Долгое время дедушка не шевелился, лишь медленно, с натугой вздымалась и опадала его грудь. Я с ним разговаривал, пусть и не знал, слышит ли он меня. Насколько помню, говорил я без умолкунаверстывал упущенные годы, когда не мог приехать из-за собственных забот. Поведал о взрыве в Кандагаре и о том, как переживал последствия. Затем рассказал про Сандрумою последнюю на тот момент девушкуи о том, как мы расстались. Сказал, что снова поступил в резидентуру. А еще в очередной раз поблагодарил дедушку за то, что он есть, что стал мне настоящей семьейи до, и после смерти родителей, хотя порой я этого не ценил.
По словам медсестры, за все время дедушка произнес лишь два слова: мое имя и «Пенсакола» так на меня и вышли. Временами дедушка открывал глаза и пытался что-то произнести, однако издавал лишь неразборчивые хрипы. А порой он озадаченно глядел на сиделок, словно не понимая, кто он и где находится.
Помимо печали и беспокойства меня охватывало недоумение. Зачем дедушке понадобился этот городок в Южной Каролине? Как он сюда добрался? На моей памяти он ни разу не бывал западнее Роли, даже в Александрию приехал лишь однажды. До сих пор я думал, что дедушка много лет не покидал пределы округа. А до Исли из Нью-Бернаехать и ехать. Шесть или семь часов на машине, с пробкамиеще дольше. Куда же собрался дедушка на девяносто втором году жизни?
Я бы подумал, что у него болезнь Альцгеймера, однако в письмах он излагал мысли ясно и содержательно, как прежде. Письма всегда ему хорошо удавались, а я обычно просто звонил, получив очередное послание. Так было проще: иногда я тот еще лентяй. Судя по телефонным разговорам, дедушка находился в здравом уме. С возрастом, конечно, он стал дольше подбирать слова, но никто не принял бы его за маразматика, готового ни с того ни с сего укатить в неизвестный городок.
Глядя на бесчувственное тело на койке, я спрашивал себя, не упустил ли что-то важное. В послеполуденном свете его кожа выглядела серовато-бледной; к вечеру дыхание стало затрудненным. Часы посещений закончились, однако из больницы меня не выставили. Даже не знаю почему: возможно, потому что я и сам был врачом, а может, медсестры увидели, насколько мне дорог дедушка. Наступила ночь, затем рассвело, а я все сидел у койки, держа его за руку и говоря без остановки.
К утру я выдохся. Медсестра принесла мне кофе, и я, несмотря на усталость, отметил, как много вокруг хороших людей. Пришел на обход дедушкин врач. Судя по его лицу, думали мы об одном и том же: старый хороший человек доживает свои последние часы. Может, еще день протянет, не больше.
Около полудня дедушка слабо шевельнулся, его веки затрепетали, глаза приоткрылись. Он попытался сфокусировать зрение, и во взгляде мелькнуло замешательство, о котором упоминали медсестры. Я склонился над кроватью и взял дедушку за руку.
Я здесь, деда. Ты меня слышишь?
Он повернул головусовсем чуть-чуть.
Это я, Тревор. Ты попал в больницу.
Дедушка медленно прикрыл глаза и снова приподнял веки.
Тре вор.
Да, дедушка, это я. Приехал, как только узнал. Куда ты собирался?
Он сжал мою ладонь.
Помоги
Не волнуйся, успокаивал его я. Здесь тебе помогут.
Помоги кара на пала
Обрывки слов перемежались судорожными вдохами.
Об морок
Да, дедушка. У тебя был инсульт.
Я задумался, а вдруг его недуг назревал давно; к тому же я вспомнил, что бабушка страдала эпилепсией.
Приступ
Все будет хорошо, солгал я. Мы с тобой скоро проведаем пчел, а потом спустим на воду лодку. Вдвоем, как в старые добрые времена.
Как у Роуз
Я снова сжал его руку. Дедушка по-прежнему не понимал, что случилось, и меня злило собственное бессилие.
Да, кивнул я. Роуз, твоя красавица-жена.
Сообщи родным
Мне не хватило духу напомнить дедушке, что его жена и дочь давно умерли, а яего единственный родственник.
Скоро ты снова увидишь Роуз, пообещал я. Она очень сильно тебя любила. И ты любил ее. Она тебя дождется.
Свежа истома
Я нахмурился: наверное, послышалось. Бессмыслица какая-то.
Все хорошо. Я с тобой, повторил я несколько раз.
