Твои доводы мне известны. Но ты тут... Я не хочу, чтобы мы заспорили... сейчас.
Она вдруг рассмеяласьдо того беззаботно, что все мои страхи рассеялись. Мы снова стали юными любовниками, обретающими радость ласк после бурного излияния страстей.
Я ждала тебя каждый Божий день,сказала Мириам.-Запрещала себе выходить из дому при отливе. Жила взаперти, как монашенка. Даже по ночам надеялась, что ты вот-вот приедешь.
Ты работала?
Она повернулась ко мне; ее глаза были так близко, что внушали легкий ужас.
Работать! Ты воображаешь, что можно работать, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому бою часов? Если бы ты любил меня, Франсуа, голубчик, ты не задавал бы подобных вопросов.
Но... я люблю тебя.
Нет, раз можешь жить так, как если бы меня не существовало.
И она была права: я не любил ее такой любовью, любовью крови и смятения. И я, глядя в ее серые глаза, отливающие со столь близкого расстояния влажным перламутровым блеском, спрашивал себя, из скольких любовей соткана любовь.
Я уезжаю, приезжаю...сказал я.Я думаю о тебе... исподволь.
Она лбом стукнулась мне в лоб.
Дурачок ты мой. Исподвольэто значит, что ты вспоминаешь обо мне. Но вспоминают только об отсутствующих! Я же чувствую тебя рядом, всегда. Хлопнет дверьэто ты. Скрипнет паркетэто ты. А когда я случайно не нахожу тебя, я замыкаюсь, сосредоточиваюсь, и ты появляешься вновь. Скажи, разве тебе никогда не приходится внезапно желать меня?
О да! Часто.
Ну так вот, это я в этот миг влеку тебя к себе. Посуди сам: я прекрасно знала, что ты приедешь сегодня утром. Я старалась весь вечер, изо всех сил.
Ты веришь в телепатию?
Да, потому что верю в любовь.
Наше дыхание смешивалось. Мне достаточно было вытянуть губы, чтобы коснуться ее губ. Мы шептались как заговорщики, и именно о заговоре она и толковала мне, тщетно стараясь меня убедить.
Ты больше не бросишь меня?
Послушай, как я могу тебя бросить,сказал я со злостью,если в твоей власти привести меня сюда по твоему хотению? Выходит, что я твой пленник.
Не насмехайся. Мне не нравится твой настрой. Виаль тоже говорил точь-в-точь как ты. Когда приедешь в следующий раз?
Чары рассеивались. Сейчас придется спорить, доказывать ей, что коровы Жирардо нуждаются во мне, что я должен срочно ехать на ферму Гран-Кло. Мириам не терпела строгого распорядка дня, когда все расписано по минутам. Быть может, она подозревала, что я прикрываюсь этими обязательствами, чтобы отстоять свою свободу? Быть может, догадывалась, что на том берегу я становлюсь другим человекомнедоверчивым, издерганным, вечно готовым от нее ускользнуть?
Как можно раньше,ответил я.
Но ты хочешь приехать?
Я поцеловал ее, чтобы скрыть раздражение. Когда тревога делала ее навязчивой и нескромной, она казалась мне просто глупой. Я оделся.
Ты делаешь Ньетэ все, что я рекомендовал?
Ты не ответил на мой вопрос.
Я отвечаю за это животное.
Нет. Ты отвечаешь прежде всего за меня. Ньетэ больна, потому что ты делаешь больной меня.
Я не смог удержаться от улыбки. Лишь гораздо позже я понял, сколь серьезно говорила Мириам. Она встала, закуталась в халат и открыла гепарду дверь.
Ронга тоже больна. Мы все трое болели из-за тебя... Пойдем, выпьешь чашечку кофе.
Но ведь уже почти полдень,заметил я.Поэтому вы и болеете. Едите когда попало и как попало.
А я хочу кофе.
Она сбежала по лестнице вприпрыжку, насвистывая, как мужчина, и гепард прыгал вокруг нее. Я спустился вслед за ней и вошел в гостиную. Там я сразу же машинально поискал глазами картину, которая должна была все так же стоять лицом к стене. Но картина исчезла. «Мириам уничтожила ее»,подумал я. Смешно. С чего бы Мириам уничтожать картину? Я прислушался. В кухне Мириам гремела чашками. Я поспешно пересмотрел расставленные повсюду полотна. Я припомнил размеры картины: будь она в комнате, я тотчас заметил бы ее. Красноватый карьер, заржавленные вагонеткикаждая деталь представала передо мной с невероятной отчетливостью, и я в молчании упорно продолжал раскопки, как если бы отыскать полотно было для меня вопросом жизни или смерти. И в каком-то смысле так оно и было. Во мне возрождались одолевавшие меня одно время странные смутные подозрения, и мне была необходима уверенность.
Тебе покрепче?крикнула с кухни Мириам.
Естественно,ответил я ровным голосом.
Я несколько стыдился очевидной глупости своих поисков, но не мог их прекратитьруки не повиновались мне. Я рыскал по комнате, как взломщик. На столахтоже ничего. По неловкости я опрокинул стопку рисунков, и листы разлетелись, увлекая за собой карандаши, блокноты и наброски.
Что ты там затеял?спросила Мириам.
Пытаюсь откопать стул.
