Госпожа Хеллер,уточнил он.
Знаю.
Кажется, у нее какая-то львица...
Гепард.
Так вот, зверь снова заболел. Мне передала это негритянка.
У меня нет времени.
Дело ваше. Я только выполнил просьбу.
Я пожал плечами, всем своим видом показывая, что не придаю никакого значения этой госпоже Хеллер и ее гепарду. И по правде говоря, в эту минуту нисколько не кривил душой. Как всегда, я очень сосредоточенно проработал весь день. Немалая часть моего существа была словно оглушена происшествием с Элианой. На следующий день, лаская Тома, я впервые вспомнил о Ньетэ. Но ненадолго и с чисто профессиональным интересом. У животного наверняка нарушен режим. Возможно, его напичкали африканскими снадобьями. Если Ньетэ и вправду заболела, то она, как и все, имеет право на лечение. Я отправился на утренний объезд. Я полностью владел собой, был очень спокоен и немного печален. Мне бы следовало быть начеку с этой скрытой меланхолией. Во мне пробуждался новый Рошель, но я об этом и не подозревал. В полдень я пообедал с Элианойона была чрезвычайно весела, и от этого веселья мне становилось не по себе. Мы вновь заговорили о колодце, ставшем главной темой наших бесед. Вот тогда-то я и задал ей вопрос, который отнюдь не готовился мною заранее, но пришел на ум так, как если бы кто-то мне его подсказал:
Ты была одна?
Конечно.
Я имею в виду...
Но я и сам толком не знал, что́ имел в виду. Элиана была однаона уже подробно рассказала, как все произошло. Мы поговорили еще о матушке Капитан: Элиана намеревалась недели через две отказаться от ее услуг. И я совсем позабыл о мелькнувшем у меня странном подозрении. Вспомнил я о нем совершенно случайно: вечером пересчитывал деньги и обнаружил в бумажнике среди купюр визитную карточку Виаля. Я тотчас подумал о муже Мириам и почувствовал, что подсознательно все время отгонял это воспоминание. Я зажег трубку. Ладно, пускай муж Мириам упал и разбился. Какая тут связь с Элианой? Да никакой. Мириамвдова. Я тоже едва не стал вдовцом. Женился бы я на Мириам?.. Возможно... Несомненно... наверняка! На этом мои рассуждения прервались. Было нечто такое, в чем я не решался себе признаться, и теперь, оказавшись наедине с собой, я решил вскрыть гнойник. Муж Мириам погиб, и никому неизвестно как. Он пошел по дороге, по которой обычно не ходил... Он чтопоскользнулся?.. Почувствовал себя плохо?.. Его толкнули?.. Нет, никто его не толкал, в этом Виаль твердо уверен. Остается несчастный случай. Он упал там, Элиана упала здесь. Чистое совпадение. Что я выдумываю?.. Я посмотрел в сторону укрытого тьмой острова. Я привык рассуждать, черт побери! У меня логический склад ума. Профессия приучила меня наблюдать, анализировать, методично истолковывать явления. Со мной произошла классическая вещь: я долгое время запрещал себе думать о Мириам и, чтобы обойти этот запрет, взрастил в себе беспокойство иного рода. Я перевел проблему в плоскость расследования. Но проблемы-то как раз и не было. Во мне просто снова заговорила страсть. Так? По совести, я был вынужден признаться, что дело обстоит именно таким образом: я хочу вновь увидеть Мириам и придумываю для этого самые невероятные предлоги. Но почему я должен запрещать себе увидеться с Мириам? Увидеться с ней вовсе не означает пасть к ее ногам!
