Ты хоть спасибо сказал, Ингмар? спросила его мать, когда пришла в себя от потрясения, что величество потрогало ее сына и даже удостоило подарка.
Не-а, заикаясь, ответил Ингмар, стоя с марками в руке. Не-а, я ничего не сказал. Больно он, это самое величественный.
Разумеется, марки сделались для Ингмара самым ценным его достоянием. А два года спустя он пошел работать на почту в Сёдертэлье. Для начала на низшую из всех должностей в финансовом отделе. Чтобы шестнадцать лет спустя не подняться ни ступенькой выше.
Ингмар бесконечно гордился своим монархом, высоким и статным. Король Густав величественно взирал со всех марок, с которыми его подданный ежедневно имел дело по службе. Ингмар, облаченный в униформу королевской почты, хотя в финансовом отделе носить ее не требовалось, отвечал монарху взглядом, исполненным любви и преданности.
Но король всякий раз смотрел мимо Ингмара. Казалось, он не видит своего подданного и не замечает его любви. Ингмара охватило отчаянное желание поймать королевский взгляд. И попросить прощения за то, что так и не сказал спасибо в тот раз, в свои четырнадцать лет. Не заявил о своей вечной преданности.
Отчаянноеда, иначе не скажешь, отчаянное желание становилось для Ингмара все важнее и важнее. Заглянуть в глаза, заговорить, пожать руку.
Важнее и важнее.
И еще важнее.
Между тем величество старело. Еще немногои будет поздно. Сидеть и дожидаться, что в один прекрасный день король возьмет и заглянет собственной высокой персоной в почтовое отделение, стало невозможно. Ингмар Квист грезил об этом многие годы, но пришла пора очнуться от грез.
Король вряд ли станет его искать.
Значит, пора самому отправляться на поиски короля.
А уж потом сделать Хенриетте детейкак он ей и обещал.
Жизнь семьи Квист, изначально скудная, продолжала скудеть. Деньги утекали с каждой попыткой Ингмара добраться до короля. Он писал настоящие любовные письма (с явно избыточным количеством марок), звонил (но дозвонился только до какого-то несчастного гофсекретаря), посылал подаркииз серебра шведской ковки, лучше которого, по мнению короля, нет в мире (чем поддержал существование не слишком щепетильного отца пятерых детей, в чьи обязанности входила регистрация всех входящих подношений монарху). Ингмар посещал соревнования по теннису и почти все прочие мероприятия с возможным королевским присутствием. Но ни затратные поездки, ни дорогие входные билеты ни на йоту не приблизили Ингмара к Его королевскому величеству.
Укреплению семейного бюджета не способствовало и то, что Хенриетта, нервничая по поводу всего вышеописанного, поступала так, как в то время было принято, а именно выкуривала в день по пачке-другой «Джона Сильвера» без фильтра.
Ингмар до того допек почтовое начальство разговорами об опостылевшем всем монархе и его достоинствах, что оно визировало помощнику бухгалтера Квисту любой отпуск прежде, чем тот успевал сформулировать свою просьбу.
Видите ли, господин главный бухгалтер Как бы господин главный бухгалтер посмотрел, если бы я В ближайшее время взял отпуск, скажем, недельки на две? Я, собственно
Не возражаю!
На службе Ингмара давно величали по его инициаламIQ.
Удачи, Ай Кью, какую бы глупость вы на этот раз ни задумали, сказал главный бухгалтер.
Да только Ингмар подобные шуточки не удостаивал вниманием. В отличие от других почтовых работников Сёдертэлье, в его жизни имелись и цель и смысл.
Ингмару пришлось предпринять еще три серьезные попытки выйти на короля, прежде чем примерно все в его жизни изменилось с точностью до наоборот.
В первый раз он отправился во дворец Дроттнингхольм, встал у ворот в своей королевской почтовой форме и нажал на звонок.
Добрый день. Это Ингмар Квист, королевская почта, в силу обстоятельств я имею личное дело к Его величеству. Не будете ли так любезны сообщить ему? Я подожду здесь, доложил Ингмар привратнику.
Спятил или как? осведомился тот в ответ.
Завязался бесплодный диалог, в ходе которого Ингмару было предложено убираться подобру-поздорову, в противном случае привратник позаботится о том, чтобы господина почтового сотрудника упаковали как положено и отправили в то же почтовое отделение, откуда тот явился.
