А еще знаете, другое удовольствие: ночью проснулсяразговор. Черт этотеще с каким-то. Крестьяне поезд взорвать хотят, слежка идет... Три деревни точно... Ну и гнездо, Марина Ивановна! Да ведь это жХитровка! Я волосы на себе рву, что вас здесь с ними одну оставил! Вы же ничего не понимаете: они все будут расстреляны!
Я:Повешены. У меня даже в книжке записано.
Он:И не повешены, а расстреляны. Советскими же. Тут ревизии ждут. Левит на Каплана донес, а на ЛевитаКаплан донес. И вот, кто кого. Такая пойдет разборка! Ведь здесь главный ссыпной пунктпонимаете?
Ни звука. Но ехать, определенно, надо. А тещин сын?
С нами едет, мать будто проводить. Не вернется. Ну, М<<арина>> И<<вановна>>, за дело: вещи складывать!
...И, ради Бога, ни одного слова лишнего! Мы уж с Колькой тещу за сумасшедшую выдали. Задаром пропадем!
Сматываюсь. Две корзинки: одна кроткая, круглая, другая квадратная, злостная, с железными углами и железкой сверху. В первуюсало, пшено, кукол (янтарь, как надела, так не сняла), в квадратнуюполпуда N и свои 10 ф<<унтов>>. В общем, около 2 п<<удов>>. Беру на весвытяну!
Хозяйка, поняв, что уезжаю, льнет; я, поняв, что уезжаю, наглею.
Все товарищ, товарищ, но есть же у человека все-таки свое собственное имя. Вы, может быть, скажете мне, как вас зовут?
Циперович, Мальвина Ивановна.
(Из всей троичности уцелел один Иван, но Иван не выдаст!)Представьте себе, никак не могла ожидать. Очень, очень приятно.
Это моего гражданского мужа фамилия, он актер во всех московских театрах.
Ах, и в опере?
Да, еще бы: бас. Первый после Шаляпина (Подумав):
...Но он и тенором может.
Ах, скажите! Так что, если мы с Иосей в Москву приедем...
Ах, пожалуйста, во все театры! В неограниченном количестве! Он и в Кремле поет.
В Крем...?!
Да, да, на всех кремлевских раутах. («Интимно»): Потому что, знаете, люди везде люди. Хочется же поразвлечься после трудов. Все эти расправы и расстрелы...
Она:Ах, разумеется! Кто же обвинит? Человекне жертва, надо же и для себя... И скажите, много ваш супруг зарабатывает?
Я:Деньгаминет, товаромда. В Кремле ведь склады. В Успенском соборешелка, в Архангельском (вдохновляясь): меха и бриллианты...
А-ах! (Внезапно усумнившись):Но зачем же вы, товарищ, и в таком виде, в эту некультурную провинцию? И своими ногами 10 коробочек спичек разносите?
Я, пушечным выстрелом в ухо:Тайная командировка!
(Подскок. Глоток воздуха и, оправившись):
Так значит вы, маленькая плутовка, так-таки кое-что, а? Маленький запасец, а?
Я, снисходительно:
Приезжайте в Москву, дело сделаем. Нельзя же здесь, на реквизиционном пункте, где все для других живут...
Она:
О, вы абсолютно правы! И рискованно. А ваш адресок вы мне все-таки на память, а? Мы с Иосей непременно, и в возможно скором времени...
Я, покровительственно:
Только торопитесь, этот товар не залеживается. У меня не то, чтобы груды, а все-таки...
Она, в горячке:
И по сходной цене уступите?
Я, царственноПо своей.
(Крохотными цепкими руками хватая мои руки):
Вы мне, может быть, запишете свой адресок?
Я, диктуя:Москва, Лобное место, это площадь такая, где царей казнятБрутова улица, переулок Троцкого.
Ах, уже и такой есть?
Я:Новый, только что пробит. (Стыдливо): Только дом не очень хорош: 13, и квартирапредставьтетоже 13! Некоторые даже опасаются.
Она:Ах, мы с Иосей выше предрассудков. Скажите, и недалеко от центра?
В самом Центре: три шагаи Совет.
Ах, как приятно...
Приход тещи кладет конец нашим приятностям.
Последняя секунда. Прощаемся.
Если б Иося только знал! Он будет в отчаянии! Он бы собственноручно проводил вас. Подумайте, такое знакомство!
Встретимся, встретимся.
И я бы сама, Мальвина Ивановна, с таким большим желанием сопровождала вас до станции, но у нас сегодня обедают приезжие, русские, надо блины готовить на семь персон. Ах, вы не можете себе представить, как я устала от этих низких интересов.
