Прошлым летом лодка была на плаву, сообщила Натали. Карл мне рассказывал. Да и трудно ее не заметить. Ваш дедушка частенько на ней плавал, а люди его фотографировали.
Экстравагантная посудина, да?
Карлу она очень подходила.
Ага.
Вздохнув, Натали встала с кресла.
Мне правда пора. Надо кое-что успеть по дому. Приятно было познакомиться, мистер Бенсон!
«Мистер Бенсон»? Я-то надеялся перейти на «ты» Эх, размечтался.
Натали уже спускалась с веранды. Когда она миновала последнюю ступеньку, мой мозг вновь лихорадочно заработал.
Вам необязательно огибать дом. Удобнее будет пройти насквозь и выйти через парадную дверь.
Спасибо, я и так дойду. Хорошего вечера!
И вам. Рад был познакомиться, Натали!
Она неодобрительно подняла бровь, затем повернулась и быстро пропала из виду. Хлопнула калитка на подъездной дорожке, взревел мотор. А я остался размышлять о таинственном видении по имени Натали Мастерсон. Всякий счел бы ее красивой, однако еще больше она заинтриговала меня тем, как мало рассказала о себе.
Говорят, сердце женщинызагадка. Даже сейчас я рассмеюсь, если какой-нибудь приятель скажет, что он, мол, понимает женщин.
Мне не давал покоя односторонний характер нашей беседы. Я так много поведал Натали о себе, а в ответ не услышал почти ничего. Тем не менее я чувствовал, что скоро мы увидимся, ведь я как минимум знал, где ее найти.
Глава 3
Утром я отправился на пробежку. Переехав в Нью-Берн, я перестал регулярно упражняться. Убеждал себя, что есть дела поважнеенапример, отгонять нафталином змей, однако правда заключалась в одном: мне не особенно нравился спорт. Я знаю, какую пользу он приноситиначе что же я за доктор? но бег всегда казался мне довольно нелепым занятием. Если это не бег за футбольным мячом.
Тем не менее я в устойчивом темпе пробежал шесть миль, а затем сделал сто отжиманий и столько же приседаний. Быстро приняв душ и перекусив, я приступил к повседневным делам. Работы как таковой у меня не было; я решил еще раз бегло осмотреть комнаты и убедиться, что все на месте. Задача заведомо невыполнимаяведь я не знал, как выглядел дом до отъезда дедушки в Исли, к тому же я уже сделал уборку.
Я снова обратил внимание на дробовик в стенном шкафу и нашел упаковку с патронами. Больше боеприпасов не имелось; очевидно, другого оружия в доме не было. Под кроватью в гостевой спальне я обнаружил коробку. Внутристянутую резинкой пачку денег, а также объемистый конверт с фотографиями бабушки и разными документами: картой социального страхования, врачебными записями по поводу эпилепсии и так далее. Денег я насчитал немноговсего на пару ужинов в дорогом ресторане, однако вполне достаточно для человека, который срочно хочет выпить или уколоться. Если бы кто-то забрался в дом, то и деньгами наверняка поживился бы. Похоже, бродяги сюда не заглядывали.
А как же взломанная дверь?
Я потряс головой. Даже если здесь побывали чужаки, их давно и след простыл. Отбросив подозрения, я решил покорпеть над учебниками. Увы, чтиво оказалось не очень увлекательным, и часа через два книги мне наскучили. К счастью, змеи на веранде не появилисьвозможно, Келли ошибалась насчет нафталина.
Время от времени мои мысли обращались к прелестной Натали Мастерсон. Я то и дело вспоминал искорку интереса в ее глазах в ответ на мою чуть приукрашенную биографию. Раздумья о нашей беседе, о пчелах и лодке навели меня на мысли о дедушке и о моем последнем приезде к нему в гости. Тогда я учился в резидентуре, и пока однокурсники проводили заслуженный отдых на карибском побережье или в Канкуне, я отправился на машине из Балтимора в Нью-Бернк дедушке, который с детства поддерживал меня и беззаветно любил.
Дедушку часто считали белой воронойвзять хотя бы чудаковатую лодку, но в его огромном сердце всегда находилось пристанище для одиноких скитальцев. Он готов был накормить каждую дворнягу, забегавшую во двор, выставлял у амбара миски с едой, к которым бог знает откуда сбегались разномастные собаки. Тем, что появлялись постоянно, дедушка давал клички в честь автомобильных марок. Мальчишкой я частенько бросал мячик Кадиллаку, Форду (иначеЭдселу), Шеви и Пинто. Один крошечный песикнаверное, помесь терьераносил чудное имя Виннебаго. Когда я спросил у деда почему, тот, подмигнув, ответил: «А ты погляди на его габариты!»
