Да, в этом самом доме Макс когда-то снимал мансарду вместе с еще одним таким же. Каждый день ходил мимо этого ресторана, но ни разу не зашел внутрь. В те времена он не мог позволить себе даже стакан пива. Его разыскивала полиция. Он тогда здорово влип, потом его таки арестовали и посадили в Павяк. А теперь он гражданин Аргентинской Республики, у него в паспорте русская виза и никто ему ничего не сделает.
Но сидеть тут в одиночествесомнительное удовольствие. Эх, была бы с ним Рашель! Или поскорей бы уж найти какую-нибудь женщину! Он снова огляделся по сторонам. Вон две за соседним столиком, уже далеко не молодые, толстые, обрюзгшие. Похожи на лавочниц из Двора Януша. Громко, хрипло разговаривают. На одной даже передник с глубоким карманом, как у рыночной торговки. Нет, это явно не то, что ему нужно.
Он опять углубился в записную книжку. Чье-то имя, чей-то адрес. Откуда они здесь? Макс никак не мог вспомнить. От этих разъездов память совсем ни к черту. Он постоянно терял очки и вечное перо, купленное в Нью-Йорке. Менял костюм и забывал переложить деньги и документы, забывал сунуть в карман брюк носовой платок.
Вошли новые посетители, на него даже не посмотрели. Видно, что добрые приятели. Сдвинули столы. Громко говорят, смеются, пьют друг за друга. Душа компаниитолстяк с бритым затылком, на обтянутом жилеткой брюхецепочка из золотых полуимпериалов. Все обращаются к нему «Шмиль». Хохочут над его шутками, подлизываются. Даже по голосу слышно, что у него ожирение сердца. Задыхается, хватает ртом воздух, хрипит, как астматик. Когда-то, наверно, был здоров как бык, но Макс Барабандер знал, что такой в любую минуту может умереть от апоплексического удара. Кружку за кружкой вливает в себя пиво и закусывает требухой с тертой картошкой.
Макс прислушался. Шмиль рассказывал, как спас от тюрьмы раввина. «Святой человек» обвенчал парочку, но незаконно, потому как у него на это «позволенья» от властей не было. Ему за это от трех месяцев до года могли дать. Но Шмиль пошел к «шледователю» и враз все уладил.
Подмазать небось пришлось? спросила одна из сидевших за столом, женщина с маленькой головкой на округлых плечах, толстыми щеками, жирными, мясистыми руками и невероятно большой грудью.
А то как же? Не подмажешьне поедешь.
Откуда же раввин денег взял?
Чтоб мне каждый день столько откладывать, сколько тогда выложить пришлось, икнув, ответил Шмиль.
Добрый вы! Еврейская душа!
А что мне оставалось? Приходит святой человек: «Реб Шмиль, помогите!» Весь дрожит, я испугался, как бы он у меня в доме не преставился. Такому в тюрьму нельзя, он на нарах и трех дней не протянет.
Мы ему каждую неделю денег даем.
Четверо детей у него.
А его жена у меня рыбу на субботу покупает, три четверти фунта сказала женщина с огромной грудью. Между нами, я ей с походом отпускаю. Надо же помогать друг другу, богоугодное дело как-никак
Она у меня давеча шелковый парик заказала,вставила другая.
Как этошелковый?
Неужели не знаете? Есть такие, не из волос, а из шелка.
Хотя бы похоже на волосы?
В жизни не отличишь!
И что, такие по Закону тоже можно носить?
Даже лучше такие. Жене раввина как раз нельзя носить парик из настоящих волос.
Почему?
Когда мужчина видит волосы, у него аж мурашки по телу
Все дружно захохотали. Еврейка с огромной грудью высморкалась в передник. Вдруг Шмиль ударил по столу кулаком:
Ничего смешного! Мы живем благодаря их заслугам перед Господом
Макс Барабандер не удержался, поднялся и подошел.
Я услышал, вы по-еврейски говорите. Позволите присоединиться? Я не здешний, только что из-за океана приехал.
Американец?
Аргентинатоже Америка.
Все замолчали, но Шмиль сказал:
Берите стул, садитесь. Откуда вы, из Буэнос-Айреса?
Из Буэнос-Айреса, из Нью-Йорка, из Парижа. По всему миру поездил.
3
Ну и что нового в мире? спросил Шмиль.
