Конец банды
Дележ награбленного, как сообщил Стрельцову раненый налетчик, должен был состояться на квартире некой Женьки Красотки в одном из проездов Марьиной рощи. Время - самое разбойничье: с вечера до утра. Женьке доверяли свято, потому что на допросах, которые до войны проводили сотрудники угрозыска, она никого не выдавала. Это Стрельцов подтвердил. "Чистая выходила, удавалось", - сказал.
Квартира глядела во двор двумя слепыми окнами. Стекла в них были так грязны, что гляди не гляди, все равно ничего не увидать. Наша операция намечалась часа на два ночи, когда дым, как говорится, пойдет коромыслом и бандиты будут в большом подпитии. Оперативный план Стрельцова все это и предусматривал. Проникать во двор мы обязаны, естественно, незаметно, открывать огонь при малейшем сопротивлении. Главаря банды, если он уцелеет, лучше обезоружить и доставить живым на Петровку.
Вот так все и началось.
Мы вошли незаметно во двор паршивенького дома, бесшумно сняли двух выделенных бандой охранников.
- Кляп в рот и наручники, - шепотком сказал Стрельцов, и мы вынесли обоих к ожидающим трем "эмкам" и старенькому "линкольну" и снова вернулись на место. Двое стали у затемненного окошка, а остальные со Стрельцовым беззвучно открыли дверь в тамбур дворницкой. "Тишина, тишина, и только тишина - вот что требуется при неожиданном налете. Чем внезапнее удар, тем выгоднее", - говорил нам Стрельцов. В полуоткрытую дверь все было слышно. Налетчик Стрельцова не обманул: бандиты праздновали удачу. Удачу ли?.. Мужские голоса:
- Давайте о жизни. При таких деньгах кто как будет?
- Сменяю фамилию. Михельса пришью, если рыпаться будет. У него сотенная за работу, а у меня сотни тысяч в кармане. Нужен он мне теперь, как гвоздь в пироге.
- Не дело говоришь, Смирный. За свою жизнь он и тебя продаст.
- Кто кого продаст, никому не ведомо.
Другой голос чуть-чуть с хрипотцой:
- Струсил, корешок? Я тебя понимаю. Михельсу еще в ножки поклонишься. Ведь твои сотни тысяч надо на марки по курсу переводить. А у них свой курс и своя цена марки. И много ли от твоих тысяч останется?
- С Михельсом посоветуюсь, он и цену назначит. Поймет, что купить нас теперь - не деньги требуются. Натура у него широкая, не скупился. Мне, например, за одного парня, которого надо было по горлу стукнуть, две сотенных отвалил. А теперь мы сами с усами. Без нас он нуль без палочки.
- А кто нам это яблочко подсказал? Нам - сумма, а себе ни рубля... Нет, друг Смирный. Мы и сейчас ему кланяться будем. Немцы придут вот-вот, и он в мундире штурмбанфюрера окажется. И поклонимся, если гестапо о нашем налете не задумается.
- Рубли не марки. Зачем им?
- Может, и незачем. А нам и рублик пригодится. Кстати, а где он? Ночь кончается, а денежки делить надо.
- Здесь ваши деньги, у Женьки в одеяле зашиты.
Тут по знаку Стрельцова мы и распахиваем дверь, не входим - влетаем в комнату. С другой стороны окно выбито, и оба оперативника держат свои автоматы наизготовку.
- Сдавайся. Дом окружен. Руки за шею, - командует Стрельцов.
Подымаются. Среди них - Смирный.
- Глотов, отведешь их к машинам. Раненых заберите. Кондратьев, прощупай одеяло.
Я отвожу троих через двор к автомашинам. Смирный, не отводя рук от шеи, бросает мне сквозь зубы:
- Михельса вам все равно не найти.
Значит, Сысоев стал Михельсом и фактически хозяином банды. А Смирный, похоже, адъютант у патрона. На Петровке он молчать не станет: жить всем хочется...
Из дворницкой выводят еще четверых, среди них - две женщины.
- Нашли деньги? - спрашиваю у Стрельцова.
- Нашли, конечно. Смирного я допрошу и отправлю Югову. Он - поддужный Михельса, а тот не дурак, в грабеже не участвовал...
На Петровке в угрозыске Стрельцов первым допросил Смирного.
- Ну, кто есть кто? - начал допрос Стрельцов.