Произношу слова благодарности, почтительно, с оттенком галантности, жму руку.
Итак, помните, мой скромный дом, ках и я сама и муж, всегда к вашим услугам. Только непременно известите, чтобы на вокзале встретили.
Она:О, Иося даст служебную телеграмму.
Теща на воле:
М<<арина>> И<<вановна>>, что это вы с ней так слюбились? Неужели ж и адрес дали плюгавке этой?
Как же! Чертова площадь. Бесов переулок, ищи ветра в поле!
(Смеемся.)
Дорога.
Смеется, да не очень. До станции три версты. Квадратная корзинка колотит по ногам, чувство, что рукипо колено. Помощь N отвергаю, человека из-за мешков не видно! Тригорбый верблюд.
Идускриплю. Скрипит и корзинкаправая: гнусное, на каждом шагу, поскрипывание. Около 1 п<<уда>>. Как бы ручка не оторвалась! (О, идиотизм: за мукойс корзинами! Мука, которая рифмует только с одним: мешок! В этих корзинкахвся русская интеллигенция!) Нужно думать о чем-нибудь другом. Нужно понять, что все этосон. Ведь во сне наоборот, значит... Да, но у сна есть свои сюрпризы: ручка может отвалиться... вместе с рукой. Или: в корзине вместо муки может оказаться... нет, похуже песка: полное собрание сочинений Стеклова! И не вправе негодовать: сон. (Не оттого ли я так мало негодую в Революции?)
Да подождите же, говорят! Мешок прорвался!
Корзины наземь. Бегу на зов. Посреди дороги, над мешком, как над покойником, сваха. Подымает красное, страшное, как освежеванное лицо.
Ну булавка-то у вас хоть естьаглицкая? Сколько я, на вашу тетушку шимши, иголок изломала!
Достаю, даю: мужскую, огромную, надежную. Унимаем, как можем, коварно-струящийся мешок. Теща охает:
И иголка была с ниткой, нарочно приготовила! Чуяло мое сердце! (Мешку):Ах ты подлец, подлец неверный! А вот прощаться стала с мерзавкой-то вашей, так, значит, замечтавшись, и вынула. Да лучше бы я ей, мерзавке этой, этой самой иголкойглаза выколола!
Завтра, завтра, мамаша! торопит Колька, нынче на поезд надо!
Взвалили, пошли.
...Детская книжка есть: «Во сне все возможно», и у Кальдерона еще: «Жизнь есть сон». А у какого-то очаровательного англичанина, не Бердслея, но вроде, такое изречение: «Я ложусь спать исключительно для того, чтобы видеть сны». Это он о снах на заказ, о тех снах, где подсказываешь. Ну, сон, снись! Снись, сон, так: телеграфные столбыохрана, они сопутствуют. В корзине не мука, а золото (награбила у этих). Несу его тем. А под золотом, на самом дне, план расположения всех красных войск. Иду десятый день, уж скоро Дон. Телеграфные столбы сопутствуют. Телеграфные столбы ведут меня к
Ну, М<<арина>> И<<вановна>>, крепитесь! С полверсты осталось!
А руки у меня, действительно, до колен, особенно правая. Пот льется, щекоча виски. Все боковые волосы смочены. Не утираю: рука, железка корзины, повторный удар по ногеодно.
Расплететсяконец.
Когда больнонельзя заново.
Так или иначестанция.
Станция.
Станция. Серо и волнисто. Землякак небо на батальных картинах. Издалека пугаюсь, спутника за руку.
Что?!
N, с усмешкой:Люди, Марина Ивановна, ждут посадки.
Подходим ближе: мешочные холмы и волны, в промежутках вздохи, платки, спины. Мужчин почти нет: быт Революции, как всякий, ложится на женщину: тогдаснопами, сейчас мешками (Быт, это мешок: дырявый. И все равно несешь).
Недоверчивые обороты голов в нашу сторону.
Господа!
Москву объели, деревню объедать пришли!
Ишь натаскали добра крестьянского!
Я:N:Отойдем!
Он, смеясь:Что вы, М<<арина>> И<<вановна>>, то ли будет!
Холодею, в сознании: правотыих и неправотысвоей.
Платформа живая. Ступитьнекуда. И все новые подходят: один как другой, одна как другая. Не люди с мешками, мешки на людях. (Мысленно, с ненавистью: вот он, хлеб!) И как это еще мужики отличают баб? Зипуны, кожухи... Морщины, овчины... Не мужики и не бабы: медведи: оно.
Последние пришли, первые сядут.
Господа и в рай первые...
Погляди, сядут, а мы останемся...
Вторую неделю под небушком ночуем...