Кроме того случая, когда депутат внезапно умирает, кивнул я, проигнорировав его «своими словами», что означало как для дебила, который не шарит в теме.
И, конечно, я помнил, как прошлый раз он подпрыгивал тут ещё выше и даже повизгивал: «Ты что, предлагаешь мне кого-нибудь убить, чтобы запихнуть тебя на его место?» Потом вспомнил про, царство ему небесное, генерала и любителя массажа простаты. Но тот, к моему несчастью, преставился рановато. В двухнедельный срок для замещения его вакантного депутатского мандата коммунистическая партия предоставила другого кандидата. Меня в федеральный список внести не успели.
Но, вижу, господин Барановский не зря считался лучшим, при правильной стимуляции он просто фонтанировал идеями.
Но Думаэто нижняя палата Федерального собрания, а в Совет Федерации, верхнюю палату, сенаторов назначают, и он формируется не по партийному признаку, а по округам, выдохнул он. Поэтому если кто-нибудь из сенаторов откажется от своей должности добровольно
Сколько? устал я слушать его объяснения, которыми он кормил меня при прошлом посещении. Если я правильно помню, ты должен был найти среди ста семидесяти членов верхней палаты Парламента того, кто за умеренную плату согласится уступить мне своё кресло.
Он написал пальцем на столе очень круглую и очень короткую цифру: сто.
Миллионов, добавил я. Ну, круто, чо . Круто, но справедливо.
Где только брать эти деньги. Счета арестованы. Гостиница и ресторан закрыты. Разгневанные клиенты, оплатившие проживание и банкеты, наверняка уже требуют назад свои кровные. Скоро начнётся череда исков и судебные издержки, что при отсутствии дохода повлекут за собой неминуемое банкротство, я уже молчу про испорченную репутацию.
А это ещё половина дела. В самом прямом смысле.
Мало купить мандат. Надо, чтобы как минимум половина сенаторов из ста семидесяти от регионов и тридцати, назначенных лично президентов, проголосовал за сохранение моей сенаторской неприкосновенности, когда прокуратура обратится с запросом на её снятие. А это ещё сто плюс один (для перевеса) миллион. Слава богу, рублей.
Такой ценой придётся оплатить их голоса.
А если добавить сюда сгоревший завод Бука, который тоже на моей совести, то я уже в долгах как в шелках и конца края этому не видно.
Ну вот видишь, Миш, при желании, оказывается, всё решаемо.
Япосмотрел он на меня умоляюще, могу поговорить с женой?
Нет, уверенно покачал я головой. Только после того, как я выйду. И ни минутой раньше.
Сергей, пожалуйста! только что не захныкал он.
Я посмотрел на него испепеляюще.
Ты знаешь хоть один случай, чтобы я сказал «нет», а потом изменил своему слову?
Ты мог бы сделать для меня исключение. Ведь мыон сглотнул. Мы теперь семья.
Я усмехнулся.
Так, может, по-семейному, тогда сделаешь мне скидочку, договоришься не за сто, а за пятьдесят? Нет?
Да я бы с радостью, заблеял он.
И я бы с радостью, растянул я губы в улыбку. Но, прости, не могу.
Я качнул головой, давая понять, что он свободен. С ним свяжутся.
А когда вернулся Валентин Аркадьевич, задал только один вопрос:
Кто может занять нам двести миллионов?
Он тяжело вздохнул.
Скажу Нечаю. Пусть этим займётся.
Да знаю я, знаю, что таких дураков нет! снова потёр я руками лицо и тряхнул головой. Что Бук мне уже помог по старой дружбе и теперь лишился всего, но я же не даром прошу.
Да, как и мой умудрённый жизнью адвокат, я знал, как мало значит слово «дружба» в том мире, где мы живём. Где за неё платят как за продажную любовь, пусть не всегда деньгами, пусть взаимными услугами. Как мало от неё остаётся, когда на кону собственная безопасность и благополучие. И как мало тех, кто выбирают сторону Акелы, когда он промахнулся. Меня уже сбросили со счетов.
Король умер. Да здравствует новый король!
Но я ещё не умер.
Я жив. И ещё поборюсь. Потому что мне есть за что.
Потому что у меня в руках была записка, что адвокат вложил в мою руку, уходя.
И, пожалуй, этот свёрнутый лист был самым главными и самым ценным итогом этой встречи.
Моя девочка писала мне письма.
