Этой информации Ингмару оказалось достаточно. Он отправится туда, встретит короля на прогулке, подойдет и представится.
О том, что последует дальше, Ингмар не загадывал. Может, они постоят и потолкуют о том о сем, а там уж, если будет настроение, можно пригласить короля пропустить вечером по рюмочке в отеле. А на следующий деньпочему бы не сыграть партию в теннис?
На этот раз все пройдет гладко, заверил Хенриетту Ингмар.
Вот и хорошо, ответила жена. Ты мои сигареты не видел?
Ингмар отправился из Швеции на юг автостопом. Это заняло целую неделю, зато в Ницце не прошло и двух часов, как он увидел на Английской набережной высокого статного господина с моноклем и тростью, украшенной серебряным набалдашником. Боже, сколько в его фигуре было величия! Король медленно приближался. Причем совершенно один.
О том, что последовало дальше, Хенриетта могла рассказать во всех подробностях еще много лет спустя, поскольку Ингмар не уставал твердить об этом до конца ее жизни.
Ингмар поднялся со скамейки, подошел к величеству, представился его верным подданным на королевской почтовой службе, открытым навстречу возможности совместно выпить по рюмочке, а то и сыграть партию в теннис, и наконец предложил обменяться рукопожатием.
Однако король отреагировал вовсе не так, как рисовалось Ингмару. Во-первых, он отказался пожать руку незнакомому человеку. Во-вторых, не удостоил его даже взглядом. Монарх устремил свой взор вдаль, мимо Ингмара, как на всех тех десятках тысяч марок, с которыми Ингмар имел дело по работе. И сказал, что ни при каких обстоятельствах не намерен вступать в общение с почтовым мальчиком на побегушках.
Вообще говоря, статус не позволял королю сообщать подданным, что он о них думает. Его с младых ногтей учили демонстративному уважению к народу, который этого совершенно не заслуживал. Но на сей раз король сорвалсяотчасти оттого, что у него все везде разболелось, а отчасти потому, что всякому терпению есть предел.
Но Ваше величество, вы не понимаете начал было Ингмар.
Не будь я один, я бы попросил моих спутников объяснить стоящему передо мной каналье, что я его понял, сказал король, уклонившись таким образом от прямого обращения к собеседнику.
Но только и успел выговорить Ингмар, потому что король ударил его серебряным набалдашником в лоб и произнес: «Довольно!»
Ингмар так и сел, тем самым освободив государю дорогу. Его величество не торопясь отправилось далее, а подданный остался сидеть на мостовой.
Ингмар был уничтожен.
На целых двадцать пять секунд.
Потом он поднялся и проводил своего короля долгим взглядом.
Мальчик на побегушках? Каналья? Я тебе покажу мальчишку на побегушках и каналью!
Вот тут-то все и изменилось с точностью до наоборот.
Глава 3О суровом приговоре, не понятой миром стране и трех многосторонних сестренках-китаянках
По мнению адвоката инженера Энгелбрехта ван дер Вестхёйзена, чернокожая шла непосредственно по проезжей части, так что его клиенту оставалось с этим только согласиться. Таким образом, виновником ДТП оказался не он, а девушка. Которая к тому же шла по тротуару для белых.
Назначенный адвокат девушки в дискуссию вступать не стал, поскольку попросту забыл приехать на судебное разбирательство. А сама обвиняемая вообще ничего не сказала, главным образом потому, что перелом челюсти не слишком располагает к разговорчивости.
Зато в защиту Номбеко выступил судья. Он заявил, что, во-первых, концентрация алкоголя в крови господина ван дер Вестхёйзена по меньшей мере в пять раз превышала норму, допустимую при управлении транспортным средством, а во-вторых, право ходить по упомянутому тротуару чернокожие имеюткак это ни прискорбно. Но если девушку занесло на проезжую частьв чем нет оснований сомневаться, коль скоро господин ван дер Вестхёйзен подтвердил под присягой, что дело было именно так, то большая часть вины все-таки лежит на ней.
Суд присудил господину ван дер Вестхёйзену компенсацию в пять тысяч рандов за моральный ущерб плюс две тысячи за оставленные девушкой вмятины на машине.
