Я въехал в Бовуар, в реальный мир. Завтра надо будет наведаться в Гро-Кайу, осмотреть кобылу. Неблагодарная работенка. Я заметил, что хозяин табачной лавки подает мне знаки, но я не был расположен останавливаться. К тому же, не знаю уж по какой ассоциации, я вдруг вспомнил, что ничего не купил для Элианы, хотя до сих пор из каждой поездки в Нант возвращался с каким-нибудь сувениром. Она-то, конечно, ни в чем бы меня не упрекнула. Зато я теперь на протяжении всего вечера рта не открою, терзаясь угрызениями совести. Я невольно сбросил газ. Будь у меня побольше мужества, я бы повернул назад. Предпочел бы исчезнуть. Но я был уже у своего дома; предстояло продолжать жить, лгать, обманывать всех вокруг. Я собирался свернуть к гаражу, как вдруг обнаружил «пежо» доктора Малле. Врачв моем доме? Тут я вспомнил о знаках, что подавал мне Курийо, владелец табачной лавки, и осознал, что случилось что-то серьезное. В этот миг из дома вышел какой-то мужчина и, увидев меня, прокричал:
А вот и он!
Я остановил машину у входа. Последующее происходило в каком-то тумане. Помню только свое изумление и ужас, когда кто-то сказал мне:
Она внизу, в вашем врачебном кабинете.
На крыльце и в вестибюле толпились люди. Передо мной расступились, и я увидел склоненного над Элианой Малле. Он с усилием распрямился и утер лоб.
Она упала в колодец,коротко сказал он и вернулся к прерванному занятиюон делал Элиане искусственное дыхание. Не оборачиваясь, он добавил:Жить будет, но еще бы чуть-чуть...
Какая-то женщина всхлипывала. Я узнал матушку Капитан. Том тоже скулил, и от входа шел гул разговоров. Страх отнюдь не сковал меня. Мне было не впервой попадать в переделки. Я аккуратно выставил матушку Капитана и закрыл за ней дверь. Потом вернулся к доктору. С виду я был совершенно хладнокровен, но под черепом у меня подобно колоколу в тумане беспрестанно бухало: «Колодец... Колодец...» Элиана еще не пришла в сознание. Она была перепачкана землей, мертвенно-бледная, вымокшая, жалкая со своими слипшимися волосами и каплями воды на лбу. Никогда еще я не был так уверен, что люблю ее. Никогда еще мои руки не были столь искусны и заботливы. Малле, изнуренный, закурил сигарету.
Теперь-то она выкарабкалась, но какое-то время мне казалось, что я не верну ее к жизни,сказал он.Еще каких-нибудь три минутыи все, крышка!.. Вызволить ее, похоже, было не так-то просто. Вниз спустился Гаэри, каменщик... Ее привязали. Когда я подъехал, ее как раз поднимали наверх... И на протяжении сорока минут она не подавала признаков жизни. Я был в отчаянии...
Но как это могло произойти?спросил я. (Этот вопрос не давал мне покоя.)
Понятия не имею. Тревогу поднял ваш пес. Он лаял так громко, что пришла соседка. Пес с лаем носился вокруг сруба. Тогда соседка заглянула в колодец и увидела вашу жену, которая еще барахталась... Впрочем, об этом лучше меня расскажет вам она сама. Телефоном она пользоваться не умеет. Она чуть с ума не сошланикого рядом. Тогда она побежала к Пейюссо... Их сын вскочил на свой мопед и поехал за мной. А время-то шло. Можете себе представить. А у меня еще был больной, которого я не мог сразу бросить. В общем, все было против нас. По счастью, в табачной лавке малыш Пейюссо нашел подмогу.
Малле вновь подошел к Элиане, и мы перевернули ее на живот.
Все обойдется,сказал он. Из нее вышла вся вода.
Видно, он так перепугался, что теперь говорил без остановки.
Идите приготовьте грелки. Ей только бронхита не хватало.
Элиана судорожно икнула.
Поторопитесь,прикрикнул на меня Малле.