Я кое-как сложил рисунки, собрал блокноты. Из последнего выпали две фотокарточки. Я подобрал их и застыл полусогнутый, словно жизнь вдруг покинула меня. На одной фотокарточке была Элиана. Моя жена с секатором в руке склонилась над розовым кустом. Ее снимали в профиль с расстояния в несколько метроввероятно, от ограды. На другом же снимке... На нем был запечатлен угол дома и колодец.
Извини, дорогой,бросила Мириам.Заставила тебя ждать. Не пойму, куда запропастилась Ронга.
Я засунул карточки в блокнот и попытался набить трубку, но пальцы у меня так дрожали, что пришлось отказаться от этого. Я замер у мольберта. Я начисто забыл, какой была начатая картина. Донеслось звяканье чашек на подносе и легкие шлепки тапочек Мириам по полу.
Тебе нравится?спросила Мириам.
Да, очень.
Мне кажется, экспрессия неплоха.
Я отвернулся от картины и сделал над собой неимоверное усилие, чтобы подойти к столику с подносом. Мириам, грациозно прогнувшись, наливала кофе. Обесцвеченные волосы делали ее похожей на маркизу. У ее ног вытянулся гепард. В шторах зажужжала муха. Я сплю. Наверняка сплю. Сейчас я проснусь в своей кровати, и возобновится реальная жизнь.
Сахара два?
Кусочки сахара упали в чашку.
Что до Ньетэ,продолжала Мириам,уверяю тебя: я делаю все, как ты сказал. Но бывают моменты, когда она внушает мне беспокойство. И я не могу вывести ее гулять. Боюсь, как бы она не задушила чью-нибудь кошку или собаку. Можешь себе представить, что бы на меня обрушилось!
Я слушал ее голос, разглядывал ее лицо. Это несомненно Мириамженщина, которую я знаю, которую люблю.
Может, ей нужен самец?предположила она.
Это замечание неожиданно ужаснуло меня. Я поставил чашку.
Уже поздно. Я едва успею...
Если б я осмелился, то удрал бы; тем не менее я знал, что вернусь, буду расспрашивать, попытаюсь дойти до конца. Мириам обвила меня руками за талию, положила голову мне на грудь.
Франсуа... я не могу без тебя, Франсуа. Может быть, потому, что не в силах тебя удержать. Теперь я буду ждать... ждать. Видно, быть вдовоймое призвание!
Я поцеловал ее в волосы и притворился, будто убегаю, донельзя удрученный расставанием, но на самом деле был счастлив вновь очутиться в своей машине. Я торопился остаться один, чтобы поразмыслить... Фотоснимки возникли передо мной на ветровом стекле, как на экране. Роза... протянутая рука... секатор... колодец... Элиана... Колодец... Движение, к счастью, было малооживленным. Я вел машину как робот, не видя ничего вокруг. Перед глазами неотступно маячили две фотографии, до того четкие, что заметна была даже тень Элианычерная тень на песчаной аллее. Снимок сделали, по всей видимости, во второй половине дня. И кто же? Наверняка не Мириам. Она не настолько предприимчива. И потом, она не пошла бы на риск встретить меня. Она прекрасно знает, что я тотчас порвал бы с нею. Тогда, значит, Ронга? Несомненно. Мириам так требовались подробности! Ведь она уже пробовала нарисовать наш дом... Я вспомнил, как поправлял ее набросок... Она послала Ронгу, и та сфотографировала Элиану через ограду. Но колодец?.. Колодец-то зачем понадобился?.. И почему исчезла картина с карьером?
Я подъезжал к Гуа. Вода уже начала заливать дорогу. Я слишком задержался. Этот новый удар добил меня окончательно. Я почувствовал себя опустошенным, словно потерял много крови. Я вылез из машины и подошел к краю откоса. Вода простиралась между маяками, исчерчивая долину длинными светлыми полосами, за которыми пенилось море. Тот берег уже недоступен. Я быстро подсчитал. Проехать можно будет самое раннее в девять, а то и в полдесятого вечера. Может, позвонить? Раньше мне частенько приходилось пропадать на работе с утра до позднего вечера. Но это было до Мириам. До происшествия... В ту пору мне даже не пришло бы в голову предупредить, извиниться. Между Элианой и мной еще не произошло того теплого сближения, под знаком которого протекли последние дни. Теперь же я просто боялся звонить. Элиана почувствовала бы, что я что-то недоговариваю, и встревожилась бы. Один на краю отмели, я созерцал противоположный берег, который повышался к Бурнефу и терялся в мареве. Я застрял тут, не в силах что-либо предпринять, а тем временем Элиана беззащитна перед». я не смог бы ответить точно, перед чем именно, и все же у меня было ощущение, что над ней нависла какая-то смутная угроза. Я окунул ладонь в воду и тупо смотрел, как она высыхает. Казалось, кожу слегка стягивает охлаждающая перчатка. Медленным шагом я вернулся к машине. С таким же успехом я мог бы растянуться на дюне среди чертополохов. Пустота внутри пьянила меня. О том, чтобы вернуться в лес Шез, не могло быть и речи: я отнюдь не жаждал вновь увидеть Мириам. Слишком многое мне требовалось прояснить для себя. Перебраться на тот берег в лодке? Но течение унесет меня на середину залива. Отыскать в Бовуаре кого-нибудь с катером? А что ему сказать?» Мысли мои путались, как у больного в горячке. Я сел за руль. Самое простоеповернуть назад и остановиться где-нибудь на той стороне острова, на океанском побережье. Там наверняка найдется ложбинка в песке, где можно будет поспать до вечера.