О чем же?
Ты знал, что наша Ви и твой сын? Маркус сделал рукой неопределенный жест.
Догадывался, без запинки соврал Себастьян. Ты?
Я знал, но не одобрял!
Ну, как обычно! Всегда все знаешь, все порицаешь, но ничего не делаешь, чтобы это предотвратить.
Тот рассмеялся.
А что я мог сделать? Мама ей позволяла. Филипп меня даже слушать не захотел, сразу начал врать, что они лишь дружат.
Ты с Филиппом говорил?
Филиппсын Мариты. Естественно, я с ним говорил!
Он больше мой сын.
И именно поэтому, я говорю с тобой. Чтобы ты повлиял на своего сына. Верена и Джесс воевали с тех самых пор, как Ви родилась. Сперва за Фреда, затем за Ральфа. Филипп был просто вопросом времени