Она хотела открыть мой сейф! Понимаешь? Она шарила у меня по карманам, она искала ключи от моего сейфа! Она хотела открыть его! Она шпионка! цепляясь за одежду Виктора, лепетал догулявшийся до ручки Казанова хренов.
Какой сейф?! Какие тайны?! Очнись! Ты что у себя в кабинете?! Опомнись! От пьянства и загулов ты совершенно лишился разума. Она просто хотела тебя, как обычно обворовать, вот и шарила по карманам, в поисках денег. Нашел шпионку! А вот ты сам скоро действительно станешь хорошей приманкой для врагов народа и станешь шпионом, нарисовал Виктор незавидную перспективу гулене, чем напугал того до смерти.
Ты что, Виктор! Какой из меня шпион?! Ты же меня знаешь! заблеял преступник, покаянно бия себя в грудьВсе, все завязываю навсегда с этими продажными тварями! Выставив ладони рук перед собой, словно отбиваясь от чего-то невидимого и отрицательно мотая головой, зарекался МЕшков. Только помоги мне, Витенька, миленький, что мне делать?! Ведь я убил человека, хотя и проститутку, но мне светит вышка. О-о-о! завыл советский атташе, обхватив голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону.
Хватит передо мной разыгрывать представление кающегося грешника. Надо было раньше думать, когда поднимал на человека орудие убийства. Бери бумагу и ручку, садись за стол и пиши, как было дело.
Мешков с ужасом уставился на Виктора.
Нет, нет! Повинную писать не буду, лучше сам застрелюсь, замахал руками стервец, пятясь от Рогова, с побелевшим, перекошенным от ужаса лицом.
Повинная здесь не поможет, тебя все равно расстреляют, «утешил» убийцу коллега. Ты МНЕ напишешь признание в убийстве девушки. Я сам буду тебя удерживать от глупостей. Как только устроишь очередной загул, твое признание тут же будет положено на стол представителю КГБ.
При упоминании грозного комитета, Мешков едва не рухнул в обморок. Одно лишь это слово наводило смертельный ужас, и тут же вырисовывались необозримые заснеженные сибирские лесосеки, это в лучшем случае, в худшемна лбу начертанный зеленкой крест.
Я согласен! Я согласен! Только помоги! Ты же меня знаешь, я вовсе никакой-то там убийца. Ведь мы много лет Витя, ты ведь мне поможешь? заискивающе, протягивая руки к своему предполагаемому спасителю, лепетал гулена. На Мешкова отвратительно было смотреть. Залитое слезами посеревшее от страха лицо, трясущиеся губы, кающийся взгляд побитой собаки.
Напишу, все тебе напишу, только помоги избавиться от этого кошмара! Он стал лихорадочно рыться на письменном столе в поисках бумаги и ручки.
Обязательно укажи, чем ты прихлопнул девушку. Не вздумай городить забор относительно шпионства. Так прямо и напиши: привел, мол, проститутку в номер и убил ее по собственному желанию.
Но у меня не было такого желания, стал, было слабо протестовать убийца на «несправедливость» обвинения со стороны дознавателя. И не сразу я ее убил. С твоих слов складывается впечатление, будто я какой-то маньяк-убийца, тем и занимаюсь, что привожу девушек к себе с единственной целью убивать. Заступился несчастный за свою личность.
Лирику оставь при себе. Она тебе пригодится, при написании мемуаров для своих детей.
О, Господи, мои дети! Позор, какой позор, я навлек на их святые головки! Несмываемое родовое пятно! Простите, детки, своего грешного отца, если можете! заламывая руки, причитал кающийся преступник.
Довольно театра! Пиши! прицыкнул на него Рогов.
Бумага под диктовку была составлена, с указанием места и времени происшествия, орудия убийства, способа избавления от трупа, и с полными паспортными данными Мешкова.
Виктор, а что мне делать вот с этим? Валентин Егорович робко указал пальцем на то, что сейчас лежало не только на ковре, но и на его грешной душе.
Как что? Делай так, как ты написал в «признании». Я тебе все подробно продиктовал: что и как. Это сейчас уже твои проблемы. Сумел убить, умей избавиться от трупа. Виктор равнодушно положил сложенный в четверо листок с признанием в боковой карман пиджака, и добавил: вот так.