Номбеко хватало средств и на штраф, и на оплату любого количества вмятин. Да и на новую машину. Или даже десять. Она была в высшей степени состоятельная девушкани один человек в зале суда или где-либо еще не мог даже вообразить себе, в какой именно. Еще в больнице она той рукой, которая ее худо-бедно слушалась, проверила шов куртки и убедилась, что алмазы на месте.
Но она об этом умолчалаи не по причине перелома челюсти. Алмазы ведь были в некотором отношении краденые. Правда, краденные у мертвеца, но тем не менее. К тому же алмазыэто не живые деньги. Вытащи она хоть один, у нее бы мигом отняли остальные и в лучшем случае посадили за кражу, а в худшемза соучастие в грабеже и убийстве. Ситуация, прямо скажем, щекотливая.
Судья вгляделся в лицо Номбеко, но истолковал его огорченное выражение по-своему. О денежной компенсации со стороны девушки говорить, по-видимому, не приходится, предположил он, так почему бы во исполнение штрафа не присудить ей обязательные работы на господина ван дер Вестхёйзена, если, конечно, господину инженеру такое решение представляется приемлемым. У них с господином инженером однажды ведь был подобный прецедент, и в тот раз его это, кажется, устроило?
Энгелбрехт ван дер Вестхёйзен поежился, вспомнив, каким образом получил в услужение трех китаёз. Зато от них есть прок, а уж если добавить черномазую, хуже точно не станет. Хоть бы и этот убогий экземплярсо сломанной ногой, рукой и челюстью, который небось только под ногами будет путаться.
Если так, то на половинное жалованье, сказал он. Сами на нее поглядите, ваша честь!
Жалованье Номбеко инженер Энгелбрехт ван дер Вестхёйзен положил пятьсот рандов в месяц минус четыреста двадцать рандов за проживание и питание. Судья согласно кивнул.
Номбеко едва не расхохоталась. Но именно что едваслишком везде болело. Жирдяй судья и врун инженер только что предложили ей практически задаром отработать на последнего семь с гаком лет. Вместо штрафа, который при всей несообразности размера и нелепости обоснования вряд ли пробил бы существенную брешь в ее совокупном бюджете.
А впрочем, это, пожалуй, отчасти решало проблему. Она поживет у этого инженера, подлечит свои раны, а когда в один прекрасный день почувствует, что национальная библиотека в Претории больше ждать не может, просто возьмет и сбежит. Ее же приговаривают к домашним работам, а не к тюремному сроку?
Номбеко была готова тотчас принять предложение судьи, но дала себе несколько дополнительных секунд на размышление и, несмотря на боль в челюсти, возразила:
Значит, получается восемьдесят рандов чистыми. То есть чтобы расплатиться с господином инженером, мне придется работать на него семь лет, три месяца и двадцать дней. Не кажется ли вам, ваша честь, что это чересчур суровое наказание для человека, который, идя по тротуару, угодил под колеса автомобиля, водителю которого, с учетом процента алкоголя в крови, вообще не следовало садиться за руль?
Судья пришел в полное изумление. Мало того что подсудимая посмела высказаться. Да еще так четко. Она усомнилась в истинности показаний инженера, данных под присягой. И к тому же успела пересчитать размер штрафа прежде, чем кто-либо в зале суда сообразил, что к чему. Девчонку следовало бы одернуть, но. Судье стало любопытно, правильно ли подсудимая посчитала. Он обратился к секретарю суда, и тот через пять минут подтвердил, что «да, вполне возможно, что это составиткак уже сказанопримерно семь лет, три месяца и где-то двадцать дней».
Инженер Энгелбрехт ван дер Вестхёйзен сделал глоток из коричневого флакона с микстурой от кашля, который неизменно носил с собой туда, где пить коньяк было не принято. И объяснил, что потрясение от этой страшной аварии, по-видимому, вызвало у него обострение астмы.
Но от микстуры астма успокоилась.
Думаю, округлим в меньшую сторону, сказал он. Семь лет ровно, и хватит. А вмятины можно отрихтовать.
Лучше несколько недель у этого Вестхёйзена, решила Номбеко, чем тридцать лет в тюрьме. Жаль, конечно, что с библиотекой придется подождать, но путь туда неблизкий, со сломанной ногой его вряд ли одолеешь пешком. Это не считая остального. Например, мозоли на пятке, натертой за пройденные по саванне двадцать шесть километров.