Видите ли, она легко всему учится, сказал я. Мне хотелось слушать Сильвию, а не суждения о ней профессора Коена. А он снова завел речь про то, как было бы мне хорошо прийти к ним на кафедру ассистентом. Ну как я ему объясню, что в моей жизни что-то бесповоротно кончилось, что-то началось совсем иное. Он доказывал мне, что я прирожденный историк, а меня так и тянуло осведомиться, представляет ли он себе, сколько теперь стоит акр земли в Колдуотер-Кэньон и сколько было заплачено за платье, которое на Сильвии?
Кто-то из студентов заговорил о Прусте. Другой достал с полки томик пьес Джона Форда[12]. И разговор завертелся вокруг «Герцогини Мальфийской». Маллен громогласно доказывал, что это потрясающая, просто потрясающая трагедия. Я встал, пересек комнату и подошел к его жене.
А вы изменились, мистер Маклин, начала разговор она.
Правда?
Мне так кажется.
Странно, сказал я.
Короче говоря, вы, кажется, нашли то, что искали. А ведь искали вы Сильвию Вест, я не ошиблась?
Другой я бы ответил, что не надо лезть не в свое дело. Мне стало досадно, что мы тут сидим, досадно, что я вообще связался с Малленами. Гэвин Маллен просил меня задержаться, когда остальные уйдут. «Понимаете, мне бы хотелось пять минут с ней спокойно поговорить».
Я пожал плечами, кивнул.
Вы так уверенно распоряжаетесь ее временем?
Кто я такой, чтобы чем-то распоряжаться!
Вам досадно, что лезут в ваши, сугубо ваши дела, так ведь, дорогой мой?
Я не настолько деликатная натура, кисло ответил я.
Ну да! засмеялся Маллен, Почему вы отказываетесь от предложения Коена?
Потому что какой из меня преподаватель!
А частный детектив, стало быть, хороший? Вот уж не поверю. Уж скажите прямо, что вас изводит мечта о больших деньгах, вы вот смотрите и думаете, а платье-то на ней долларов сто стоило, никак не меньше. Ну и что, вы же не Хейнц, вы и не предполагали, что она окажется замарашкой из ночлежки, поскольку у нее хватает духу писать про то, что вся эта так называемая цивилизациясплошная ложь и грязь. Вы же ее искали, верно, и вот теперь нашли.
Вы так уверены?
Ох, Маклин, смешной вы человек.
Глава VI
Потихоньку гости начали расходиться, и вот уже мы с Сильвией и Маллены остались одни, решив выпить виски на прощанье.
Как вам наши дети, мисс Вест? спросил Маллен.
Очень милые.
Вот вам маленькое вознаграждение за то, что для всех тайна, отчего это мы, интеллигентики несчастные, работаем в своих колледжах и получаем гроши. Все-таки и нам жизнь кое-что приятное приготовила. Не то что банкирам, маклерам или частным детективам, а?
А вы как думаете, Мак? она повернулась ко мне.
Ваше здоровье, сказал я, и мы чокнулись, а потом Маллен заметил, что от меня прямых суждений не добьешься.
Ладно, тут целый вечер одни прямые суждения сыпались, пробурчал я.
Да уж, Маклин, сразу видно, что у вас оба родителя были шотландцы. Понимаете, мисс Вест, вместе с ирландцами шотландцы могли бы весь этот паршивый мир превратить в цветущий сад, да вот беда, ирландцы, к которым я сам принадлежу, чуть не каждый второй алкоголики, а шотландцы уж больно трезвы да расчетливы, вот и разбери, что хуже.
Ничего, вот подрастут дети, заметила его жена, и я с этими разговорами твоими покончу, нечего им головы дурить всеми этими ирландскими штучками.
Ну, тогда останется одной тебе ими голову дурить.
Мы так не договаривались, ответила она совершенно серьезно.
Сильвия, слегка озадаченная, с улыбкой наблюдала за ними. Для нее такое было внове. Она, видимо, думает, что все это мой сценарий, но ничего из сценария не получилось.
Мне бы хотелось несколько слов сказать вам про стихи, мисс Вест, начал Маллен.
Пожалуйста, мне будет очень интересно.
Всю правду говорить?
А если нет, какой смысл?