Я вышел и поблагодарил всех, кто пришел. Мне не терпелось остаться одному, чтобы расспросить Элиану. Раз уж я решил говорить все без утайки, я должен подчеркнуть и эту деталь. Несмотря на все мои страдания, мозг мне буравила одна мысль: узнать, что же произошло. Почему колодец?.. Я был бы меньше потрясен, если бы Элиану, к примеру, сбил автомобиль. Но колодец! Это было так необъяснимо, так ужасно. Я заверил всех, что Элиана вне опасности. Участие этих людей согревало мне душу, но их любопытство раздражало. Тут я подумал о Мириам, о том, как она обрадуется, узнав, что та, кого она называла «другой», была на волосок от смерти; и здесь-то, в этом вестибюле, где говорили все сразу, я осознал, что Мириам действительно имеет права на меня и если бы Элиана умерла... Отмщение, стыд, некое головокружительное прозрениеи я в кратчайший миг обнаружил, кто я: явиновный. Я вернулся. Доктор поддерживал Элиануона уже открыла глаза и теперь смотрела на меня. Я разразился рыданиями. Знаю, сколь условно это выражение, и тем не менее не нахожу лучшего. Судороги сотрясали мне грудь; зло покидало меня. Я вновь мог выдерживать ее взгляд, в который возвращалась жизнь, еще неуверенно, как если бы Элиана не узнавала мир, где только что проснулась. Я не решался ее обнять. Я не мог оторваться от этих глаз, которые, казалось, что-то искали.
Это ваш муж,сказал Малле.
Я опустился подле нее на колени. Она повернула ко мне голову.
Франсуа,еле слышно прошептали ее губы.Как я испугалась... Не уходи.
Скорее в постель. Сейчас не время нежничать,проворчал доктор.Давайте я вам помогу.
Я взял Элиану на руки. Она была как ледышка. У меня было такое чувство, будто я несу свой грех. Я говорю «грех» за неимением лучшего слова. Я никогда не был особенно набожным. Но в этом происшествии я увидел знамение, нечто вроде предупреждения. Случилось бы это, если бы я не познакомился с Мириам? Мысль, конечно, бредовая. Но я был просто болен от жалости, от угрызений совестидо такой степени, что на лестнице поклялся покончить с собой, если Элиана умрет.
Правда, я знал, что она вне опасности. Но это не мешало моим мыслям вертеться вокруг моей собственной смерти. Вероятно, таким образом я старался усугубить свои страдания и тем самым поставить себя на одну доску с Элианой; чем несчастней я буду выглядеть в ее глазах, тем увереннее во мне она будет. Я спрашиваю себя, уж не стремился ли я с лицемерием педанта принять последние меры предосторожности. Впрочем, не исключено, что мне это только теперь так представляется. Я уложил Элиану; Малле тем временем готовил шприц и ампулы. Я не сумел бы перечислить людей, которые по-прежнему толклись на первом этаже. Забыл я и то, что говорил им позднее. Я сам вижу, что мое повествование сбивчиво, непоследовательнотеперь, когда все уже свершилось, я мог бы заполнить пробелы в нем, вернуть событиям их статус заурядных происшествий. Но я предпочитаю, раскрывая их, раскрывать себяведь это во мне они приобрели свой истинный размах. До сих пор моя любовь к Мириам была лишь захватывающей игрой. Начиная с этого вечера я узнал, что она таинственным образом стала чем-то большим, чем игра. Эти мысли и переживания поглощали меня целиком, пока я дежурил у изголовья Элианы. Доктор уехал. Элиана спала. Я бесшумно расхаживал по комнате, время от времени поглядывая на Элиану. Живя с ней уже долгие годы, я, оказывается, никогда по-настоящему не видел ее. Сейчас она с немного пугающим спокойствием отдыхала, вытянув руки на одеяле ладонями вниз, и была исполнена невероятного достоинства. Я отметил энергичный рисунок ее рта и прорезавшую ее лоб складку озабоченности. Она не обладала ни красотой, ни элегантностью Мириам. Такая, какой она былаодновременно чистая и упорная,она внушала мне бесконечное уважение. Онамоя жена. Я чуть было не потерял свою жену. Мириам украшает мою жизнь, но Элианасама суть моей жизни. До наступления утра я мусолил эти унылые истины, которые подавляли меня своей железобетонной очевидностью. В конце концов я сел в кресло у постели и провалился в сон. Проснувшись, я увидел, что Элиана, опершись на локоть, смотрит на меня. Я вскочил.
Элиана!
Она печально улыбалась.
На этот раз я долго сжимал ее в объятиях. Говорить я уже не мог. Насколько легко мне было уверять Мириам в своей любви, настолько невозможно было говорить нежные слова Элиане. Мне даже не хотелось ее приласкать. Но, прижавшись щекой к ее щеке, я чувствовал, как уменьшается, тает душивший меня груз горечи. Она здесь, и я здесь. Если б я открыл рот, то наверняка бы все опошлил. И все-таки наступил момент, когда еще немногои молчание утратило бы свое драгоценное свойство. Первой его нарушила она.