Задетый за живое Ингмар второпях обмолвился насчет размеров гениталий привратника, после чего был вынужден удирать от последнего во все лопатки.
И удрал, отчасти в силу большего проворства, но главным образом благодаря тому, что привратник имел приказ ни в коем случае не покидать поста у ворот и поневоле повернул обратно.
После этого Ингмар еще два дня кряду слонялся вокруг трехметровой ограды вне зоны видимости грубияна, охранявшего ворота и не желавшего понимать королевского блага, прежде чем отступил и вернулся в гостиницу, избранную плацдармом для операции.
Вас рассчитать? спросил администратор, давно уже заподозривший постояльца в намерении уклониться от оплаты счета.
Да, будьте любезны, сказал Ингмар, вошел в номер, сложил чемодан и выписался из гостиницы через окно.
Ко второй серьезной попытке, прежде чем все изменилось с точностью до наоборот, Ингмара подтолкнула заметка в «Дагенс нюхетер», которую он прочел, спрятавшись от сослуживцев в туалете. Король, сообщала газета, отправился на несколько дней в Тулльгарнотдохнуть и поохотиться на лосей. А где те лоси, задался риторическим вопросом Ингмар, как не на вольных лесных просторах? А коль скоро просторы вольные, кто может на них попасть? Да кто угодно! Хоть король, хоть сотрудник королевской почтовой службы.
Спустив ради конспирации воду, Ингмар пошел к главному бухгалтеру. Главный бухгалтер просьбу об отпуске удовлетворил, добавив без обиняков, что как-то не заметил, чтобы господин Квист успел вернуться из предыдущего.
Поскольку в Сёдертэлье машину в прокат Ингмару давно уже не давали, пришлось добираться автобусом в Нючёпинггде его облик сочли вполне приемлемым для неплохого подержанного «Фиата-518». На нем Ингмар и устремился в Тулльгарнна максимальной скорости, какую позволяли сорок восемь лошадиных сил.
Но не одолел он и половины пути, как ему навстречу вылетел черный «Кадиллак V-8» 1939 года выпуска. Не кого иного, как короля. Который успел насладиться охотой. И собрался снова ускользнуть у Ингмара из-под носа.
В мгновение ока Ингмар развернул прокатный «фиат» и после нескольких скоростных спусков ухитрился нагнать королевский автомобиль на сто лошадиных сил мощнее. Следующим пунктом программы было обогнать его и остановиться посреди дороги, например оттого, что якобы заглох мотор.
Однако нервный королевский шофер, опасаясь монаршего гнева, что их обогнал какой-то «фиат», поддал газу. К сожалению, шофер больше смотрел в зеркало заднего вида, чем на дорогу, и когда та резко повернула, продолжил движение прямо вперед, в полный воды кюветвместе с королем и его спутниками.
Густав V и спутники уцелели, но Ингмар за рулем своего «фиата» знать этого не мог. Первая его мысль была броситься королю на помощьи заодно пожать руку. Втораяа ну как старик из-за него разбился насмерть? А третьячто тридцать лет принудительных работ за одно рукопожатиеэто, пожалуй, многовато. В особенности если соответствующая рука принадлежит трупу. На грядущую популярность в народе Ингмар тоже особо не рассчитывал: цареубийцам она обычно не светит.
Так что он повернул назад.
Бросив прокатную машину возле отделения компартии в Сёдертэльечтобы счет пришел тестю, он пешком отправился домой к Хенриетте и признался ей, что только что ненароком убил короля, которого так преданно любил.
Хенриетта утешала мужа: может, с королем все обошлось? а если вдруг нет, то оно и к лучшемудля семейного бюджета.
На другой день пресса сообщила, что машина короля Густава V на большой скорости угодила в кювет, но сам король не пострадал. У Хенриетты новость вызвала смешанные чувства. Но муж, пожалуй, получил хороший урок. И она с надеждой спросила Ингмара, не надоело ли ему гоняться за королем.
Оказалось, что нет.
Третья серьезная попытка перед тем, как все изменилось с точностью до наоборот, потребовала, в частности, поездки во Французскую Ривьеру, в Ниццу, куда восьмидесятивосьмилетний Густав V отправлялся каждую осень лечить хронический катар дыхательных путей. В одном из редких интервью король признался, что проводит время на террасе своих апартаментов в Hôtel dAngleterre, если не совершает ежедневный неспешный моцион вдоль Английской набережной.