Но ведь, знаете, иногда лучше, чтобы никакого не было, верно? Вот является ко мне два месяца назад Маклин и с ножом к горлу: хорошие стихи или плохие? попробуй-ка, скажи. Вы хотели бы стать тонким, все на свете умеющим поэтом, мисс Вест?
Да.
Ну тогда у вас слишком большие желания. Вот Хейнц, он в общем-то все достаточно тонко уловил. Вообще он человек намного более проницательный, чем кажется. Ему хочется понять, каким образом вы, так все понимающая, когда смотрите на розу, способны все понять и в том случае, если перед вами эти дымные трущобы, называемые Питсбургом, где вы жили и где в детстве вам нанесли какую-то травму, что не помешало вам тонко почувствовать этот город, вникнуть в него. Вы не подумайте, что я копался в вашем прошлом. Вы мне все сами сказали своей поэзией, только там так много таинственного и столько страха, что этот город выглядит для вас чем-то вроде фетиша, а вы совершенно потеряны среди болезненных символов жестокости и грязи. Но не считаете же вы, что вы одна такая? Ужасно, когда с детьми случается такое, что, видимо, случилось с вами, но еще хуже, когда люди, став взрослыми, не находят в себе мужества оглянуться на свое детство и честно его осознать. А вы смогли, поэтому вы и поэт или станете поэтом, если только по-настоящему захотите.
Сильвия молчала, вся сжавшись и уйдя в себя. Я-то это, в отличие от Малленов, видел, я заметил, как окаменевали мускулы ее лица, как она леденела, точно бы вдруг заболело сердце. Тут и Маллены спохватились, но сказать им было уже нечего, и висело над нами, придавливая все сильнее и сильнее, молчание, пока она не вскочила с кресла и метнулась прочь из дома.
Глава VII
В машине она еле выдавила из себя:
Мак, зачем, ну зачем вы меня сюда привезли?
Я вас не заставлял. Вы сами хотели.
Но вы же знали, чем все кончится.
Нет, не знал.
Почему он принялся толковать про Питсбург?
Но он же просто про стихи говорил и не знал, что это вас ранит.
Не знал! А обо мне вы подумали? Ему ведь просто надо было мне продемонстрировать, какой он умный. Продемонстрировать, только и всего.
Можно и так сказать, согласился я.
Конечно, а что же еще. И к чему все эти разглагольствования? Я в Питсбурге сроду не была.
Я покачал головой.
Да, Мак, я там никогда не была. Вы что, не верите?
Какое это имеет значение?
Значит, не верите, Она насупилась. Считаете, что я вам вру?
Я же сказал: для меня это не имеет значения.
А почему, Мак, вам все равно? Допустим, он еще статью напишет и начнет там распространяться про Питсбург и так далее. Напечатает ее в газете, вы представляете, что будет?
Этого он не сделает.
Вы так уверены?
Да, потому что знаю, что он за человек, утверждал я. Он ничего такого не сделает, предварительно с вами не поговорив и не получив вашего согласия.
Так, стало быть, вы считаете, что я вам вру?
Я этого не говорил. Мне все равно, из Питсбурга вы родом или из Тимбукту. Неужели непонятно? Да это же никого, кроме вас, не касается.
Идите вы к черту, прошептала она.
Не волнуйтесь, прошу вас.
Но она никак не могла успокоиться. Ее так и трясло от страха. Словно загнанное животное, которое сотрясает ужас, уже беспричинный и нерассуждающий.
Сильвия, ласково сказал я, ведь ничего же не случилось. Выкиньте это из головы.
Мак, съездите к нему завтра и возьмите слово, что он никогда, слышите, никогда ни с кем больше про это не будет говорить.
А зачем, Сильвия? Он же не маг какой-нибудь. Если бы ему было по силам, чтобы из ваших стихов никто не мог сделать подобных предположений, но ведь он не может, а значит, и другие способны догадаться. Только догадаться, ничего конкретного. И поэтому никакого значения это иметь не должно.
Но для меня это имеет кое-какое значение.
Он с первым встречным про это говорить не станет. Уверяю вас.
Но я не имею отношения к Питсбургу.
Мне все равно. Я уже говорил вам, все равно.
Все равно, она расплакалась, и я подумал, хорошо, что уже ночь и ничего в машине не видно. Все равно, что о тебе выдумки всякие распространяют, от которых становится тошно. Ну так, зато мне не все равно. Этот человек, о котором мы с вами говорили