В молодости дедушка работал на лесопилкепревращал бревна в пиломатериалы. Как и меня, жизнь лишила его нескольких пальцев, но его карьера, в отличие от моей, от этого не пострадала. Он часто повторял: если мужчина не лишился на работе пальца, то работенка этаникчемная. Удивительно, что этот же человек воспитал мою матьутонченную, амбициозную интеллектуалку. Одно время я даже подозревал, что дедушка ее удочерил, однако потом заметил у них нечто общеенеиссякаемый оптимизм и порядочность.
Дедушка тяжело переживал смерть женымоей бабушки. Я ее совсем не помню. Мы виделись лишь однажды, когда я еще учился ходить. Позже мама говорила, что дедушку надо почаще навещать, ведь тот остался совсем один. Для него существовала единственная женщина, которую он любил всем сердцем, пока она не умерла от приступа эпилепсии. На стене спальни висел ее снимок, и у меня рука не поднималась его снять, пусть мы с бабушкой и не знали друг друга. Дедушка считал ее путеводной звездойпоэтому я оставил фотографию на месте.
И все же в этом доме я ощущал себя не в своей тарелке. Без дедушки все опустело, и после визита в амбар чувство утраты кольнуло меня еще острее. В амбаре царил такой же бардак, что и в доме. Я обнаружил не только нафталин и всевозможные инструменты, но и старенький трактор, разобранные двигатели, мешки с песком, кирки и лопаты, ржавеющий велосипед, военную каску, раскладушку с одеялом, на которой, похоже, когда-то спали, и бессчетные плоды дедушкиного накопительства. Да выбрасывал ли он хоть что-то?.. Впрочем, внимательно все осмотрев, я не нашел ни мусора, ни пожелтевших газет, ни рухляди, которой самое место на свалке. В амбаре лежали лишь вещи, которые могли понадобиться для дела.
Когда мне позвонили из больницы, я, в общем-то, валял дурака. Я мог бы навестить дедушку и на той неделе, и месяцем раньше, и годом. Даже в свои самые худшие времена.
Дедушка никого строго не судил, тем болеелюдей, столкнувшихся с ужасами войны. В двадцать лет его самого отправили в Северную Африку; затем он воевал в Италии, во Франции, в Германии. После ранения в Арденнах он снова вернулся в строй, как только армия союзников перешла Рейн. Я узнал об этом от матери, не от дедатот никогда не рассказывал мне о войне. Уже переехав в Нью-Берн, я нашел его записи, «Пурпурное сердце» и другие награды.
По словам мамы, построив дом, дедушка почти сразу занялся пчеловодством. В то времяпрежде чем устроиться на лесопилкуон работал на местной ферме. Хозяин держал несколько ульев, но возиться с пчелами не любил, поэтому и нанял помощника. Для дедушки такая работа оказалась в новинку. Он взял в библиотеке книгу по теме, а остальному научился сам. Он считал, что пчелыпочти идеальные создания, и мог рассуждать о них бесконечно, лишь бы нашлись слушатели. Он обязательно поведал бы о пчелах врачам и медсестрам в Ислипросто не успел.
Как только мне позвонили из больницы, я купил билет до Гринвилла с пересадкой в Шарлотт. У аэропорта я взял напрокат машину и помчался в больницу. Увы, путь занял у меня целых восемнадцать часов.
К тому времени дедушка уже три дня лежал в палате интенсивной терапии. Он с трудом вспомнил мое имя; после инсульта он какое-то время лежал без сознания, а очнувшись, почти не разговаривал. Правую половину его тела парализовало; да и левая едва двигалась. Взглянув на показания приборов и медкарту, я понял: жить дедушке оставалось недолго.
На фоне больничной койки он показался мне совсем крохотным. Знаю, так постоянно говорят о больных, однако он действительно исхудал. На его лицоизможденное, перекошенное даже во снебыло больно смотреть. Я сел рядом с койкой, взял дедушку за рукуиссохшую и хрупкую, словно птичья лапка, и почувствовал комок в горле. В тот миг я возненавидел себя за то, что не приехал раньше, за то, что так давно не навещал родного деда.