Глава 3. Евгения
« Почему-то вспомнила сегодня день, когда мы познакомились,написала я на вырванном из тетради листе и теперь грызла кончик карандаша, вспоминая. Мой День рождения. День, когда я ещё не знала, что это Ты. Когда ты мне так не понравился »
Креслокожаное, низкое, с мягкими подлокотникамив котором я уютно устроилась, стояло в палате специально для посетителей. Поставив ноги на бежевое сиденье, я писала Сергею письмо.
Диана развалилась на небольшой кушетке. Её поставили в палату для Бриннаон проводил здесь каждую ночь, кроме сегодняшней. Ди тыкала в телефон и, наверное, думала я не замечаю, как, уткнувшись носом в подушку, на которой спал Антон, она вдыхает её запах, или, задумавшись, поглаживает рукой.
Сашка была праваАнтон ей нравился. И, боюсь, очень.
Первый раз Иван привёз сестру, чтобы меня поддержать, и чтобы я как-то развеялась. Но теперь Диана приезжала почти каждый день и оставалась ночевать, подозреваю, вовсе не ради меня. Да и в больницу со мной поехалатоже. Посмотреть на соперницу?
Я усмехнулась: на её месте месяц назад я бы сделала так же.
Думать об этом, сидя у постели Целестины, наверное, было нехорошо. Но жизнь есть жизнь, она шла, пока Сергей сидел, а Элька лежала в больнице: Бринн изводил себя каким-то непонятным мне чувством вины, Диана влюблялась в Бринна, моя сестра безбожно залипала на Ивана, кажется, забывая даже дышать. А я думала писать ли об этом Сергею.
Адвокат сказал нельзя писать ничего неприличного, мата, иностранных слов, обсуждать детали дела, по которому Сергея задержали, или события, связанные с ним. Письма должны быть о простом, жизненном, бытовом, личном. И я, как тот акын, писала о том, что думала или что видела.
Тихо гудел аппарат вентиляции лёгких. Мерно попискивал монитор сердечного ритма. Эля, какая-то особенно маленькая, худенькая и беззащитная на большой больничной кровати была почти и не видна под одеялами, маской, проводами.
Я отложила тетрадь, поверх которой лежал лист с письмом, и наклонилась, чтобы поправить плед.
«Держись, Эль. Держись, пожалуйста! Ты нужна ему! Ты нужна нам всем! Держись!» это единственное, о чём я её просила.
Пусть она меня выгнала и больше не хотела видеть. И я испытывала к ней смешанные чувства. Но благодаря Целестине Сергей живэто перевешивало всё остальное. Если, благодаря ей, он выйдет, я отдам свою руку, лёгкое, печень, если понадобится, и возьму свои слова о пророчицах обратно, если она знает, как это сделать. Она была права: ради него я готова куда на большее, чем думала. Сейчас, когда всё, что он создал, рушилось, а он сидел в тюрьме, многое было неважно.
Я расправила складку ткани и сжала её тёплую руку, когда дверь внезапно открылась и я замерла, хлопая глазами.
Пару более странную, чем та, что вошла в палату, трудно было себе представить.
Немолодая женщина с гривой курчавых тёмных с проседью волос в вязаных шалях, что составляли основу её гардероба: шаль-юбка, шаль-кофта и большая сумка тоже шаль, перекинутая через плечо с длинной бахромой по краю, украшенная вывязанными разноцветными цветами.
А с ней коротко стриженная девушка в мужском мешковатом костюме. Белом! Скорее, её можно было принять за миловидного юношу: чистая кожа, ноль косметики, лёгкая сутулость, худоба, плоская почти незаметная грудь, но каким-то встроенным радаром всё равно безошибочно пеленговалось, что это девушка. Лет двадцати.
Вечер в хату! продемонстрировав белоснежные зубы, улыбнулась женщина. А где Антон?
Мы за него, встала с кушетки Диана.
И я тоже поднялась, схватив остро отточенный карандаш, и спрятала за спинойпарочка не внушала доверия, хотя, честно говоря, и страха не вызывала. Скорее недоумение.
Первым у меня в мозгу возник вопрос как их пропустила охрана, стоящая у двери, но, можно сказать, женщина на него ответила: они уже приходили, раз Антон их знал.
Мы это, типа подружки, пояснила всё та же «дама в шалях». Пока «девушка-мальчик» рассматривала меня исподлобья молча и не мигая, словно сканировала. Я Кирка. А это, она повернулась к девушке, Химар.