Как это вот так?! Я для чего тебя позвал?! Только за тем, чтобы написать признание? Вот это друг, называется! стал возмущаться Мешков такой несправедливостью, на его взгляд со стороны коллеги. Виктору уже порядком надоела вся эта бодяга с убийством.
Повторяю в устной форме: ты относишь девушку в ванную начал «советник».
Что?! Ты хочешь сказать, что я буду труп держать у себя в ванной? И действительно поступлю так, как написано в покаянии?! ужаснулся убийца, перебив Рогова.
У тебя есть другие варианты? Тогда действуй и не проси у меня совета. Свои советы я тебе только что продиктовал.
Но я посчитал это просто шуткой с твоей стороны! ахнул Мешков, до конца еще не осознавая весь ужас им содеянного.
Какая шутка! Ну, ты артист! У тебя есть какие-то иные соображения, как избавиться от трупа? строго спросил Виктор.
Нет, никаких других соображений нет, чистосердечно признался душегуб.
Вот и действуй, желаю успеха. Рогов, не взглянув на труп, направился к выходу, оставляя гуляку один на один с предметом его преступных вожделений.
Пройдет много лет и Мешков добровольно, без принуждения расскажет о совершенном им злодеянии со всеми подробностями человеку, перед которым станет более виновен, нежели как убийца, потому как из-за собственной трусости изломал человеческую судьбу. Расскажет все, чтобы избавиться, наконец, от мучительного чувства вины, страха, покаяться в страшном грехе, которому, как он потом поймет, ему не будет прощения. Но это будет очень и очень нескоро.
ГЛАВА 1
Танечка, да не переживай ты за меня, моя родненькая. Все будет хорошо. Тебе, как медику известно: ничего серьезного у меня нет. Так, небольшое недомогание. Анализы мои хорошие, кровь в норме, ты же сама в этом убедилась. Не волнуйся, доченька. Вот только немножко отлежусь, и все будет хорошо, успокаивала Анна Сергеевна Таню.
То, что свалило с ног эту женщину, называется не болезнью, а тоской, несправедливостью, нанесенной ей жизненными обстоятельствами, а если точнее, то ее собственным мужем, но об этом было известно лишь ей одной. Эту тайну она тщательно скрывала от дочери.
Таня терялась перед недугом матери. Ту словно что-то съедало изнутри. Вроде бы ее организм был в норме, никакой патологии во время обследования выявлено не было, однако женщина продолжала таять на глазах, словно свечка.
«К бабке-ворожке, что ли сходить, как советовал мне заведующий отделением?» цеплялась девушка за последнюю надежду вернуть здоровье своей доброй и любимой мамочке.
Врачи городской больницы, где Таня работает медсестрой после окончания Уссурийского медицинского училища, в один голос заверяют: с ее матерью все в порядке. Органы функционируют нормально, никаких отклонений в организме нет. Они теряются чем можно лечить такую пациентку.
Недуг матери Таня стала замечать еще года три назад. Собственно это и послужило тому, что она поступила учиться не в мединститут во Владивостоке, где пришлось бы обучаться не менее шести лет, а в Уссурийское медицинское училище на фельдшерское отделение, которое окончила менее чем за три года.
Девушка сейчас об этом нисколько не жалеет, она имеет возможность помогать своей мамочке, постоянно быть рядом с ней.
Вот вылечит свою родненькую и тогда не исключено, что снова сможет возобновить учебу в мединституте, теперь, правда, уже в Университете, рассуждала Таня.
Несмотря на юный возрастей едва исполнилось двадцать лет, девушка уже довольно проницательный человек. А, став медиком, ее проницательность усилилась. Таня начала догадываться, материнская болезнь не телесная, а как говорят верующие людидушевная. Она подтачивает и сжигает человека изнутри испепеляющим огнем.
Испробовав все имеющиеся лечебные средства, в том числе и «бабушку-ведунью» с ее травяными отварами, Таня понялалечение бессильно. Стала самостоятельно искать причину возникновения материнского недуга. Припомнился случайно, подслушанный ею родительский разговор:
Аннушка, ведь ничего не изменилось. Все остается по-прежнему. Ты же сама не пожелала уехать со мной.
Зачем этот позор мне на голову? Я что ли виновата в том, что ты сделал меня калекой?