Мир большой, ответил Макс, еще не зная, что сказать дальше и к чему может привести этот разговор. В Буэнос-Айресе вполне можно зарабатывать, если не сидеть сложа руки. И в Нью-Йорке тоже, Америка есть Америка. В Лондоне, если спросите у еврея, как ему живется, скажет, что хотелось бы получше. А в Париже совсем забыли, что они евреи. Утром идут в кафе и сидят до ночи, за все про все десять сантимов. Что ни скажешь, один ответ: «О-ля-ля!» И требуют, чтобы ты с ними аперитива выпил. Это винишко такое, десять рюмок опрокинешь, и ни в одном глазу.
А водку там не пьют? поинтересовался Шмиль.
Французы о ней даже понятия не имеют.
Вино хорошо для кидуша, но не для того, чтобы на душе веселее стало, заметил Шмиль.
Кстати, можно, я водки поставлю? спросил Макс.
В каком смысле?
Закажу на всех.
Мы не нищие, можем и сами заказать, но если хотите угостить по дружбе, то конечно. Мой дед говорил: «Так придешьгостем будешь, с бутылкой придешьхозяином будешь». В общем, не откажемся.
А на закуску чего взять?
В какой из наших святых книг написано, что надо обязательно закусывать? Требухавещь хорошая, но если переешь, живот пучит.
А я возьму порцию требухи, отозвалась толстая торговка с огромной грудью.
Ты что, Райцеле? А еще больше растолстеть не боишься? поддел ее Шмиль.
Муж меня и такой любит, не растерялась Райцеле. А кому не нравится, пусть не смотрит.
Бой-баба, ей пальца в рот не клади, заключил Шмиль. Как, вы сказали, вас зовут?
Макс Барабандер.
А я Шмиль Вахлер, но все меня кличут Шмиль Сметана. Когда-то получил это прозвище, да так оно за мной и осталось. Даже родные дети так величают.
Почему Сметана? Сметану любите?
Она еще никому не повредила, а что все любят, то и я люблю. Вот поэтому и пузо такое отрастил А правда, что девушек хватают на улице и увозят в Буэнос-Айрес?
Да нет, они сами едут.
А вот и официант
Все сделали заказы, кто взял водку, кто коньяк. Макс Барабандер хотел заказать виски, но официант только пожал плечами. Здесь не знали, что это такое. Вообще-то Макс потребовал виски, чтобы показать, что ему, иностранцу, известны напитки, которых тут никто даже не пробовал. Только теперь он внимательнее присмотрелся к новым знакомым.
Кроме Шмиля Сметаны и Райцеле, здесь были еще три женщины и двое мужчин. Один из нихневысокий и плечистый, почти без шеи, на светлых волосах картуз. Его звали Зелиг, но Шмиль Сметана заметил, что вся улица знает его как Зелига Кишку или Зелига Рыбника.
Одна из женщинего жена Махла. Такая же невысокая, полноватая, с крючковатым носом и желтыми, близко посаженными глазами. Она улыбалась и посматривала то на Шмиля Сметану, то на Макса Барабандера. Иногда Максу казалось, что она строит ему глазки. «Чего это она? удивлялся Макс. Неужели еще считает себя привлекательной?»
Его взгляд упал на второго мужчину. Этот был очень худ, кожа да кости, и совершенно лыс. Одет шикарно: дорогой костюм в полоску, крахмальный воротничок, галстук с булавкой. В петлицебумажный цветок, вроде тех, что делают во всяких благотворительных обществах. Голостонкий и слабый, как у больного. К стаканчику водки он заказал горячую колбаску.
Что это за цветок у вас? спросил Макс.
Из общества «Бриут».
Что за общество?
Чахоточных пристраивают в Отвоцк.
А там что?
А там их в ящики запаковывают и в последний путь отправляют.
Как тебе не стыдно, Фуля! воскликнула Махла.
Но ведь это правда.
За правду и побить могут, заметил Шмиль Сметана. Лехаим!
Макс выпил и закусил телячьей ножкой с луком и чесноком. На душе стало легко и радостно. Давненько ему не было так хорошо. Ни в Париже, ни в Берлине он не нашел себе подходящей компании. Там евреи без конца вставляли в разговор французские или немецкие словечки, другие говорили на литовском идише. К тому же почти все они были моложе и смотрели на Макса как на старика.
Сначала, когда он открыл дверь забегаловки в шестом доме и увидел, что там за публика, ему сразу захотелось убежать куда подальше. После этого у него и сюда, в семнадцатый дом, заходить не было желания. Но никогда не знаешь заранее, где найдешь приятное знакомство. Не прошло и получаса, как все уже называли его просто Макс.