Как видите, я ничего от вас не скрываю. Я хочу во всех подробностях поведать вам о своих терзаниях, чтобы вы поняли: прежде чем решиться, я долго копался в себе, критически все осмысливал. Истина в том виде, в каком она в конце концов передо мной предстала,не моя истина. Как мне кажется, я сумел преодолеть, устранить все, что в этом действе было моим личным вкладом, моей собственной точкой зрения. Я ни на миг не заблуждался на свой счет, когда начал подыскивать благовидный предлог для новой встречи с Мириам. Я сознавал свою неправоту. Я был глубоко несчастлив. Впрочем, я продержался больше недели. В течение всех этих дней я окружал Элиану заботой, лаской, вниманием. Она по-прежнему была очень усталой, хоть и старалась делать вид, что полностью оправилась. Она покашливала и совсем потеряла аппетит. С моей же стороны решимость походила на песчаные замки, что возводят дети на морском берегу. Вот приближаются волны, и донжоны, подмываемые водой, начинают заваливаться. Я все чаще выезжал на прибрежную дорогу. Мне просто необходимо было почувствовать запах выброшенных на берег водорослей. Слегка запрокинув голову, я вдыхал соленый ветер подобно тем одиноким лошадям на дюнах, которые вытягивают шеи, принюхиваясь к окружающему пространству. Инстинкт подсказывал мне: если я пересеку Гуа, опасность неминуемо возрастет. Но вот настал вечер, когда я принял решение хладнокровно, убедившись, что Элиана выглядит неплохо. Да, я омерзителен и до мозга костей порочен. Но я больше не могу. Ветер дул по земле. Водная поверхность бухты была плоская, как в пруду, и первые майские жуки уже бились о стекла. Я завел будильник, поцеловал Элиану. Признаюсь: меня вновь переполняло счастье.
V
Я пересек Гуа в десятичасовой отлив. Передо мной ехали три или четыре машины, и я вспомнил, что начинается пасхальная неделя. Оживленное движение будет мне на руку; с полмесяца можно будет ездить туда-сюда, не привлекая внимания. Как приятно очутиться на острове, вновь увидеть эти узкие дороги меж приземистых домов, изгороди из тамариска и, в промежутках, широкую панораму океана. Деревни, которые я проезжал,Биллярдьер, Гудери, Матуаказались какими-то потусторонними. Я словно и впрямь оказался в воображаемой стране. Мириамтеперь я понимал это куда лучшевышла из моих снов как варварское божество. Я совершаю к ней паломничество. Меня неудержимо влечет к ней. То, что она хочет жить собственной жизнью, меня задевает и кажется вульгарным. У меня, когда я перебирал эти мысли, сжималось сердце, как если бы моя любовь состарилась, и в то же время я стал чувствовать себя не таким уж виноватым перед Элианой. Я ничего у нее не краду, я просто укрываюсь на часок-другой в другом мире, возможно имеющем много общего с миром музыки и чтения. Успокоенный этими рассуждениями, защищенный от Элианы и убереженный от Мириам, наедине со своими тайным счастьем, я торопился в Нуармутье.
Первой мне встретилась Ньетэ. Она подскочила ко мне несколькими беззвучными прыжками и едва не сбила с ногтак велика была ее радость. Она отощала. Кости плачевно выпирали из-под шкуры, и две черные линии, что шли от глаз к углам пасти, казались скорбными морщинами.
Ньетэ!
Я узнал голос Мириам и замер, не решаясь двинуться вперед. И уже готовил извинения. Раздались ее шаги по гравию. Заговорю ли я с ней об Элиане? Неужели не удержусь от искушения рассказать ей все? Она появилась из-за угла дома и застыла на месте. Я сделал навстречу несколько неверных шагов. Гордая Мириам была так потрясена, что вынуждена была опереться о стену. У меня дрожали колени. То, что я ощущал, было страшнее голода и жажды, и когда я прижал ее к себе, то подумал, что того и гляди рухну. Что-то паническое притянуло нас друг к другу. Мы закрыли глаза. Каждый вернул себе выпущенную из рук добычу. Я первый попытался высвободиться.
Нас могут увидеть!
А мне плевать,заявила Мириам.
Мгновение спустя она спросила:
Почему ты так поступил?
Я был занят. В эту пору у меня всегда работы по горло.
Нет. Тут что-то другое... Ты рассердился?
Ну и не без этого, конечно.
Она взяла меня за руку и повела в дом. Она почти бежала. Ногой захлопнула за нами дверь комнаты, сбросила на стул халат. Я вновь обрел свою дикарку, чья искренность опрокидывала все мои рассуждения и перечеркивала все обеты. Я тоже сорвал с себя одежду. Меня сжигал ее пыл. Я был готов выпрыгнуть из своей шкуры. Мы ринулись на поиски чего-то гораздо более важного, чем удовольствие, и это неудержимое стремление не позволяло нам откликаться на мольбы о пощаде. Но вот демоны наконец покинули нас, и мы обмякли, обескровленные, опустошенные, словно из нас только что изгнали бесов. До чего же мы были безумны, веря, будто любовь может избавить нас от наших проблем.
Франсуа... прошептала она. Не оставляй меня больше так надолго одну... Знаешь, я ведь способна возненавидеть тебя.
Уверяю тебя...