Поезжай в хе
Я тебя не брошу! перебил я. Останусь здесь. Люблю тебя, деда. Я прижался щекой к его морщинистым пальцам.
Дедушкин взгляд потеплел.
Люблю тебя
В глазах у меня защипало.
Тысамый лучший человек среди всех, кого я знал, прошептал я, еле сдерживая слезы.
Ты пришел
Конечно, пришел.
А теперь поезжай
Нет, отрезал я. Я остаюсь. Буду сидеть с тобой, сколько потребуется.
Пожалуйста прохрипел дедушка, и его глаза закрылись.
Больше он ничего не сказал. А через полтора часа прошелестел его последний вздох.
* * *
Я лежал без сна в номере отеля неподалеку от больницызаново переживал мгновения, проведенные с дедушкой. Я долго раздумывал над его последними словами и даже встал с кровати, чтобы записать их в блокнот, лежавший у телефона; некоторые слова я соединил во фразытак получилось немного понятнее.
Тревор помоги кара напала обморок приступ как у Роуз сообщи родным свежа истома поезжай в хе люблю тебя ты пришел а теперь поезжай пожалуйста.
Вначале он немного заговаривался, а затем все-таки меня узнал. Сказал, что любит, отчего у меня потеплело на душе. Я пообещал его не бросатьк счастью, так и случилось. От мысли, что дедушка мог умереть в одиночестве, у меня холодело на душе.
Я убрал сложенный вдвое листок в бумажник и продолжил размышлять. Из всего сказанного я не понимал лишь фразу «свежа истома». И почему дедушка считал инсульт «карой».
Я пообещал ему скорую встречу с Роуз, хотя он никогда не отличался набожностью. Не знаю, верил ли дедушка в загробную жизнь, но я не жалел о своих словах. По-моему, он хотел бы услышать именно их.
* * *
Спустившись по ступенькам с веранды, я отправился к причалу. Как и лодка, он выглядел весьма неказисто, хотя каким-то чудом пережил множество ураганов. Я осторожно ступил на древние, явно подгнившие доски, опасаясь в любую секунду провалиться в воду. Однако настил меня выдержал, и я успешно забрался в лодку.
Такую посудину мог соорудить только мой дедушка. Ближе к носу располагалась «рубка» садовый туалет без одной стенки, с кособоким окошком и старым деревянным штурвалом, купленным, скорее всего, у старьевщика. О строительстве лодок дедушка знал немного, так что суденышко двигалось скорее по наитию, нежели по науке. Штурвал был связан с рулевым механизмом весьма условно: чтобы повернуть влево или вправо, требовалось три-четыре оборота. И как только дедушка получил на эту лодку документы? Позади рубки стояли два виниловых кресла, маленький столик, привинченный к палубе, а также пара железных табуреток. Перила из деревянных брусьев защищали пассажиров от падения за борт; корму украшали прибитые к оцинкованной мачте рога техасского лонгхорна по словам дедушки, подарок от сослуживца.
Чтобы привести в действие мотордревний под стать окружению, требовалось дернуть за шнур, как на газонокосилке. Когда я был маленьким, дедушка позволял мне самому запустить двигатель, и после множества неудачных попыток я едва мог пошевелить пальцами. Теперь же я несколько раз резко дернул за шнур здоровой рукой, а когда мотор не завелся, понял, что проблема всего лишь в свечах зажигания. Дедушка слыл настоящим кудесником по части механизмов и без сомнения следил за состоянием мотора до самой поездки в Исли. Я снова задумался: что же ему там понадобилось?
* * *
Отыскав в амбаре гаечный ключ, я выкрутил свечи зажигания и отнес их во внедорожник. Да, моя машинане лучший выбор с точки зрения экологии, зато она стильно выглядит и, хочется думать, немного украшает мир, чем компенсирует свои недостатки.
Доехав до «Фактории ленивого Джима», располагавшейся в миле от дедушкиного дома, я увидел, что магазинчик ничуть не изменился. Я спросил кассира, где у них свечи зажигания, и конечно же, в лавке нашлась нужная мне модель. Расплатившись, я почувствовал, что в животе заурчало: я с завтрака ничего не ел. Охваченный ностальгией, я направился в гриль-кафе. Все шесть столиков были занятыздесь всегда собиралось много народу, однако у стойки пустовало несколько табуреток, и я уселся на одну из них. Над печью висела меловая доска с меню. Блюд оказалось больше, чем я ожидал, хотя не все я отнес бы к здоровой кухне. Впрочем, я же с утра побегалтак что какая, к черту, разница?