Ты как с ума сошла со своим Моцартом, нервно снял он очки, бросил на стол, даже не уложив в неизменный футляр, сегодня. Думаю, ради того, чтобы его оправдали, ты бы и не такое придумала.
Интересно, и как эта ложь может повлиять на ход расследования, если у меня даже показания не брали? проводила я его взглядом, когда, поднявшись с рабочего кресла, он пошёл заводить свои чёртовы напольные часы с боем. Я его жена, я имею право не свидетельствовать против мужа. Какой смысл мне врать тебе?
Тот же самый, Солнышко, приторно мягко прозвучал его голос.
Не зови меня больше Солнышко! Не смей! выкрикнула я. Твоё Солнышко умерла, когда ты продал меня тому самому Моцарту, в чьих услугах ты так отчаянно нуждался, и от которого так легко отмахнулся сейчас, когда он в беде. А он и тогда заступился за меня, и сейчас сел лишь потому, что меня обидели. Но о чём я! Что ты знаешь о том, чтобы защищать тех, кто тебе дорог! я вышла, хлопнув дверью.
Сегодня меня трясло. До сих пор, хотя отец, выйдя буквально следом за мной, уехал. Ещё трясло, как бы бодро я ни расхаживала по гостиной.
Прошлый раз я целый день проплакала. И не пошла к маме, зная, что поставлю её в сложную ситуацию: выбрать между дочерью и мужем. Тем более, не я ли уговорила её с ним не разводиться. Я поехала к Сашке.
И в тот день окончательно поняла, что она мне сестра.
Она одна меня и поддержала, и буквально приказала не сдаваться.
Пойми, им трудно принять, мерила она шагами гостиничный номер, имея в виду родителей, что человек, которому они доверяли, любили и ценили оказался подлым гнусным типом. Вором, лгуном и насильником. Их бы в тюрьму посадили из-за Сагитова, они бы и тогда не поверили. А на похоронах было столько уважаемых людей, о первом помощнике прокурора наверняка говорили проникновенные речине удивительно, что они винят человека, который его убил, а мерзкого козла считают невинно погибшим ягнёночком.
Лучше бы я его убила, а не Сергей. Пусть бы меня посадили. Без Моцарта всё рушится, а я ничего не могу с этим сделать, рыдала я. Только подписываю и подписываю чёртовы бумаги, что мне приносят и приносят его директора, юристы, управляющие. Все эти взрослые умудрённые опытом дяди и тёти идут ко мне, потому что он всё оставил на меня. Все доверенности. Все права. Всё! А я по сути кто? Никто!
Она улыбнулась.
Ты его жена, дурочка. Хоть я до сих пор не могу в это поверить. Но, черт побери, Сашка покачала головой, он тебя любит. Он тебе доверяет. Он в тебя верит. И ты не имеешь права сдаваться. Только не сейчас. Никого не слушай! Особенно нашего трусливого отца. И прекрати реветьне разбивай мужу сердце! Ему и так трудно. Держись! Ты ему нужна, как никто другой.
Вытирая слёзы, я пыталась услышать в её словах ревность, обиду, фальшь, но она, чуть не устроившая истерику в аэропорту, увидев нас с Сергеем вместе, звучала так чисто, сильно, искренне и преданно, словно всё для неё изменилось. Может, потому, что Сашка ждала ребёнка. Может, потому, что, наконец, ушла от мужа. Может, по каким-то другим причинам, о которых я пока не догадывалась
Я посмотрела на Ивана. И остановилась.
Всё, домой! хлопнула ладонями по столу. Сколько можно ждать.
Он приехал, повернулся Иван от окна.
И буквально через минуту запыхавшийся потный Барановский ввалился в гостиную.
Глава 9. Евгения
Прости. Прости за опоздание, Солнышко, обнял меня Михаил. Такие пробки сегодня на дорогах. Протянул руку Ивану, Михаил Барановский, муж Александры, сестры Евгении.
Иван Артемьев, коротко пожал его пухлую руку мой неизменный телохранитель и встал рядом.
Простите, вы не могли бы оставить нас одних. Это все же сугубо семейный разговор, скользнул Михаил по Ивану выталкивающим взглядом и повернулся к маме, внёсшей в комнату поднос с чаем. О, спасибо, спасибо, Елена Григорьевна. Не откажусь. Совсем замотался сегодня.
Как ты любишь, Мишенька. И пирог, и вареньице, накрывала мама на стол.
Простите, не услышал ваш ответ, господин Артемьев, с удовольствием заняв стул, обернулся Барановский, когда мама вышла. Или, может, вы не по
Я понял. Но это исключено, убедительно качнул головой Иван.
Его синий взгляд буравил Барановского недобро.
Вот как, изумлённо-недовольно похлопал тот ресницами, когда я подтвердила, что Иван останется. Ну что ж, тогда начну с хороших новостей. Я нашёл способ как вытащить Сергея Анатольевича изон деликатно кашлянул, словно говорит о чём-то неприличном, о чём в этом доме говорить не принято, затруднительного положения.
Пусть мне категорически не понравилось неожиданное высокомерие, с которым Барановский обращался к Ивану, я превратилась в слух. В нюх, в зрение, в средоточие всех органов чувств, боясь пропустить хоть слово, хоть всхлип его потёкшего от горячего чая носа, ловя и запах истомлённой в пироге рыбы, и вид чаинок, кружащих в хороводе на дне его чашки.
Он сказал, что может вытащить Сергея из тюрьмы.
Сейчас он был для меня Царь и Бог.
Есть один уважаемый член Совета Федерации, что в данное время по состоянию здоровья находится на лечении, довольно сёрпал душистым напитком Михаил, кратко излагая суть дела. И это очень нам на руку.
Это чем же? всё так же хмуро спросил Иван, пока я пребывала в некоторой прострации, осмысливая сказанное.
Это даёт некий задел по времениворовато оглянулся он и понизил голос. Ведь, как я понял, с финансовой стороной вопроса возникли небольшие трудности?
Я ни хрена не поняла суть процедуры и как он собрался всё озвученное обстряпать, всё же в политике и устройстве власти я не разбиралась совсем, но едва сдерживала радость, уже безоговорочно веря, что всё у Михаила получится.
А это, видимо, плохая новость, явно не разделял Иван мой оптимизм. Что нужны деньги. Счета Сергея Анатольевича арестованы.
Нет, нет, деньги есть, буквально подпрыгнула я. У меня есть. Сколько надо? отмахнулась от едва заметно покачавшего головой Ивана.
Испачканной вареньем вилкой Барановский написал на ободке фарфоровой тарелки цифру. И тут же стёр.
Ничего себе, выдохнула я. Количество нулей остужало.
А мне казалось того, что оставил мой щедрый Фей на моём счетуэто просто несметные богатства. Оказалось, впритык. То есть совсем впритык, даже с учётом того, что часть этих денег принадлежит отцу. Я их не отдала. Хотела швырнуть ему в лицо. Но пока не успела. А ведь нужно ещё на что-то жить, платить за квартиру, прислуге, адвокату, да мало ли на что могут понадобится деньги. Ещё и Сергей категорически запретил тратить мои средства на него. Только в крайнем случае.
Но это же был крайний случай?
Это не наш вариант, покачал головой Иван, правильно оценив выражение моего, боюсь, побледневшего лица.
В такие моменты он мне до жути напоминал Моцарта. Особенно когда встал у моего плеча и, пользуясь тем, что мама принесла ещё какие-то яства с пылу с жару и Барановский отвлёкся, шепнул: «Ты слишком заинтересована. Не показывай вида. И не давай ему лишней информации».
Я хотела возразить, что это же Мишенька, что мы с ним друзья, родня, что я сто лет его знаю, но перед глазами возникло лицо друга семьи дяди Ильдара, пинающего меня на полу, и осеклась.
Есть другие предложения, Михаил? спросил Иван.
Приветливо улыбнувшись маме, Барановский проводил её глазами, а потом заметно скис. С видом резко насытившегося человека он бросил вилку, отодвинул тарелку с недоеденным куском.
Ну-у-у, я уже объяснял Сергею Анатольевичу, вздохнул он.
Сергея Анатольевича здесь нет. Но есть его жена, стоящий за моим плечом Иван сейчас как никогда напоминал рыцаря на страже королевы. И она хотела бы услышать, что вы пришли не с единственно возможным вариантом.
Нет, ну, можно, конечно, попробовать уговорить кого-нибудь отказаться от своего мандата добровольно. Или скажем, если вмешается лично президент, ведь по новым законам тридцать членов парламентаназначаемые лично им должности, засмеялся Барановский, словно это его так развеселило, что к нему вернулся аппетит. Он довольно облизал ложечку и полез в вазочку с вареньем. Он может кого хочет уволить, кого хочет назначить. Тогда, спору нет, причмокивал он ягодкой прозрачной от сиропа клубнички, никто не посмеет возразить. Но, поёрзал на стуле, тогда вопрос встанет в половину суммы.